– Вовсе нет.
– Я серьезно…
– От вас нет проблем. Оставайтесь, сколько хотите.
– Но похоже, Джордж…
– Забудь о нем. Он родился нахмуренным.
Синди ухватилась за возможность. Она указала на дверь, едва заметно кивнув. Карлотта не поняла.
– Нам нужно поговорить, – сказала Синди. – Давай выйдем.
Они вышли и закрыли за собой дверь.
Синди посмотрела Карлотте в глаза.
– Ты не все мне рассказала, – начала Синди. – Что случилось?
– Я рассказала все.
Синди заметила, как уклоняется от ответа Карлотта. Что бы это ни было, оно ее пугало. Но до какой степени можно давить на своих друзей?
– Я хочу лишь одного, Карли, – сказала Синди, – чтобы ты взяла себя в руки. Ты мне веришь?
– Конечно верю.
– Но если ты не хочешь, я не смогу помочь.
– Клянусь богом, Синди. Я говорила правду.
Но глаза Карлотты скрывали темную истину, и Синди придется вытаскивать ее силой.
Синди потянула Карлотту подальше от двери. Внизу журчала вода, имитирующая гавайский водопад. По красной черепице крыш переулка позади здания пробежали две кошки, шипя и ворча. Солнце садилось, далекий оранжевый шар плыл сквозь дымку. Карлотта вздрогнула от странного и внезапного ветра.
– Ты на наркотиках? – тихо и испуганно спросила Синди.
– На наркотиках? Я? Конечно нет!
Синди посмотрела Карлотте в глаза и быстро их изучила.
– Люди принимают наркотики, а потом им мерещится всякое, – сказала Синди. – Даже если они этого не хотят.
– Бог мне свидетель, Синди. Да я пальцем к ним не притронусь.
– Франклин Моран сидел на них.
Карлотта надулась. Воспоминание об этом грубом лице с мальчишеской улыбкой всплыло у нее перед глазами. А также тошнотворно-странные ночи, за которыми следовали сладко-грустные утра…
– Но я не принимала, – тихо возразила Карлотта. – Даже в руки не брала. Именно это и встало между нами. Ну, первым, – добавила она с оттенком горечи.
Синди замешкалась.
– Тогда в чем дело?
– Ни в чем. В смысле я не хочу об этом говорить, – ответила Карлотта.
– Я не собиралась давить, Карлотта, но нельзя скрывать все вечно, иначе ты сломаешься.
Карлотта попыталась зажечь сигарету, но холодный ветер постоянно тушил спички. Когда она подняла голову, в глазах у нее стояли слезы.
– Меня изнасиловали, – сказала Карлотта.
Рука Синди на автомате прикрыла рот. Она была в шоке.
– Изнасиловали, – попыталась повторить Карлотта, пока незажженная сигарета дрожала у нее во рту, но слово получилось почти беззвучным.
– Боже правый, – прошептала Синди.
Карлотта отвернулась. Неужели ее уже никогда не покинет чувство, будто она прогнила? Ей снова казалось, что ее очернили с ног до головы, опустили, и ей уже никак не отмыться.
– Господи боже, – все, что могла сказать Синди. Слезы наполнили и ее глаза, она мягко потянулась и дотронулась до плеча Карлотты. Затем они обнялись. – Прости… я не знала… даже не догадывалась… солнышко! – Синди могла выдавить только это.
– О, Синди, – плакала Карлотта. – Это было… меня словно… сломали… сломали изнутри…
– Моя хорошая… о господи! Как такое могло случиться?
– Я была одна в комнате, и меня что-то схватило… задушило… я почти отключилась… все почернело…
Карлотта отстранилась от Синди. Ей было до странного холодно. Ночной ветер развевал ее волосы, мягко поднимал со лба, ее темные глаза вдруг стали очень далекими и холодными.
– Ты не понимаешь, да? – спросила Карлотта.
– Конечно же я…
– Я не врала о том, что выходит из стен.
Синди могла только смотреть.
– О чем, черт возьми, ты говоришь? – прошептала Синди.
– Вот видишь? Это было и этого не было… Меня изнасиловали и избили, но никто не приходил… Я чуть не умерла, но когда включили свет, я была одна.
Синди не могла понять.
– Ты вызвала полицию? – наконец прошептала она.
– Синди, Синди, моя логичная Синди! Я была одна в кровати… когда включили свет. Этот… мужчина, чем бы он ни был, исчез, пропал, как плохой сон…
Рука Синди неподвижно лежала на горле – поза человека, который не может понять простейших деталей самого необычного явления, даже когда их объяснили.
– Я не понимаю, – сказала Синди. – Тебя… избили или нет?..
– Конечно да. Он напал на меня. Почти задушил. Потом использовал меня, и отвратительно. А когда включили свет, он исчез, словно… словно его и не было.
Синди прислонилась к перилам. Она видела, что Карлотта говорила правду. Понимала по тому, как Карлотта избегала прямого взгляда, прятала красивое лицо из чувства стыда и унижения, само воспоминание о нападении все еще жгло ее, а глаза светились страхом. Карлотта повернулась к Синди.
– Видишь? Ну? – потребовала Карлотта. – Ответа нет, так ведь? Это правда и неправда. Это произошло и не произошло. Я сошла с ума! Я сошла с ума, Синди! Дважды!
– Это случилось снова?
– Следующей же ночью! Как думаешь, почему я сбежала, когда услышала то же самое в третий раз?
– Но сейчас, пока ты со мной?..
– С тобой все хорошо. Но я не знаю, сколько это продлится. Я боюсь идти домой. Боюсь оставаться одна.
– Конечно, – сказала Синди, явно пораженная. – Я тебя не виню.
Долгое время они обе молчали. Хоть и было холодно, женщины стояли в тишине. Синюю ночь теперь освещали красные и зеленые огоньки на пальмах. Карлотта тряслась от холода. Синди, обычно такая умная и логичная, потерялась в бесконечном лабиринте мыслей. Это просто нельзя было объяснить. Невозможно.
– Тогда оставайся здесь, Карлотта, – сказала Синди. – Столько, сколько нужно.
Карлотта кивнула. Она смотрела в пустоту, заставляя мозг сосредоточиться. Затем высморкалась в маленький платок. И пригладила волосы, разметавшиеся от холодного ветра.
– Но я думаю, – продолжила Синди, – тебе надо к психиатру.
– Я не смогу его оплатить.
– Можно пойти в бесплатную.
– Там не лечат голову.
– Конечно лечат. Можно обратиться в клинику при университете. Оплата всегда добровольная, а если ты на соцобеспечении, то цена еще и смешная.
Карлотта кивнула и улыбнулась.
– Думаешь, я свихнулась? – спросила она.
– Не знаю. Но меня это пугает.
– Ладно. Может, зайдем в квартиру?
Синди кивнула. Женщины, держась за руки, повернулись, подошли к двери и разжали пальцы, когда заходили.
– Не говори Джорджу, – попросила Синди. – Он в этом плане не продвинутый.
– Я бы в жизни никому не сказала, кроме тебя, – прошептала в ответ Карлотта.
– Хорошо. Улыбнись. Заходим.
И Синди открыла дверь. Билли и девочки подняли головы. «С подозрением», – подумала Карлотта. Вглядываясь в ее лицо в поисках скрытых признаков. Казалось, они инстинктивно понимали, когда она думала об этом ужасе, будто читали ее мысли, а затем вернулись к игре на кухонном столе. Вошел Джордж со сложенной газетой, бросил взгляд на Карлотту, затем на Синди.
– Здесь вообще будет еда? – спросил он.
– Через минутку, Джордж, – ответила Синди.
– Господи, – пробормотал он.
Джордж взял в руки пульт от телевизора. Билли уронил на пол несколько карточек. Карлотта порылась в сумке в поисках книжки, села и притворилась, что читает. Казалось, каждый раз, когда она говорила или думала об этом, все происходило снова, захватывало ее жизнь, весь ее мир, подобно густому туману. Злобному. Вонючему. Единственным звуком радости было пение Синди на кухне.
Прошел четверг. Пятница. В вечернем воздухе появился запах озона. Он давил на Карлотту.
Джули и Ким спали на диване. Билли спал у стены рядом с телевизором. Джордж ворчал, когда переступал через Билли по утрам. Ужин был тихим и угрюмым. Джордж брал вилкой горошек и сминал ножом.
Карлотта не пошла к психиатру. Проблема становилась все более далекой. Мир превращался во что-то менее страшное, более дружелюбное. Физически она чувствовала себя хорошо. Спать на полу было полезно для спины. И Синди положительно на нее влияла. Жизнь снова стала целостной.
Днем она старательно работала за огромной пишущей машинкой в школе секретарей имени Картера. Высокий, худощавый мистер Рейц, чьи волосы стали значительно тоньше с давно минувших дней юности, расхаживал взад и вперед с секундомером в руке. Кабинет переполнял стук сорока работающих машинок.
– И… стоп! – скомандовал мистер Рейц. – Тридцать слов. Кто успел напечатать тридцать за минуту? Тридцать пять? Отлично. Сорок. Кто-то успел сорок?
Карлотта подняла руку. Мистер Рейц подошел ближе и просмотрел ее работу.
– Следи за заглавными буквами, – посоветовал он. – Надо сильнее. Четко и сильно.
В соседнем ряду другая девушка ответила за подругу.
– Хуанита, – сказала она. – Хуанита напечатала сорок слов, сэр.
Мистер Рейц подошел к столу и нахмурился.
– Скажи ей, что у нее все еще слабый мизинец, – заметил он. – Не надо поворачивать кисть. Надо нажимать резко и твердо.
Его слова перевели на испанский. Мистер Рейц вернулся к главному столу. Курсы финансировал округ Лос-Анджелес. Большинство веселых, хихикающих девочек здесь получали пособие, некоторые снова забеременели.
Карлотта выглянула в окно. Несколько долговязых подростков в прыжке забрасывали баскетбольные мячи в кольцо на соседнем асфальтированном дворе. Их лица блестели от пота. Стоял ленивый, жаркий день, внутри пахло старым домом, немного плесенью и мелкой пылью, которая невесть откуда оседала на столы и окна.
«Как прекрасна жизнь», – подумала Карлотта. Кто бы мог подумать, что дочь священника из Пасадены будет счастлива отбивать заглавные буквы ради социального обеспечения? И все же она была счастлива. Ей нравились девочки, угловатый мистер Рейц, такой нелепо формальный и в то же время рассудительный, ей нравилось совершенствоваться день ото дня, получать оценки. «И все-таки, – подумала Карлотта, – жизнь наполняют простые вещи». В это верил Боб Гарретт и научил этому ее. Маленькие детали, которые можно вышить на богатом полотне чувств.