Лицо миссис Дилворт сморщилось гирляндой морщинок.
– Конечно, и Билли тоже.
Все было решено. Карлотта гадала, обошла ли пропасть, или упала в нее. Чем больше она думала об этом, тем меньше ей нравилась мысль о том, что дети будут находиться в этом поместье. И все же это казалось единственным выходом. Теперь пути назад не было.
Карлотта взяла Ким на руки и прижала к старушке.
– Ким – тот еще неугомонный монстр, – с улыбкой сказала Карлотта. – За ней придется следить, если она возьмет в руки карандаши.
Ким внезапно почувствовала на своей щеке нежный поцелуй с запахом сирени. Она испуганно подняла глаза.
– Какие красивые дети, – сказала миссис Дилворт.
Джулия поцеловала бабушку и почувствовала, как ее горячо обнимают.
– Что ж, – произнесла миссис Дилворт, подмигивая, – остался ты, Билли.
Билли стоял неподвижно, не зная, отступить или подойти ближе. И вдруг почувствовал, как его обнимают две тонкие теплые руки.
– Моя машина внизу, – прошептала миссис Дилворт. – Такая же старая, как и я. Но места достаточно.
– Что за машина? – пролепетал Билли.
Миссис Дилворт повернулась к сопровождающей.
– О, Хетти, скажи сама.
– Седан «Паккард» 1932-го, – ответила медсестра несколько повелительным тоном.
– Ух ты! – прошептал Билли.
Карлотта так беспокоилась, что ее дети будут жить в тех самых комнатах, где ее мучили, что даже не заметила, как уже провожала всех в коридоре. Она легонько поцеловала мать в уголок рта. Почувствовала хрупкость костей, легкую дрожь в руках. Казалось, в каждом вдохе пожилой женщины ощущалась смертность.
Внезапно дом в Пасадене обрел реальность. Это было всего лишь поместье с розовыми садами и живыми изгородями. Ужас был не там, не в физическом пространстве, а внутри, в ее чувствах, и они принадлежали маленькой девочке, которой, возможно, больше не существовало.
Карлотта нежно поцеловала детей на прощание.
– А мамочка не с нами? – спросила Ким, пока они медленно шли по коридору, миссис Дилворт держалась за руку Карлотты.
– Скоро, Ким… – сказала Карлотта. – Я приеду скоро.
– Господь будет к тебе милостив, Карлотта, – сказала миссис Дилворт. – Не оставляй веры в исцеление.
Карлотта обернулась со слезами на глазах, когда вся ее семья вошла в лифт и двери начали закрываться. Она даже не заметила, как Джули помахала ей рукой.
В ту ночь Карлотта не могла уснуть. Она нервно расхаживала по комнате. По этой гибридной комнате, так странно похожей на ее собственную, с необычным запахом, такой чужой и со странным светом от далеких люминесцентных ламп через полупрозрачное стекло. И все же это ее кровать, ее шкаф, ее ковер, ее ночной столик. Как будто все, кроме самого кошмара, было перенесено в закрытое крыло университета.
Сегодня здесь все, кроме него. Одиночество, отстранение от всего мира и ожидание, вечное ожидание. Все нереально. Мир отделился от меня – мое тело, мои дети, моя мать. Даже мысли приходят сами по себе. Крафт занят своими электронными тестами. Доктор Кули атакует меня опросниками. Только Механ интересуется тем, как я себя чувствую. Врачи и ученые всегда такие холодные, такие отстраненные. Они никогда не знают, каково это – по-настоящему бояться.
Карлотта перестала писать. Всегда наступает момент, когда лучше не писать, не выражать, а держать в себе. Ведь, если выплеснуть это наружу, можно открыть дверь другим, более глубоким вещам, где разум кружится, барахтается, как перышко, падающее в бесконечную черноту.
Затем она почувствовала его.
Каким-то необъяснимым образом он оказался у окна. Карлотта обернулась. Онисчез. Она ничего не видела. Ничего не чувствовала. Было тихо. Но он был там, а теперь исчез. На мгновение.
Женщина позвонила доктору Кули.
Доктор Кули вздрогнула, просыпаясь. Она посмотрела на монитор, настроилась и увидела только плечо и голову Карлотты в нижней части кровати. Кули завернулась в лабораторный халат и постучала в дверь.
– Миссис Моран? С вами все в порядке?
Карлотта открыла дверь. Доктор Кули сразу поняла, что она на грани истерики. Она оказалась в этом состоянии за те полдня, в течение которого ее мать пришла и ушла.
– Пожалуйста, проходите, – пригласила Карлотта.
Доктор Кули вошла. Она почувствовала неприятный запах. Что-то, похожее на запах готовящейся пищи. Очень странный запах.
– Я почувствовала его.
Можно было не спрашивать кого. Доктор Кули чувствовала напряжение в комнате. Возможно, оно исходило от Карлотты. Почти осязаемое, электрическое напряжение.
– Когда?
– Пару минут назад. У окна.
Доктор Кули подошла к окну. В прозрачном сиянии неясные очертания грязи и пузырьков на поверхности тянулись к стеклу, как руки. Она задернула шторы.
– Должно быть, здесь правда тяжело спать, – сочувственно сказала доктор Кули. – Идущий через эти окна свет образует очень странные узоры.
– Я его не увидела. Я его почувствовала.
– Чего он хотел?
– Теперь все иначе, доктор Кули…
– В каком смысле?
– Я боюсь, доктор Кули. Я боюсь за всех нас.
26
Когда до окончания эксперимента оставалось менее сорока восьми часов, доктор Кули обратилась к декану Осборну с просьбой о срочном продлении на неделю. Оно было оформлено в виде служебной записки и лично доставлено в офис декана Осборна Джо Механом. Час спустя она получила ответ от декана – такой же официальный, на фирменном бланке университета. Там говорилось, что четвертый этаж необходимо освободить в установленные сроки для проведения капитального ремонта, а также для исследования Национального научного фонда воздействия ультрафиолета на сетчатку глаз рептилий.
Ночью 23 мая Крафту приснилось, что он видит разрушенные ландшафты, искривленные, запретные формы в виде деревьев, клубящиеся облака какого-то ядовитого газа…
Где он уже такое видел? Именно такое Карлотта описывала в своем дневнике.
– Эти сны очень важны, – прошептал Крафт Механу. – Они показывают, что между нами устанавливается контакт.
– Бред. Ты просто слишком увлекся.
– Возможно, но это также указывает на близость…
– Мне все время снится работа, – сказал Механ, снова ложась спать.
Сверху на них смотрели черные, пустые, безмолвные экраны мониторов.
В воображении Крафта в нереальном небе, высоко и далеко, парили темные птицеподобные фигуры, которые отнюдь не были птицами. Ему так хотелось увидеть тот странный, пугающий мир, который видела Карлотта. Крафт почти ощущал его – запретный, уничтожающий, но при этом завораживающий.
Но устройства ничего не записали ночью. Голографическая камера оставалась неподвижной статуей. Лента бесконечно крутилась, тратя впустую километры дорогого материала. Тепловизионные карты показывали одни и те же комнаты, снова и снова, и единственным изменением была фигура Карлотты, когда она расхаживала по комнате или останавливалась, чтобы сделать запись в дневнике.
Время летит как ветер. В какой-то момент мы молоды и боимся темноты, а потом вырастаем, но темнота никуда не уходит. Никто из взрослых не говорит нам, что все будет хорошо. Они не могут успокоить полуправдой и историями. И все же, сможем ли мы когда-нибудь по-настоящему вырваться из этой тьмы? Кто-нибудь может быть свободным?
Когда Крафт снова погрузился в сон, лазеры были направлены на пустые стены, пустые коридоры, пустые комнаты. Концентрация ионов была на удивление стабильной. Никаких изменений.
Но Карлотта посмотрела на часы.
00:43.
Сегодня он вернулся. Почему никто больше об этом не знает? Ученые бегают и сверяют показания, как будто все в порядке. Возможно, доктор был прав – я сумасшедшая. Но как такое может быть, ведь другие тоже почувствовали его силу?
Разум Карлотты начал наполняться странными образами, сначала из Пасадены, из поместья, а затем, когда она погрузилась в сон, все превратилось в абсолютно незнакомый пейзаж, разрушенный и искаженный будто каким-то давним катаклизмом, и это было мрачно, невыносимо страшно.
День прошел. В воздухе витало какое-то напряженное ожидание. Хотя все занимались обычной рутиной.
– Я почувствовала его прошлой ночью, мистер Крафт, – наконец прошептала Карлотта ближе к вечеру.
– Да, я знаю, – ответил Крафт. – Доктор Кули мне передала.
– Он был снаружи.
– Снаружи? В смысле в воздухе? Снаружи здания?
– Нет, снаружи, вне мира. Он хочет прийти в тот мир, где я нахожусь. Он хочет уничтожить нас всех.
– Вы не верите, что мы сможем сдержать его своими устройствами?
– Уже нет. Он – самое сильное существо на земле.
Позже вечером доктор Кули прочла дневник. Предчувствия Карлотты соответствовали классическим симптомам сверхчувственного предвидения.
Той ночью никто не спал.
Затем, утром 24 мая, незадолго до восхода солнца, Механ услышал тихий писк. Он открыл один глаз. На мониторе мягко вспыхнул красный огонек. Быстро проснувшись, Механ подошел к экрану, нажал на кнопку и увидел только пустую спальню.
– Пожалуйста, – услышал он тонкий, прерываемый помехами голос Карлотты, – помогите мне… мистер Крафт… мистер Механ…
Механ быстро пересек коридор, натягивая лабораторный халат поверх пижамы. Постучал. Ответа не последовало. Он услышал, как где-то внутри сдавленно всхлипывает Карлотта. Достал из кармана ключ и толкнул дверь.
В спальне никого не было. Гостиная была пуста. Механ повернулся и быстро прошел на кухню. Было холодно. Карлотты там не было.
– Мистер Крафт, мистер Механ, – послышался ее жалобный голос.
Механ постучался в ванную.
– Это я, Джо Механ. С вами все в порядке?
Он приоткрыл дверь. Карлотта, завернувшись в свой красный халат, забилась в импровизированный угол комнаты, где под окном стояла ванна.