Если бы я не нуждался в людях, то не нуждался бы и в мире. Я примиряюсь, я сближаюсь с миром только посредством другого человека. Без другого лица мир казался бы мне не только мертвым и пустым, но и бессмысленным и неразумным. Человек познает себя только благодаря другому; а для того, чтобы понимать мир, я должен понимать самого себя и Человек, существующий исключительно ради себя, бессознательно и безразлично потерялся бы в океане природы; он не понимал бы ни себя как человека, ни природы как таковой. Первый объект человека есть человек. Понимание природы, влекущее за собой сознание мира как мира, относится к более позднему времени, ибо оно возникает впервые чрез акт отделения человека от себя самого. Греческим натурфилософам предшествовали так называемые семь мудрецов, мудрость которых относилась только к человеческой жизни. Следовательно, посредником между «я» и сознанием мира является сознание второго лица. Так человек становится Богом человека. Своим существованием он обязан природе; а тем, что он человек, человеку. Без другого человека он ничего не может сделать не только в физическом, но и в духовном отношении. Четыре руки могут сделать больше, чем две; две пары глаз видят лучше, чем одна. И эта объединенная сила отличается от единичной не только количественно, но и качественно. Единичная человеческая сила ограничена; соединенная с другими, она бесконечна. Знание одного человека ограничено, но неограничен разум, не ограничена наука, ибо она есть акт всего человечества, и не только по тому, что над созданием науки работает бесчисленное множество людей, но и по тому, что научный гений известной эпохи соединяет в себе определенным, индивидуальным образом умственные силы всех предыдущих гениев, благодаря чему его сила не является единичной. Остроумие, проницательность, фантазия, чувство, как нечто отличное от ощущения, разум — все эти так называемые душевные силы суть силы всего человечества, а не отдельного человека; они суть продукты культуры, продукты человеческого общества. Огонь остроумия зажигается только там, где человек сталкивается с человеком, поэтому его больше в городе, чем в деревне, и в больших городах больше, чем в маленьких. Чувство и фантазия зарождаются только там, где человек согревается близостью человека; поэтому любовь, акт общественный, порождающий величайшие страдания при отсутствии взаимности, является первоисточником поэзии. И разум возникает только там, где человек говорит с человеком; он зарождается только в речи, акте общественном. Первые акты мышления были вопросы и ответы. Сначала мышление обусловливалось двумя. На более высокой ступени культуры человек удвояется, и теперь он может одновременно играть роль первого и второго лица. Поэтому древние, чувственные народы отождествляли мышление и слово. Они мыслили только тогда, когда говорили; их мышление состояло только в разговоре. Простонародье, т. е. люди, не получившие отвлеченного образования, и до сих пор не понимают написанного, если они не читают вслух, не произносят текста громко. В этом отношении Гоббс вполне справедливо производит разум человека от слуха.
Космогоническое начало в Боге, сведенное на отвлеченные логические категории, выражает собою только тавтологию: различное может, произойти только из начала различия, а не из простой сущности. Христианские философы и богословы, защищавшие учение о сотворении мира из ничего, не могли совершенно обойти старого правила: «из ничего не выходит ничего», ибо оно выражает закон мышления. Правда, они не считали началом различных материальных вещей действительную материю, но за то они сделали началом действительной материи — Сына, который есть мудрость, наука, и разум Отца, который есть совокупность всех вещей, духовная материя. Различие между языческой вечностью материи и христианским творением заключается только в том, что язычники приписывали миру действительную, объективную, а христиане сверхчувственную вечность. Вещи существовали до начала века, но не как объект чувства, а как объект духа. Христиане, принципом которых был принцип абсолютной субъективности, мыслили все только при посредстве этого принципа. Поэтому материя субъективная, воображаемая, представляемая их субъективным мышлением, кажется им первоначальной материей, — значительно превосходящей действительную, чувственную материю. Но тем не менее это различие есть только различие в образе бытия. Мир вечно пребывает в Боге. Или, может быть, он возник в нем подобно внезапному капризу, прихоти? Но человек, допускающий такую мысль, обожествляет только свое собственное неразумие. Если я не лишен рассудка, то я могу выводить мир только из его сущности, из его идеи, т. е. выводить один образ его существования из другого — иначе говоря: могу выводить мир только из него самого. Мир заключает свою причину в самом себе, как и все в мире, что претендует на название истинной сущности. Differentia specifica, своеобразная сущность, все, что сообщает существу определенный характер, есть нечто необъяснимое, непроизводное в обыкновенном смысле, что существует чрез себя и имеет свое основание в себе самом.
Различие между миром и Богом, как творцом мира, есть только формальное, не существенное. Существо божие — ибо божественный разум, совокупность всех вещей, есть сама божественная сущность, поэтому Бог, мыслящий и сознающий себя, мыслит и сознает мир — существо божие есть ничто иное, как отвлеченная, производная, мыслимая сущность мира; асущность мира — не что иное, как действительное, конкретное, чувственно созерцаемое существо божие; поэтому творение есть не что иное, как только формальный акт. Все, что до начала творения было объектом мысли, разума, становится благодаря творению объектом чувства, но по содержанию пребывает неизменным, хотя и остается необъяснимым происхождение действительного, материального предмета от предмета мысленного.
То же можно сказать о множественности и различии, если мы возводим мир к этой отвлеченной категории в противоположность простоте и единству существа божия. Действительное различие может быть выведено только от существа, различного в самом себе. Но я переношу различие на первоначальное существо, ибо различие есть для меня истинная сущность. Если различие ничтожно само по себе, то оно немыслимо и в принципе. Я представляю себе различие как сущность, как истину, только в том случае, если я произвожу его из первоначальной сущности, и наоборот, то и другое тожественно. Разумное выражение этого есть следующее: различие составляет такую же неотемлемую принадлежность разума, как и единство.
Но если различие является существенным определением разума, то я могу выводить различие только из различия, объяснять его только им самим, ибо оно есть первоначальная, сама собою понятная, самое себя утверждающая вещь. Откуда произошел мир, отличный от Бога? Из различения Богом себя от себя самого. Бог мыслит себя, он служит объектом для себя, он отличает себя от себя — следовательно, одно различие, мир, вытекает из различия другого рода, внешнее из внутреннего, сущее из действенного, из акта различения. Таким образом я основываю различие на нем самом, т. е. оно есть первоначальное понятие, граница моего мышления, закон, необходимость, истина. Последнее различие, которое я могу мыслить, есть различие существа от себя и в себе. Различие одного существа от другого понятно само собой, оно обусловливается их существованием, является очевидной истиной: их два. В мышлении же я обосновываю различие только тогда, если я приписываю его одному и тому же существу, если я связываю его с законом тождества. В этом заключается последнее, истинное различие. Космогоническое начало в Боге, сведенное к его последним основаниям, есть не что иное, как акт мышления, объективированный в своих простейших элементах. Если я отниму от Бога различие, то у меня не будет материала для мышления; Бог перестанет быть объектом мышления; ибо различение есть существенный принцип мышления. И поэтому, допуская в Боге различие, я утверждаю, я объективирую истинность и необходимость этого принципа мышления.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯТайна мистицизма или тайна существования природы в Боге
Интересный материал для критики космогонических и теогонических фантазий представляет учение о вечной природе в Боге, почерпнутое из Якова Беме и воспроизведенное Шеллингом.
Бог есть чистый дух, светлое самосознание, нравственная личность; природа, напротив, по крайней мере в некоторых частностях, беспорядочна, мрачна, безнравственна или ненравственна. Но нечистое не может исходить из чистого, мрак из света. Как же произвести от Бога эти очевидные противоречия в божественных свойствах Для этого необходимо предположить эту нечистоту, этот мрак в Боге, различать в самом Боге начало света и мрака. Другими словами; мы только тем можем объяснить происхождение мрака, что вообще откажемся от представления о происхождении и допустим, что мрак существовал от века[43].
Мрачная сторона природы заключается в иррациональном, материальном, в природе собственно в отличие от разума. Простой смысл этого учения таков: природу, материю нельзя объяснять разумом и выводить от разума; она скорее является основой разума, основой личности; сама же она не имеет основания. Дух без природы есть только абстракт: сознание развивается только из природы. Но это материалистическое учение окутывается в мистический мрак и выражается не ясными, простыми словами разума, а с помощью священного слова «Бог». Если свет в Боге происходит из мрака, пребывающего в Боге, то он происходит по тому лишь, что свет обладает свойством освещать мрак и следовательно предполагает мрак, но не делает его. Если ты подчиняешь Бога всеобщему закону (что необходимо, если ты не хочешь приписывать Богу бессмысленной прихоти), если самосознание в Боге, как и самосознание само по себе, обусловливается естественным началом, то почему ты абстрагируешь его от Бога? То что является законом для сознания вообще, есть закон для сознания всякого личного существа, будь то человек, ангел, демон, Бог, или что угодно. К чему же сводятся, по внимательном рассмотрении, оба начала, существующие в Боге? Одно сводится к природе, по крайней мере к природе в том виде, как она существует в твоем представлении, к природе, отвлеченной от действительности: другое к духу, сознанию, личности. Ты называешь Бога Богом не в силу его задней, оборотной стороны, а в силу лишь его передней стороны, его лица, где он является тебе как дух, как сознание. Следовательно, характерной сущностью его является то, что делает его духом, разумом, сознанием. Почему же ты делаешь истинный субъект в Боге, т. е. дух, простым предикатом, будто Бог есть Бог помимо духа, помимо сознания? Потому, конечно, что ты мыслишь как раб мистически-религиозного воображения, и тебе приятно блуждать в обманчивом полусвете мистицизма.