Мистицизм есть девтероскопия. Мистик размышляет о сущности природы или человека, но воображая при этом, что он созерцает другое, отличное от них обоих личное существо. Мистик исследует те же предметы, что и обыкновенный, сознательный мыслитель, но действительный предмет представляется мистику воображаемым, а воображаемый действительным. Поэтому и здесь, в мистическом учении о двух началах в Боге, действительный предмет — патология, воображаемый — теология, т. е. патология обращается в теологию. Это не заслуживало бы возражения, если бы действительная патология сознательно и открыто признавалась теологией; наша задача в том и состоит, чтобы показать, что теология есть скрытая от самой себя, эзотерическая пато антропо — психология, и что поэтому действительная патология, действительная антропология, действительная психология имеют больше права на название теологии, чем теология, которая на самом деле есть не что иное, как воображаемая психология и антропология. Но содержанием этого учения или созерцания должна быть не патология, и именно потому это учение есть мистическое и фантастическое а теология, теология в старом или обыкновенном смысле слова. Теология должна объяснять нам сущность другого, отличного от нас существа, но вместо этого она раскрывает нашу собственную сущность и снова ее затемняет, утверждая, что она должна быть сущностью другого существа. Не разум человеческих индивидов (это было бы слишком тривиальной истиной), а разум Бога должен сперва освободиться от страстей природы; не мы, а Бог должен подняться над смутными, неесными чувствами и стремлениями на высоту ясного познания; не в нашем способе представления, а в самом Боге ужас ночи должен предшествовать радостному сознанию света. Одним словом, в этом учении должна быть изображена не история человеческой болезни, а история, т. е. развитие болезни Бога — развитие есть болезнь.
Космогонический процесс различения в Боге обнаруживает перед нами свет силы различения, как божественную сущность; ночь же или природа в Боге, «pensеes confuses» Лейбница, представляются нам божественными силами, или потенциями. Но «pensеes confuses», смутные, темные представления и мысли, вернее образы выражают собою плоть, материю; чистому, отделенному от материи разуму присущи только ясные, свободные мысли; ему не свойственны смутные, т. е. плотские представления, материальные, возбуждающие фантазию, волнующие кровь образы. Поэтому ночь в Боге говорит только о том, что Бог есть не только духовное, но и материальное, телесное, плотское существо. Но человек является и называется человеком не в силу своей плоти, а в силу своего духа; то же и Бог.
Но мистическое учение выражает это лишь в смутных, неопределенных, двусмысленных образах. Вместо сильного и потому точного и пикантного выражения: плоть, оно употребляет неопределенные, отвлеченные слова: природа и основание. «До Бога не было ничего и вне Бога нет ничего, следовательно, основание его существования заключается в нем самом. Это говорят все философы; но они рассматривают это основание как простое понятие, не придавая ему ничего реального и действительного. Это основание бытия Бога не есть сам Бог, созерцаемый абсолютно, т. е. Бог сущий; ибо это есть только основание его существования. Оно есть природа в Боге, неотделимая, но отличная от него сущность. Это отношение можно аналогично (?) объяснить отношением силы тяжести и света в природе». Но это основание есть неразумное начало в Боге. «То, что является началом разума (в нем самом), не может быть разумным». «Из этого неразумного родился разум в собственном смысле. Без этого предварительного мрака не было бы действительности творения». «Эти отвлеченные понятия о Боге, как actus purissimus, выставленные древней философией, также как и понятия новой философии, которая стремится удалить Бога из природы, совершенно не удовлетворительны. Бог есть нечто более реальное, чем простой нравственный миропорядок; ему свойственны иные, более живые двигательные силы, чем те, которые ему приписывает скудная утонченность отвлеченных идеалистов… Идеализм, не основанный на живом реализме, приобретает значение такой же бессодержательной, отвлеченной системы, как догматические системы Лейбница, Спинозы и др.». «Пока Бог современного теизма будет оставаться существом простым, но на самом деле лишенным всякой сущности, каким он является во всех новейших системах, пока мы не признаем в нем действительного двойства и не противопоставим утверждающей, расширяющей силе силу ограничивающую, отрицающую: до тех пор отрицание личного Бога будет научной истиной». «Всякое сознание есть концентрация, собрание, соединение самого себя. Эта отрицающая, к себе самой возвращающаяся сила существа есть истинная сила его личности». «Мы не боялись бы Бога, если бы в нем не заключалась сила. Свойство Божие, основанное исключительно на силе и крепости, не может казаться нам странным, если только мы не утверждаем, что Бог есть только сила, а не что иное»[44].
Но сила и крепость, являющаяся только силой и крепостью, есть ничто иное, как только телесная сила и крепость. Кроме силы добра и разума ты располагаешь только силой мускулов. Если ты не можешь достичь своей цели при помощи доброты и разума, тебе остается прибегнуть к силе. Чтобы чего-нибудь «достичь», ты должен обладать сильными руками и мощным кулаком. Помимо силы нравственного миропорядка, тебе известна только одна «более живая и деятельная сила», — сила уголовного суда. Природа, лишенная плоти, есть «бессодержательное, отвлеченное» понятие, «скудная утонченность». Тайна природы есть тайна тела. Система «живого реализма» есть система органического тела. Есть ли вообще другая, противопоставляемая разуму сила кроме силы плоти и крови? Есть ли другая сила природы кроме силы чувственных стремлений? Не есть ли половое стремление сильнейшее стремление природы? Кто не помнит древней пословицы: amare et sаpere vix Deo competit? Следовательно, если мы хотим воплотить в Боге природу, сущность, противопоставляемую свету, то мы не можем представить себе более живой, более реальной противоположности, чем противоположность любви и мышления, духа и плоти, свободы и полового стремления. Ты пугаешься этих выводов, но они являются законными плодами священного брачного союза между Богом и природой. Ты сам родил их под благодетельным покровом ночи; теперь я только показываю их тебе при свете дня.
Личность, сознание, лишенное природы, есть ничто, есть нечто пустое, лишенное сущности, отвлеченное. Но природа, что доказано и само собой понятно, есть ничто без тела. Только тело является той отрицающей, ограничивающей, объединяющей, суживающей силой, без которой немыслима личность. Отними у своей личности ее тело — и ты отнимешь у нее то, что ее связывало. Тело есть основание, субъект личности. Действительная личность отличается от воображаемой личности какого-нибудь привидения только чрез тело. Мы были бы отвлеченными, неопределенными, бессодержательными личностями, если бы на том же самом месте, где находимся мы, могли одновременно находиться другие. Действительность личности утверждается ограничением в пространстве. Но тело ничто без плоти и крови. Плоть и кровь есть жизнь; а только жизнь есть действительность тела. Но плоть и кровь неразлучны с половым различением. Половое различие не есть различие поверхностное, ограниченное определенными частями тела; оно гораздо существеннее; оно проникает весь организм. Сущность мужчины есть мужественность; сущность женщины — женственность. Как бы мужчина ни был одухотворен и свободен от чувственности, он все-таки останется мужчиной; точно также и женщина. Поэтому личность есть ничто без полового различия. Мужская и женская личность существенно отличаются друг от друга. Там, где нет второго лица, не может быть и первого; но различие между первым и вторым лицом, основное условие всякой личности, всякого сознания, становится действительнее, живее, ярче в качестве различия между мужчиной и женщиной. Ты, обращенное мужчиной к женщине, звучит совершенно иначе, чем монотонное ты между друзьями.
Природа, в отличие от личности, означает не что иное, как половое различие. Личное существо, лишенное естества, есть существо, лишенное пола, и наоборот. Природа свойственна Богу «в том смысле, в каком мы называем человека сильной, крепкой, здоровой натурой, что может быть болезненнее, отвратительнее, противоестественнее личности, лишенной пола, или отрицающего свой пол своим характером, нравами, чувствами? В чем заключается добродетель, достоинство человека, как мужчины? В мужественности. Человека как женщины? В женственности. Но человек существует только как мужчина, или как женщина; поэтому достоинство, здоровье человека состоит только в том, чтобы он, как женщина, был женщиной, и как мужчина был мужчиной. Ты отрицаешь «отвращение ко всему реальному, основанное на воображении, будто духовное оскверняется от соприкосновения с ним». Но в таком случае ты должен прежде всего отречься от своего собственного презрения к половому различию. Если Бог не оскверняется природой, то он не оскверняется и половым различием. Боязнь полового Бога есть ложный стыд, ложный по двум основаниям; во-первых, потому что мрак, воплощаемый тобою в Боге, освобождает тебя от стыда; стыд приличествует только свету; во-вторых, потому что он идет в разрез с твоим собственным принципом. Нравственный Бог вне природы не имеет под собой основы; а основа нравственности есть половое различие. Даже животное становится способным к самопожертвованию благодаря половому различию. Вся красота природы, все и ее могущество, вся ее мудрость и глубина концентрируются и индивидуализируются в различии полов. Почему же ты боишься назвать природу Бога ее настоящим именем? Очевидно, только потому, что ты вообще боишься истины и действительности вещей и смотришь на все сквозь обманчивый туман мистицизма. Природа в Боге есть только обманчивая, лишенная всякой сущности иллюзия, фантастический призрак природы, ибо она, как уже сказано, опирается не на плоть и кровь, не на реальное основание. Так как и это обоснование личного Бога тоже не состоятельно, то я заключу свою мысль следующими словами: «Отрицание личного Бога останется научно добросовестным положением, и я прибавлю; научной истиной, до тех пор, пока мы не выразим и не докажем ясными, определенными словами, сначала а priori, исходя из умозрительных оснований, что образ, пространство, плоть, пол не противоречат понятию божества, и затеми posteriori — ибо действительность личного существа опирается только на эмпирические основания — каков образ Бога, где он существует хотя бы на небе — и, наконец, какого он пола: мужчина, женщина или даже гермафродит. Впрочем, уже в 1682 году один священник поставил смелый вопрос: «Женат ли Бог и сколько есть у него способов производить людей». Пусть же глубокомысленные умозрительные немецкие философы возьмут пример с этого честного, простодушного священника! Пусть они мужественно отряхнут с себя стеснительный остаток рационализма, который резко противоречит их существу, и реализируют, наконец, мистическую потенцию природы Бога в действительно сильного, производительного Бога. Аминь.