ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯХристианское небо или личное бессмертие
Безбрачная, вообще аскетическая жизнь есть прямой путь к небесной бессмертной жизни, ибо небо есть не что иное, как сверхъестественная, абсолютно субъективная жизнь, не знающая ни рода, ни пола. Вера в личное бессмертие основана на вере, что половое различие есть только внешний придаток индивидуальности, что индивид сам по себе есть бесполое, совершенное, абсолютное существо. Но тот, кто не имеет пола, не принадлежит ни к какому роду половое различие есть связующее звено между индивидом и родом — а тот, кто не принадлежит ни к какому роду, принадлежит только себе, как существо божественное, абсолютное, чуждое потребностей. Поэтому в небесную жизнь верит только тот, у кого исчезло сознание рода. Всякий, кто живет в сознании рода и следовательно его истинности, живет также в сознании истинности полового различия. Он видит в нем не случайный, механически появившийся на его пути камень преткновения, а внутреннюю, химическую составную часть своего существа. Он сознает себя человеком, но вместе с тем сознает в себе и половой момент, который не только пропитывает его до мозга костей, но и определяет его внутреннее Я, существенные свойства его мышления, воли и чувствования. Поэтому всякий, кто живет в сознании рода, кто ограничивает, определяет свое чувство и свою фантазию созерцанием действительной жизни, действительного человека, не может представить себе жизни, в которой отсутствовала бы жизнь рода и вместе с нею половое различие; он считает бесполого индивида, небесного духа только за представление фантазии.
Истинный человек не может абстрагировать не только от полового различия, но и от своей нравственной или духовной определенности, которая тесно связана с его естественной определенностью. В виду того, что он живет в созерцании целого, он смотрит на себя только как на частичное существо, которое является только тем, что оно есть, благодаря той определенности, которая делает его частью целого или относительным целым. Поэтому каждый справедливо считает свою профессию, свое состояние, свое искусство, или науку наивысшим; ибо дух человека есть существенное свойство его деятельности. Кто является достойным представителем своего состояния, своего искусства, кто, как говорится, свято исполняет свой долг, отдается своему призванию телом и душой, тот непременно считает свое призвание чем-то высоким и прекрасным. Его ум не может отрицать, не может унижать того, что он превозносит своим делом, чему он с радостью посвящает свои силы. Я не стану отдавать свое время, свои силы тому, что я недостаточно высоко ценю. Если же я принужден это делать, то моя деятельность очень печальна, потому что я противоречу самому себе. Работать значит служить. Но я не могу служить, подчиняться предмету, который я недостаточно высоко ценю. Одним словом, занятия определяют суждения, образ мыслей, настроение человека. Чем выше род занятия, тем более человек отождествляет себя с ним. Вообще то, что человек ставит существенной целью свой жизни, он называет своей душой, ибо оно делается в нем движущим началом. Но благодаря своим целям, своей деятельности, посредством которой он осуществляет эти цели, человек живет не только для себя, но и для других, для целого, для рода. Поэтому кто живет в сознании рода, как истины, тот считает свое бытие для других, свое общественное, общеполезное бытие бессмертным, тождественным с бытием его сущности. Он живет для человечества всей душой, всем сердцем. Он не может иметь в виду еще другое, особое бытие, не может отделять себя от человечества. Он не может отрицать смертью того, что утверждал он жизнью.
Небесная жизнь или, что то же, личное бессмертие есть характерное учение христианства. Отчасти оно встречается и у языческих философов, но имеет у них лишь значение фантазии, потому что не соответствует их основному мировоззрению. Например, стоики говорят об этом предмете очень противоречиво. Только у христиан личное бессмертие стало опираться на такой принцип, из которого оно вытекает с необходимостью, как сама собой понятная истина. Древних постоянно затрудняло созерцание мира, природы, рода; они делали различие между принципом жизни и живущим субъектом, отличали душу, дух от себя самих; тогда как христиане уничтожили различие между душой и лицом, родом и индивидом, и поэтому перенесли непосредственно на себя то, что принадлежит только целому роду. Непосредственное единство рода и индивидуальности есть высший принцип, Бог христианства — благодаря ему индивид приобретает значение абсолютного существа — и необходимое последствие этого принципа есть личное бессмертие.
Вера в личное бессмертие совершенно тождественна с верой в личного Бога, т. е. вера в небесную бессмертную жизнь личности выражает то же самое, что и Бог, как объективируют его христиане — сущность абсолютной, неограниченной личности. Неограниченная личность есть Бог, а небесная, бессмертная личность есть не что иное, как неограниченная личность, освобожденная от всех земных тягостей и ограничений — с той только разницей, что Бог есть духовное небо, а небо есть чувственный Бог, что в Боге мыслится то, что в небе предполагается, как объект фантазии. Бог есть неясно выраженное, скрытое небо, а действительное небо есть определенно выраженный Бог. Теперь Бог представляет царство небесное, а в будущей жизни небо будет Богом. Бог есть залог, пока еще только отвлеченное бытие и существование будущей жизни, предвосхищенное, компендиозное небо. Наше собственное будущее, но отличное от того, какими мы существуем теперь в этом мире, в этом теле, т. е. наша лишь идеально объективированная сущность есть Бог: Бог есть понятие рода, которое впервые осуществится, индивидуализируется на том свете. Бог есть небесная, чистая, свободная сущность, которая там воплотится в небесных, чистых существах, то' блаженство, которое там проявится во множестве блаженных индивидов. Итак, Бог есть только понятие или сущность абсолютной, блаженной, небесной жизни, которая объемлется теперь в единой идеальной личности. Это достаточно ясно выражено в веровании, что блаженная жизнь есть единение с Богом. Здесь, на земле, мы отличаемся от Бога и разлучены с ним, там преграды исчезнут; здесь мы люди, там боги; здесь божественность составляет монополию, там — общее достояние; здесь преобладает отвлеченное единство, а там оно делается конкретным множеством.[117]
Понимание этого предмета затрудняется благодаря фантазии, которая разделяет единство понятия Бога и будущей жизни тем, что представляет себе с одной стороны личность и самостоятельность Бога, а с другой — рисует себе множество личностей, которыми населяет царство небесное, обыкновенно изображаемое в чувственных красках. В действительности между абсолютной жизнью, которая мыслится, как Бог, и абсолютной жизнью, которая мыслится, как небо, нет никакого различия, ибо все, что в небе распространится в длину и ширину, в Боге сконцентрировано в одной точке. Вера в бессмертие человека есть вера в божественность человека, и наоборот, вера в Бога есть вера в чистую, ничем неограниченную и, стало быть, бессмертную личность. Различие, предполагаемое между бессмертной душой и Богом, носит или софистический или фантастический характер, подобно, например, утверждению, что блаженство небожителей имеет свои ограничения и делится по степеням, чтобы установить различие между Богом и небесными существами.
Единство божественной и небесной личности открывается даже в популярных доказательствах бессмертия. Если нет другой, лучшей жизни, значит, Бог не справедлив и не благ. Справедливость и благость Бога ставятся в зависимость от продолжительности жизни индивидов; но Бог, лишенный справедливости и благости, не есть Бог — следовательно, божественность, существование Бога обусловливается существованием индивидов. Если я не бессмертен, я не верую в Бога; кто отрицает бессмертие, отрицает Бога. Но я не могу этому поверить; я уверен в своем блаженстве так же, как уверен в Боге. Желание, чтобы существовал Бог, равносильно желанию собственного, вечного существования. Бог есть мое обеспеченное, мое достоверное существование; он есть субъективность субъектов, личность лиц. Поэтому то, что не подобает лицам, не можем подобать личности. В Боге мое будущее становится настоящим, или вернее, глагол — существительным; то и другое нераздельно. Бог есть существование, соответствующее моим желаниям и чувствам; он справедлив и благ, он исполни ет мои желания. Природа, этот мир есть существование, противоречащее моим желаниям, моим чувствам. Здесь все не так, как должно быть — этот мир прейдет — а Бог есть бытие, отвечающее тому, что должно быть. Бог исполняет мои желания — это только популярное олицетворение фразы: Бог есть исполнитель, т. е. действительность, исполненное бытие моих желаний[118]. А небо тоже есть бытие, соответствующее моим желаниям, моей тоске — следовательно, между Богом и небом нет различия[119]. Бог есть сила, чрез которую человек осуществляет свое вечное блаженство Бог есть абсолютная личность, в которой все отдельные лица обретают уверенность в своем блаженстве и бессмертии — Бог есть высшая, конечная уверенность человека в абсолютной истинности своего существа.
Учение о бессмертии есть заключительное учение религии ее завет, в котором она выражает свою последнюю волю. Поэтому здесь она открыто говорит о том, о чем в других местах умалчивает. В других случаях речь идет о существовании другого существа, но здесь, очевидно, говорится только о собственном существовании: если во всех других отношениях человек ставит в религии свое бытие в зависимость от бытия Бога, то здесь он обусловливает существование Бога своим собственным существованием: то, что обыкновенно является первой, непосредственной истиной, становится здесь истиной производной, вторичной: если я не вечен, то Бог не есть Бог; если нет бессмертия, то нет и Бога. И к этому заключению пришел еще апостол. Если мы не воскреснем, то и Христос не воскресал, и все есть ничто. Edite, bibite! Разумеется, из популярных доказательств можно устрани