[151]. Но тот, для кого все исчерпывается Богом, кто уже наслаждается небесным блаженством в своем воображении, тот не чувствует нищеты и бедности, которые вызывают стремление к культуре. Единая цель культуры — осуществить з е м н о е блаженство, а небесное блаженство достигается только религиозной деятельностью.
Со временем исключительно количественное различие между божественным и человеческим существом превращается, благодаря рефлексии, в различие качественное, вследствие чего душевный аффект, непосредственное выражение восторга, восхищения, впечатление, произведенное на душу фантазией, фиксируется теперь, как объективное свойство, как действительная непостижимость. В этом отношении богословы обыкновенно ссылаются на то, что мы можем только знать свойства божии, но не способны постичь их. Так, например, для нас вполне ясно и достоверно, что Бог есть творец, что он создал мир без наличия материи, из ничего, одним своим всемогущим словом; но как он это сделал, этого наш ограниченный разум постичь не может. Это значит: понятие рода ясно и достоверно; а понятие вида не ясно и не достоверно.
Понятие деятельности, творчества, созидания само по себе есть понятие божественное, поэтому оно бесспорно применяется и к Богу. В творчестве человек чувствует себя свободным, неограниченным, счастливым, а при пассивности — ограниченным, угнетенным, несчастным. Деятельность есть положительное самочувствие. Положительным вообще является все то, что вызывает в человеке радость — поэтому Бог, как уже упоминалось выше, есть понятие чистой, беспредельной радости. Нам удается только то, что мы делаем охотно; радость все преодолевает. Но деятельность радостна только тогда, когда она согласуется с нашим существом, когда она не ограничивает, не связывает нас. Наиболее радостной, блаженной деятельностью является деятельность продуктивная. Например, чтение — приятно; но чтение есть пассивное занятие; а создавать, сочинять достойное прочтения — еще приятнее. Давать приятнее, чем принимать, это положение относится и сюда. Итак, родовое понятие творческой деятельности прилагается к Богу, т. е. созерцается извне, объективируется, как божественная деятельность и сущность. Однако, сохраняется лишь основное, существенно человеческое основное определение: творение вне себя, а всякое специальное определение, вид или способ деятельности, устраняется. Бог, в противоположность человеку, создал не ту или другую вещь, а в с е; его деятельность универсальна, безгранична. Способ божественного творчества не постижим, потому что деятельность Бога не есть способ или вид деятельности, вследствие чего и самый вопрос о способе творения есть вопрос неуместный, опровергаемый основным понятием безграничной деятельности. Всякая особая деятельность особым образом производит свое действие, потому что она сама есть определенный способ или вид деятельности; и здесь необходимо возникает вопрос: как создала она это? Но на вопрос, каким образом Бог сотворил мир, можно ответить только отрицательно, потому что деятельность, создавшая мир, отрицает всякую определенную деятельность, всякий способ или вид деятельности, связанный с определенным содержанием или материей. В этом вопросе между субъектом, творческой деятельностью, и объектом, продуктом деятельности, незаконно вдвигается лишний, ненужный посредник: понятие способа деятельности. Деятельность Бога относится только к коллективу; все, мир. Бог создал все, а не нечто, сотворил неопределенное целое, все, как обнимает его фантазия, а не что-либо определенное, особое, служащее в своей отдельности чувствам, а в своей совокупности, как вселенная, предметом разума. Всякое нечто возникает естественным путем, носит определенный характер и как таковое имеет определенное основание, определенную причину. Бриллиант создан не Богом, а углеродом; он обязан своим происхождением не Богу, а только соединению определенных кислот с определенным базисом. Бог создал все в совокупности и без различия.
Конечно, по представлению религии, Бог создал все в отдельности, ибо отдельное включено в понятие в с е г о, но только косвенным образом; так как он не творил отдельное и определенное отдельным и неопределенным образом, иначе он был бы существом определенным. Непостижимо лишь одно: как из этой всеобщей, неопределенной деятельности явилось отдельное, определенное; но это не понятно только по тому, что я соединяю божественную деятельность с другим, неподобающим ей объектом чувственного, естественного созерцания. Религия не знает физического воззрения на мир. Она не интересуется естественным объяснением, основанным на понятии происхождения. Происхождение есть теоретическое, натурфилософское понятие. Языческие философы занимались происхождением вещей. Но христианско-религиозное сознание отвергало это понятие, как языческое, безбожное, и заменило его практическим или субъективно человеческим понятием творения, которое есть не что иное, как запрет объяснять себе вещи естественным путем, интердикт на всякую физику и натурфилософию. Религиозное сознание непосредственно соединяет мир с Богом; оно выводит все из Бога, ибо для него ничего не существует в своей отдельности и действительности, как объект разума. Все исходит от Бога — этого достаточно, это вполне удовлетворяет религиозное сознание. Вопрос, как Бог создал, есть косвенное сомнение, что мир создан Богом. Этот вопрос привел человека к атеизму, материализму и натурализму. Кто так ставит вопрос, для того мир есть уже предмет теории, физики, т. е. предмет во всей действительности, во всей определенности его содержания. Но это содержание противоречит представлению неопределенной, нематериальной, невещественной деятельности. А это противоречие приводит к отрицанию основного представления.
Творчество всемогущества только там уместно и есть истина, где все события и явления выводятся из Бога. Но оно, как уже сказано, становится мифом из далекого прошлого, как только на сцену является физика, как только человек делает определенные основания, причину явлений предметом своего исследования. Религиозное сознание не видит в творении ничего непостижимого, т. е. неудовлетворительного; оно становится непостижимым разве только в моменты сомнения, когда человек отворачивается от Бога и обращает взор свой к вещам; оно непостижимо также для рефлексии, для богословия, которое одним глазом косится на небо, а другим на землю. Следствие обусловливается причиной. Флейта издает звуки только флейты, а не трубы, или фогота. Если ты никогда не видел и не слышал других духовых инструментов кроме флейты, и услышишь впервые звуки фогота, тебе покажется непостижимым, как может флейта издавать подобный звук. То же и здесь — только сравнение это несколько неудачно, потому что сама флейта есть все-таки определенный инструмент. Но представь себе, если можешь, просто универсальный инструмент, соединяющий в себе все инструменты, не будучи сам определенным инструментом, и ты поймешь, как нелепо требовать определенного звука, свойственного только определенному инструменту, от инструмента, от которого ты же сам отнял характерные свойства всех определенных инструментов.
Непостижимость имеет целью отделить божественную деятельность от человеческой, устранить их сходство, подобие, или вернее, существенное тождество, сделать божественную деятельность иной по существу. Это различие между божественной и человеческой деятельностью есть ничто. Бог творит — он творит нечто вне себя подобно человеку. Творчество есть истинно и глубоко человеческое понятие. Природа родит, производит, человек творит. Творение есть такая деятельность, от которой я могу отказаться, преднамеренная, сознательная, внешняя деятельность, — деятельность, в которой не участвует непосредственно мое собственное внутреннее существо, я не играю страдательной роли. Для меня не безразлична только такая деятельность, которая, подобно духовному творчеству, тождественна с моим существом, которая является для меня необходимой, внутренней потребностью и поэтому всецело овладевает моей душой, действует на меня патологически. Духовные произведения не создаются — творение здесь только внешняя деятельность- они возникают в нас[152]. Творение есть деятельность безразличная, т. е. свободная и произвольная. Итак, Бог тождествен с человеком и ничем не отличается от него, пока он творит; но в его творчестве религия особенно подчеркивает то обстоятельство, что творчество Бога свободно, произвольно, как ему угодно. Богу было угодно сотворить мир. Так обожествляет здесь человек довольство своим собственным необоснованным, беспричинным произволом. Благодаря представлению произвола глубоко человеческое определение божественной деятельности становится грубо человеческим — Бог из зеркала человеческого существа превращается в зеркало человеческого тщеславия и самодовольства.
Но затем гармония вдруг обращается в дисгармонию; дотоле единый в себе человек раздвояется: — Бог делает мир из ничего: он творит; делание из ничего есть творение — в этом заключается различие. Существенное определение есть человеческое, но оно утрачивает свой человеческий характер благодаря рефлексии, уничтожающей определенность этого основного определения. Вместе с этим уничтожением исчезает понятие, смысл; остается только ничтожное, бессодержательное представление, ибо мыслимость, представляемость уже исчерпана, т. е. различие между божественным и человеческим определением есть на самом деле ничто, nihil negativum рассудка. Наивным самопризнанием этого является ничто, как объект.
Бог есть любовь, но любовь не человеческая; разум, но не человеческий, нет! а существенно иной. Но в чем же состоит это различие? Я не могу мыслить или представить себе другого разума, кроме того определенного разума, который проявляется в нас. Я не могу разделить разум на две или четыре части, чтобы у меня получилось несколько разумов; я могу мыслить только один разум. Я могу мыслить разум в себе, т. е. свободным от случайных ограничений; но я не опускаю здесь его существенной определенности. А религиозная рефлексия уничтожает именно ту определенность, которая делает предмет тем, что он есть. Разумом, действительным его понятием, является только то. в чем божественный разум тождествен с человеческим; а то, что делает его другим, даже существенно другим, есть объективно ничто, а субъективно — лишь воображение.