чно от Отца свою божественную сущность и естество, Лютер. (Ч. IX. стр. 408.) Что и в Библии Сын Божий понимается, как действительный Сын, явствует с несомненностью из слов; «Так возлюбил Бог мир, что отдал сына своего единородного». Если любовь Бога, которую изображает вам это место, есть истина, то и Сын несомненно должен быть физической истиной. Это следует из подчеркивания, что он сына своего отдал за нас — и в этом лежит доказательство величия его любви. Поэтому смысл Библии совершенно правильно передает книга гимнов евангелического братства, где «об Отце Господа нашего Иисуса Христа, который есть и наш Отец», так говорится:
Sein Solin ist ihm nicht zu theuer, Nein! er giebt ihn für mich hin, Dass er mich vom ew'gen Feuer
Durch sein theures Blut gewinn.
Also hast du die Welt gelieht,
Dasz sich Dein Herz darein ergibt,
Den Sohn, der deine Freudu n d L e b'n,
In Not und Tod dahin zu geb'n[211]
Бог есть тройственное, трехличное существо, значит: Бог есть не только метафизическое, отвлеченное, духовное, но и физическое существо. Центральный пункт Троицы есть Сын; ибо Отец есть отец только чрез Сына, а тайна рождения есть тайна физики. Сын есть удовлетворенная в Боге потребность чувственности ил и сердца, ибо все желания сердца, даже желание личного Бога и желание небесного блаженства суть чувственные желания — да, чувственные желания; ибо сердце по существу своему материально, оно удовлетворяется лишь таким объектом, который можно видеть и осязать. Это особенно видно из того, что Сын даже в составе божественной Троицы наделяется человеческим телом как существенным, постоянным своим атрибутом. Амвросий; «В послании к Ефесянам 1 сказано: по плоти все ему подчинено». Златоуст: «Отец повелел поклоняться Христу во плоти раньше всех ангелов». Феодорит; «Хотя из мертвых и восстало тело Господне, осененное божественной славой… но все же оно есть тело и имеет ту же форму, что и прежде». (См. Konkordienbuchs-Anhang. «Zeugnisse der h. Schrift und Altväter von Christo» и ПетрЛомб. lib III. dist. 10. с. 1.2. См. об этом также у Лютера Ч. XIX, стр. 464–468). В согласии с этим евангелические братья поют; «Will in Lieb'uml Glauben dich stets umfassen, bis ich, wenn einst mein Mund wird erblassen, dich leiblich seh!» «Wir danken dir, Herr Jesu Christ, dass du gen Ilimmelg'fahren bist. Dein Abschied und was da gechehu, zielt auf ein fröhliches Wiedersehn: die Reise, die das Haupt getan, ist gleichfalls seiner Glieder Bahn». «Dein' Augen, deinen Mund, den Leib für uns verwundt, drauf wir so fest vertrauen, das werd'ich alles schauen»[212]. Поэтому Сын Божий есть возлюбленный сын человеческого сердца, жених души, предмет форменной личной любви. Сокрушайся из-за любви к Иисусу Христу, твоему жениху, пока ты его не увидишь» Dе Modo bene viven-di. Sect X. См. также Scala ClausL (Псевдо-Бернгард) «Без сомнения, мы увидим Христа телесными очами», J. F. Buddeus. (Comp. Inst. Theol. dogm. lib II. с. 3 § 10).
Различие между Богом, исполненным сына или чувственным, и Богом, не имеющим сына или нечувственным, есть не что иное, как различие между мистическим и рационалистическим человеком. Рационалист живет и мыслит; он наполняет недостаток мышления жизнью и достаток жизни мышлением, как теоретически, будучи убежден на основании разума в реальности чувственности, так и практически, связывая деятельность жизни с деятельностью духа. То, чем обладаю я в жизни, мне не нужно полагать в духе, в метафизической сущности или в Боге — любовь, дружба, созерцание, мир вообще дают мне то, чего не дает и не может дать мне мышление, да и не должно давать. Но поэтому я при мышлении и оставляю в стороне чувственные потребности сердца, чтобы не затемнять разума страстями; в разобщении той и другой деятельности состоит мудрость жизни и мышления — мне не нужен Бог, который мистической, воображаемой физикой возмещал бы мне недостатки физики действительной. Мое сердце удовлетворено, когда я деятелен духовно поэтому я держу себя отвлеченно, т. е. свободно относительно сердца, которое с нетерпением вырывается из своих границ и вмешивается неподобающим образом в вопросы разума — следовательно, я мыслю не для того, чтобы удовлетворить свое сердце, а чтобы удовлетворить свой неудовлетворенный сердцем разум; я мыслю лишь в интересе разума, из чистой любви к познанию, и требую от Бога лишь наслаждения чистым, свободным от всяких примесей разумением. Поэтому Бог рационалиста необходимо является иным, чем Бог сердца, стремящегося в мышлении, в разуме удовлетворить только себя самого. И именно таков мистический человек, не выносящий очистительного огня критики, которая все разделяет и разграничивает; ибо его голова всегда отуманена неугасимой страстью неудовлетворенного чувства. Он никогда не доходит до отвлеченного, т. е. беспристрастного, свободного мышления, и потому никогда не возвышается до созерцания вещей в их простой естественности, истине и действительности; поэтому он, как духовный гермафродит, непосредственно, без критики отождествляет мужской принцип мышления с женским принципом чувственного созерцания, т. е. создает себе Бога, с помощью которого он, удовлетворяя свое стремление к познанию, вместе с тем непосредственно удовлетворяет и свой половой инстинкт, т. е. свое стремление к личному существу. Таким же образом, на почве распутного мистического гермафродитизма, в сладострастном сне, путем болезненного перемещения мужского семени в мозг произошло чудовище шеллинговой природы в Боге; ибо эта природа, как сказано, есть не что иное, как похоть плоти, затемняющей свет разума.
Еще одно замечание относительно Троицы. Прежние богословы говорили, что существенные атрибуты Бога, как Бога, уже явствуют при свете естественного разума. Разум может из себя познать божественную сущность только потому, что божественная сущность есть не что иное, как истинная, объективная сущность разумения. Но о Троице они говорили, что она познается только откровением. Но почему же не разумом? Потому, что она противоречит разуму, т. е. потому, что она выражает не потребность разума, а чувственную потребность сердца. Впрочем, заявление, что то или другое исходит из откровения, вообще означает лишь, что оно дошло до нас исключительно путем традиции. Догматы религии возникли в известные эпохи, на почве определенных потребностей среди определенных отношений и представлений. Поэтому людям более позднего времени, для которых эти отношения, потребности и представления уже исчезли, догматы эти представляются чем-то неразумным, непонятным, перешедшим лишь по традиции, т. е. путем откровения. Противоположность между откровением и разумом сводится только к противоположности между историей и разумом; она сводится только к тому, что человечество в данное время бывает уже не способно к тому, на что оно было способно в другое время, подобно тому, как и отдельный человек не во всякое время, а лишь в моменты особых требований извне и особого напряжения изнутри может развить свои способности. Так, произведения гения возникают всегда лишь при совершенно особых, только однажды совпадающих внутренних и внешних условиях. «Все истинное бывает лишь однажды». Поэтому нередко собственные произведения человека кажутся ему в позднейшую эпоху его жизни чем-то чуждым и непонятным. Теперь он не знает уже, как он создал и мог создать их, т. е. он не может теперь объяснить их себе из себя самого, и тем менее воссоздать их. Но этого и не должно быть. Такие повторения были бы излишни, и как излишние, бессмысленны. Мы повторяем: «Все истинное бывает лишь однажды». Только то, что совершается однажды, бывает необходимо, и только то, что необходимо, бывает истинно. Необходимость есть тайна всякого истинного творчества. Только там, где есть необходимость, действует природа, а где природа, там действуют гений и дух непреложной истины. Поэтому было бы нелепо, если бы мы в зрелые годы признали произведения нашей юности за продукты особого вдохновения свыше только потому, что их содержание и происхождение стали нам чужды и непонятны; столь же нелепо учениям и представлениям минувшей эпохи приписывать сверхчеловеческое, т. е. воображаемое, иллюзорное происхождение только потому, что последующие поколения не находят в них больше смысла.
Творение из ничего выражает небожественность, несущественность, т. е. ничтожество мира. Ничто, из которого создан мир, есть его собственное ничто.
Творить — значит создавать то, чего никогда не было, чего никогда и не будет, что, следовательно, может и не быть, что мы можем мыслить, как несуществующее, короче, что не имеет в себе самом основания своего бытия. «Так как вещи созданы из своего небытия, то они абсолютно могут и не быть, и потому в утверждении, что они необходимы, содержится противоречие». Дунс Скот (у Рикснера, Geschichte der Philosophie II. 8. 78). Однако только необходимое существование ость существование. Если я не существую по необходимости, если я не чувствую себя необходимым, то я чувствую, что существование мое есть нечто безразличное, следовательно, мое существование не имеет ценности, оно ничтожно. Я — ничто, и во мне нет необходимости — это по существу одно и то же. «Творение есть акт божественной воли, который вызывает к бытию то, что раньше было ничем и что, будучи само по себе ничем, сотворено из ничего». Альберт Великий. (De mirab. scient. Dei, P. II. Tr. I, Qu. 4. Art. 5, memb. II). Однако предположение, что мир необходим, мы строим лишь затем, чтобы выставить внемировое и сверхмировое существо, т. е. существо человека, как единственно необходимое, как единственно реальное существо. Полагая мир ничтожным и преходящим, мы по необходимости полагаем человека существом пребывающим и вечным. Творение есть доказательство, что Бог существует, существует доподлинно. «То, что имело свое начало от небытия и может быть мыслимо, как несуществующее, что без посторонней поддержки снова впадает в небытие, что имеет в прошлом бытие, уже не существующее больше, а в будущем бытие, еще не наступившее, — такое бытие не есть бытие в собственном и абсолютном смысле. Но ты, Боже, есть сущий. Только ты существуешь воистину, ибо ты не имеешь бытия в прошлом и будущем, а только в настоящем, и не можешь быть мыслим когда-либо не существовавшим». См. Anselmus Cant (Proslogпum с. 22). «Святый Боже! Ты создал небо и землю не из себя, иначе они были бы подобны тебе. Однако и вне тебя не было ничего, из чего ты мог бы их создать. Следовательно, ты создал их из ничего». Августин. (Соnfess. ligg. XII. с. 7). «Истинно существует только Бог, ибо он неизменяем; ибо всякое изменение делает бытие небытием. Если же только он один неизменяем, то все, что он создал, а он создал все из ничего, т. е. из несуществующего, изменяется». Он же. «Творение не должно ни в чем считаться равным Богу, но если бы в нем не было начала бытия и продолжения, то в этом оно было бы равно Богу». Альберт Великий. Положительный. существенный момент мира состоит не в том, что делает мир миром, не в том, чем мир отличается от Бога это отличие заключается в конечности и ничтожестве мира — а в том, что не есть он сам, что в нем представляется Богом. «Все творения суть ничто… в них нет сущности, так как их сущность содержится в вездесущии Бога. Если б Бог отвернулся от них на мгновение, они обратились бы в ничто». С точки зрения религии это совершенно верно, гак как Бог есть сущность мира, но представляемая, как отличное от мира, личное существо.