Мир существует, пока того желает Бог. Мир преходящ, а человек вечен.
«Все существует могуществом Божиим, пока Бог того хочет, и конец сущего зависит от его воли». Амвросий. (Hexaem. lib. 1. с. 5). «Созданные Богом духи никогда не перестанут существовать. Но небесные тела до тех пор сохранятся, пока Бог желает их существования». (Buddeus, 1. с. lib. II. с. 2. § 47). «Таким образом Бог не только творит, но и сотворенному сохраняет его сущность, пока сам не захочет, чтобы оно больше не существовало. Поэтому наступит время, когда не будет больше ни солнца, ни луны, ни звезд». Лютер. (Ч. IX). «Конец наступит раньше, чем мы думаем». Он же. (Ч. XI).
Благодаря сотворению мира из ничего, человек приобретает уверенность, что мир ничтожен и бессилен в отношении человека.
«Мы имеем Господа, который более велик, чем целый мир, мы имеем столь могущественного Господа, что по одному его слову рождаются все вещи… Что же нам его бояться, если он расположен к нам?» Он же. (Ч. VI). Поэтому вера в сотворение мира из ничего тождественна с верою в вечную жизнь человека, с верою в победу над смертью, этой последней естественной гранью человека — с верою в воскресение мертвых. «6000 лет тому назад весь мир был ничто; кто же создал его?… Тот же Бог и Создатель может воскресить тебя из мертвых; он хочет и может это сделать. Лютер. (Ч. XI). «Мы, христиане, превосходим силою и количеством все другие творения, но не сами по себе, но по милости Божией во Христе, в сравнении с которым мир ничтожен и бессилен». Он же. (Ч. XI).
Творению присущи лишь эгоистические цель и смысл.
«Цель сотворения мира был только Израиль. Мир был сотворен ради израильтян, и если они по отношению к миру являются плодом, то все другие народы составляют как бы скорлупу его». «Если б не было израильтян, то дождь не орошал бы мира и солнце не всходило бы над ним, ибо это делается ради них, как сказано в писании (Иерем. 33): Разве завета моего о дне и ночи я не утвердил?» «Он (Господь) нам сроден, и мы ему… Кто ударит израильтянина по щеке, тот оскорбит величие Бога». Эйзенменге. Христиане укоряли евреев за это высокомерие; но царствие Божие было отнято от них и передано христианам. Поэтому мы находим у христиан те же мысли и настроение, как и у израильтян. «Знай, какое участие принимает в тебе Бог: твои враги — его враги». Лютер. (Ч. VI). «Кто позорит меня, позорит Бога». (Ч. XI). «В нас Бог страдает, подвергается презрению и гонению». (Ч. IV). «Только из-за христиан Бог щадит целый мир… Отец небесный велит солнцу всходить над злыми и добрыми и дождю идти над правыми и неправыми. Но все это совершается ради людей благочестивых и благодарных». (Ч. XVI, стр. 506). «Лее природа создана ради благочестивых и на пользу им». Меланхтон.
«Христианская церковь была создана раньше всего, и ради нее сотворен мир». «Все сотворено для человека, человек для Христа, Христос для Бога. Бог создал мир для израильтян; Бог при сотворении мира не имел другой цели, кроме учреждения церкви». (Мальбранш у Мосгейм аd Сudworth.Syst. Int. S.V. с. 5. § 4). Отсюда и вера христиан, что они в силу божественного права обладают всей землей или вселенной, и что нечестивые и неверующие незаконно владеют своими землями. Впрочем эта же вера встречается и у могометан. Так человек обращает Бога в Творца мира, чтоб сделать себя целью, господином мира. Следовательно, на этом примере еще раз подтверждается, что сознание Бога есть не что иное, как самосознание человека, что Бог только in abstracto, т. е. в мыслях есть то, чем является человек in concreto, т. е. в действительности.
Промысл есть религиозное сознание человека о своем отличии от животных и природы вообще.
«О волах ли печется Бог?» Павел. (1. Кор. 9, 9). «Нет! Только о нас печется он, а не о волах, лошадях и ослах, которые созданы для нашей пользы». «Промысл Божий среди всех других тварей имеет человека целью своей. Вы лучше многих малых птиц. Матф. 10, 31.
Вследствие греховности человека природа подвержена суетности». М. Сhemnitius. «О волах ли печется Бог? Столь же мало, как и о других неразумных существах. Хотя и говорится в писании (Премудр. 6, 7), что он одинаково промышляет о всех. Следовательно, о всякой твари он печется и промышляет вообще, и только о разумных существах он печется в особенности». Петр Ломб. Здесь мы имеем еще один пример того, что христианская софистика есть продукт христианской веры, именно веры в Библию, как слово Божие. Бог не печется о волах; Бог одинаково промышляет о всех, значит, и о волах. Здесь явное противоречие; но ведь слово Божие не должно себе противоречить. Как же выходит вера из этого противоречия? Только тем, что между утверждением и отрицанием субъекта она вставляет предикат, который сам в свою очередь является одновременно и утверждением и отрицанием, т. е. противоречием, теологической иллюзией, софизмом и ложью. Таков здесь предикат «вообще». Промысел вообще есть иллюзия, а вовсе не истина. Только специальный Промысл есть Промысл в смысле религии. «Плотское сознание», как верно говорит Кальвин, «останавливается лишь на Промысле вообще и верит, что силой, заложенной Богом в вещи при сотворении мира, поддерживается также и их дальнейшее существование. Но религиозное сознание, вера вникает глубже и признает, что Бог промышляет не вообще, а специально о всякой созданной им твари до ничтожного воробья включительно, так что ни дождевые капли не падают без ясно выраженной воли Божией, ни ветер не дует без его специального повеления». (Instit. Сhrist. Rel. lib. I. с. 16. Sect. 1. 5. 7.)[213]
Всеобщий Промысл, тот Промысл, который одина ково распространяется на неразумные и разумные существа, который не отличает человека от полевой лилии и птицы поднебесной, есть не что иное, как представление олицетворенной, одаренной разумом природы — представление, которое можно иметь и без религии. Религиозное сознание признает это самое представление, когда говорит: кто отрицает Промысл, упраздняет религию и ставит человека на один уровень с животными — следовательно утверждает, что тот Промысл, который принимает участие также и в животных, в действительности не есть Промысл. Каков предмет Промысла, таковы и качества Промысла, поэтому тот Промысл, который имеет своим предметом растения и животные, сам имеет растительный и животный характер. Промысел есть не что иное, как внутренняя природа какой-нибудь вещи эта внутренняя природа есть ее гений, ее ангел хранитель — та необходимость, в силу которой она существует. Чем выше, чем ценнее существо, тем больше основания имеет оно существовать, тем более оно необходимо и тем менее может быть предоставлено на волю случая. Но каждое существо необходимо лишь постольку, поскольку оно отличается от других существ — отличие есть основание к существованию. Так человек необходим лишь постольку, поскольку он отличается от животных — поэтому Промысел есть не что иное, как сознание человеком необходимости своего существования, сознание отличия своего существа от остальных естественных существ, следовательно, прежде всего только тот Промысл, который объективирует для человека это его отличие, есть Промысл, но этот Промысел есть специальный, т. е. Промысел любви, ибо только любовь интересуется специально каким-нибудь существом. Промысел без любви есть представление без базиса, без реальности. Истина Промысла, истинный Промысел есть любовь. Бог любит людей, а не животных или растения; ибо только ради людей совершает он необычные дела, дела любви — чудеса. Где нет общения, нет и любви. Но какой же союз с Богом могли бы заключить животные, Вообще другие естественные существа? Познать в них Бога нельзя; ибо они сами не познают его: разве я могу любить то, в чем я не нахожу себя? «Бог обетованный говорит не с ослами и волами, по словам Павла: о волах ли печется Бог? а с разумными тварями, созданными по его подобию, чтоб жили они с ним во веки». Лютер. (Ч. II, стр. 156).[214] Впервые в человеке Бог обретает самого себя; впервые в человеке начинается религия, начинается Промысел; ибо он не есть нечто отличное от религии, но скорее религия есть Промысел человека. Кто теряет религию, т. е. веру в себя, веру в человека, веру в бесконечное значение своего существа, в необходимость своего существования, тот теряет и Промысл. Лишь тот одинок, кто сам себя покинул; лишь тот потерян, кто отчаивается; лишь у того нет Бога, у кого нет веры, т. е. мужества. В чем же видит религия истинные доказательства Промысла? В явлениях ли природы, о которых нам повествуют, вне религии, астрономия, физика и естествознание. Нет! в тех явлениях, которые составляют лишь предмет религии, предмет веры, которые выражают только веру религии в себя, т. е. в истинность и реальность человека — в религиозных событиях, средствах и учреждениях, которые Бог установил исключительно ко спасению человека, короче, в чудесах; ибо и церковные средства спасения, таинства, принадлежат к классу чудес Промысла. «Хотя созерцание природы и напоминает нам о Боге, но все-таки мы прежде всего должны обращать свою мысль и свой взор на все те свидетельства, в которых Бог открывал себя церкви, на исход из Египта, на голос, прозвучавший на Синае, на Христа, воскрешавшего мертвых и воскресшего из мертвых и т. д. Поэтому ум человеческий должен всегда принимать эти свидетельства в соображение и, подкрепленный ими, обсуждать вопрос о сотворении мира и лишь после этого наблюдать следы Божии, отпечатанные на природе». Меланхтон. «Пусть другие удивляются творению: я же больше удивляюсь спасению. Дивно и то, что наша плоть и кости созданы Богом, но еще более удивительно, что сам Бог пожелал стать плотью от плоти и костью от костей наших». Гергард. «Язычники знают Бога лишь постольку, поскольку он есть Творец мира». Лютер. (Ч. II). То обстоятельство, что Промысел имеет своей существенной целью и предметом лишь человека, особенно ясно видно из того, что согласно религиозному представлению все вещи и существа созданы ради человека. «Мы господа не только над птицами, но и над всеми живыми тварями, и все вещи предоставлены в наше распоряжение и ради нас созданы». Лютер. (Ч. IX, стр. 281). Но если вещи созданы ради человека, то ради него же они и продолжают существовать. И если вещи являются лишь средством для человека, то они и не стоят под защитою какого-либо закона; по отношению к человеку они бесправны. И это бесправие вещей открывает чудо.