Конечно, они противоречат — причина тому изложена implicite в этой книге — христианству; но только по тому, что само христианство есть противоречие. Они противоречат экзотерическому, практическому, но не эзотерическому, теоретическому христианству; они противоречат христианской любви, поскольку она распространяется на человека, но не противоречат христианской вере и христианской любви, поскольку она любит людей ради Бога, как сущности внемировой и сверхъестественной. Правда, о безбрачии и монашестве ничего не говорится в Библии. И это вполне естественно. В начале христианства дело шло только о признании Иисуса Христом, Мессией, только об обращении язычников и иудеев. И это обращение было тем настоятельнее, чем ближе ожидались день суда и кончина мира, — отсюда periculum in mora (опасность от промедления). Вообще не доставало времени и случая для тихой жизни, для монашеского созерцания. Поэтому тогда по необходимости преобладало более практическое и даже свободомыслящее настроение, чем впоследствии, когда христианство уже достигло светского господства, и вместе с тем угасла и жажда обращения. Но раз христианство реализовалось в мире, оно необходимо должно было развить свою супанатуралистическую, сверхмировую тенденцию до отречения от мира. И это настроение, направленное к обособлению от жизни, от тела и от мира, эта впервые гиперкосмическая, потом антикосмическая тенденция вполне соответствует настроению и духу Библии. Кроме уже приведенных и других общеизвестных цитат можно привести еще и следующие примеры. «Ненавидящий душу свою в этом мире сохранит ее в жизнь вечную». Иоанн 12, 25. «Знаю, что не живет во мне, то есть, во плоти моей доброе». К Римлянам. 7, 18, 14. («Древние сводили происхождение всякой греховности к телу». I. G. Rosemuller. Scholia). «И так, как Христос пострадал за нас плотию, то и бы вооружены той же мыслью; ибо страдающий плотию перестает грешить». 1. Петра 4, 1. «Имею желание разрешиться и быть со Христом». К Филиппийцам 1. 23. «Мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа». 2. Коринф. 5, 8. Поэтому плоть (по крайней мере чувственная, действительная плоть) составляет преграду между Богом и человеком, следовательно, она мешаем соединению с Богом и является чем-то ничтожным, подлежащим отрицанию. Под миром, отрицаемым христианством, следует понимать не только суетную жизнь наслаждений, но и действительный, объективный мир; это наглядным образом видно из веры, что с пришествием Господа, т. е. с завершением христианской религии, прейдут небо и земля.
Нельзя обойти молчанием различие между верою христиан и верою языческих философов на кончину мира. С точки зрения христианской, гибель мира есть кризис веры — отделение всего христианского от антихристианского, торжество веры над миром, суд Божий, антикосмический, супранатуралистический акт. «Нынешние небеса и земля, содержимые словом Божиим, сберегаются огню на день суда и погибели нечестивых человеков». 2. Петра 3, 7. У язычников гибель мира есть кризис самого космоса, закономерный, в существе природы заложенный процесс. «Начало мира объемлет не только солнце и луну, чередование звезд и зачатки жизни, но также элементы будущих преобразований земли. Сюда относится и потоп, который, подобно зиме и лету, обусловливается мировым законом». Сенека. В мире существует имманентный принцип жизни или сущность самого мира, которая рождает из себя этот кризис. «Вода и огонь суть владыки земли. От них исходит начало мира, от них и конец его». (Там же, с. 28). «Все, что есть, некогда перестанет быть, но не погибнет, а только распадется». (Он же, Ерике 71).
Христиане исключали себя из гибели мира. «И он пошлет ангелов своих с трубою громогласною и соберут избранных его от четырех ветров, от края небес до края их». Матф. 24, 31. «И волос с головы вашей не пропадет. И тогда увидят Сына Человеческого, грядущего на облаке с силою и славою великою. Когда же начнет это сбываться, тогда восклонитесь и поднимите головы ваши, потому что приближается избавление ваше». Лук. 21,18,27–28. «Итак, бодрствуйте во всякое время и молитесь, да сподобитесь избежать всех этих будущих бедствий и предстать пред Сына Человеческого». Там же, 36. Язычники, напротив, отождествляли свою судьбу с судьбою мира. «Эта вселенная, объемлющая в себе все человеческое и божеское… некогда разрушится и погрузится в прежний хаос. Нечего будет сожалеть о гибели отдельных лиц. Кто же будет так высокомерен и безмерно притягателен, чтобы требовать из этого всеобщего жребия тленности исключения для себя и своих присных?» «Итак, все человеческое некогда погибнет. Не защитят ни стены, ни башни. Не помогут храмы молящимся». Здесь мы опят имеем характерное отличие язычества от христианства. Язычник забывал себя из-за мира, а христианин — мир из-за себя. Но как язычник отождествлял свою гибель с гибелью мира, так и свое возрождение и бессмертие он отождествлял с бессмертием мира. Для язычника человек был обыкновенным, а для христианина избранным существом; христианину бессмертие представлялось привилегией человека; а для язычника оно было общим достоянием, на которое он притязал лишь на столько, на сколько предоставлял в нем участие и другим существам.
Христиане ожидали близкой кончины мира, ибо христианская религия не содержит в себе начала космического развития — все, что развивалось в христианстве, развивалось лишь в противоречии с его первоначальной сущностью — ибо с существованием Бога во плоти, т. е. с непосредственным тождеством сущности рода с индивидом, все было достигнуто, жизненная нить истории окончательно порвана и осталось лишь место для мысли о будущем, повторном пришествии Господа. Язычники, напротив, относили кончину мира к отдаленному будущему,[216] ибо они, живя в созерцании вселенной, не приводили небо и землю в движение только ради себя, ибо они расширяли свое самосознание и возвысились до сознания рода, а бессмертие полагали в его продолжении, и таким образом представляли будущее не себе, а грядущим поколениям. «Настанет время, когда наши потомки будут удивляться, что мы не знали таких очевидных вещей». Сенека. Кто полагает бессмертие в себе, тот отрицает принцип исторического развития. Правда, христиане, по словам Петра, ожидают новой земли и нового неба. Но с этой христианской, т. е. надземной землей навсегда закрывается зрелище истории и наступает конец действительного мира. Язычники, напротив, не ставили никаких границ развитию космоса, они полагали, что мир погибнет, чтобы вновь возникнуть помолодевшим, как мир действительный; они желали ему вечной жизни. Христианская кончина мира была делом чувства, объектом страха и надежды; а для язычников гибель мира представлялась делом разума и природы.
Незапятнанная девственность есть принцип спасения, принцип нового, христианского мира.
«Дева породила спасение мира, Дева породила жизнь всех… Дева зачала того, кого этот мир не может объять… По вине мужа и жены плоть была изгнана из рая, но через Деву она воссоединилась с Богом». Амвросий. «Целомудрие сочетает человека с небом. Хорошо брачное целомудрие, но еще лучше воздержность вдовства, а всего лучше девственная непорочность». (Псевдо-Бернг.). «Не забывай, что жена изгнала обитателя рая из его владения». Иероним. «Христос на себе показал, что девственная жизнь есть истинная и совершенная. Поэтому, хотя он и не сделал ее для нас прямым законом, ибо, как он сам сказал, не все могут вместить это слово, но он поучал нас делом». Иоанн Дамаскин. «Какой славе не была бы предпочтена девственность? Славе ангелов? У ангела есть девственность, но нет плоти; в этом он больше счастлив, чем силен». Бернгард.
Но если воздержание от удовлетворения полового инстинкта, отрицание полового различия и следовательно половой любви — ибо одно без другого не мыслимо — составляет принцип христианского неба и спасения, то удовлетворение полового инстинкта и половой любви, на которой утверждается брак, необходимо является источником греха и зла. Так оно и есть на самом деле. Тайна первородного греха есть тайна полового наслаждения. Все люди зачаты во грехах, ибо они зачаты в чувственной, т. е. естественной радости и наслаждении. Половой акт, как акт чувственный, сопровождающийся наслаждением, есть акт греховный. Грех со времен Адама распространяется вплоть до наших дней главным образом по тому, что размножение людей покоится на естественном половом акте. Такова тайна христианского первородного греха. «Как далек от истины тот, кто утверждает, что сладострастие внедрил человеку первоначально Бог!.. Как может сладострастие возвратить нас в рай, оно, из-за которого только мы и изгнаны из рая?» Амвросий. «Сладострастие само по себе не может не быть грехом». Петр Ломб. «Мы все рождены в грехах и будучи зачаты от плотской похоти, привнесли с собою первородный грех». Григорий. (Петр Ломб. lib. II. dist. 30. с. 2). «Твердо помни и не сомневайся, что каждый человек, зачатый от совокупления мужчины и женщины, рождается с первородным грехом… Отсюда явствует, что первородный грех есть греховное вожделение, которое перешло от Адама ко всем людям, рожденным в сладострастии. (Там же, с. 3. см. также Диви. 31. с 1). «Причина греха лежит во плоти». Амвросий. (Там же). «Христос не имеет в себе греха, ни наследственного, ни собственного; он пришел в мир без похоти плотских желаний; в нем не было полового смешения… Всякий зачатый проклят». Августин. «Человек рожден от женщины и потому — во грехе». Бернард. «Все, что рождается в мире от мужа и жены, греховно, над ним тяготеют гнев Божий и проклятия, и оно осуждено на смерть». «Все люди, рожденные от отца с матерью, по природе суть чада гнева, как свидетельствует о том св. Павел в послании к Ефесянам 2». «Мы от природы зачинаемся и рождаемся грязно и греховно». Лютер. (Ч. XVI, стр. 246, 573). Из этих примеров достаточно ясно видно, что «плотское смешение» — даже поцелуй есть плотское смешение — составляет основной грех, основное зло человечества, и следовательно, основа брака, половой инстинкт, выражаясь прямо, есть продукт диавола. Хотя творение, как создание Бога, прекрасно, но таким, каким оно было создано, оно уже давно не существует. Диавол отвратил творение от Бога и испортил до основания. «Проклята земля за тебя». Впрочем грехопадение есть только гипотеза, которую верующие создали для т