«В воскресении ни женятся, ни выходят замуж: но пребывают, как Ангелы Божии на небесах». Матф. 22. 30. «Пища для чрева и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое». 1. Коринф. 6, 13. «Но то скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление не наследует нетления», (там же, 15. 50). «Они не будут уже алкать, ни жаждать и не будет палить их солнце и никакой зной». Откров. Иоан. 7, 16. «И ночи не будет хам, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном». (Там же, 22, 5). Есть, пить, бодрствовать, спать, отдыхать, работать и вообще подчиняться естественным необходимостям — великое несчастье и огорчение для благочестивого человека, который желал бы быть совершенным и свободным от всех грехов. О. если б совсем не было этих необходимостей, а были бы только духовные наслаждения, которые, увы! мы так редко испытываем». Фома Кемп. Правда, христианское бессмертие в отличие от языческого есть не бессмертие духа, а плоти, т. е. всего человека. «Для языческих философов значение чего-то бессмертного и непреходящего имели наука и разум. Но мы, просветленные откровением Божиим, знаем, что не только дух, но и очищенные аффекты, и не только душа, но и тело достигнут в свое время бессмертия». Бэкон Верул. Цельз упрекал поэтому христиан в desiderium corporis (в пристрастии к телу). Но это бессмертное тело, как уже сказано, является не материальным, а насквозь духовным, воображаемым телом — телом, которое есть прямое отрицание действительного, естественного тела. Поэтому в этой вере речь идет не столько о признании или преображении природы и материи, как таковой, сколько о реальности души, об удовлетворении, безграничного, фантастического, супранатуралистического стремления к блаженству, границы которому ставит действительное, объективное тело.
Что такое собственно ангелы, которым уподобятся небесные души, на это Библия дает также мало определенных ответов, как и на другие не менее важные вопросы; она именует их духами, и означает существами, стоящими выше человека (hominibus superiores). Позднейшие христиане говорили об этом предмете более определенно, но различно. Одни давали им тело, другие отрицали его — впрочем различие только кажущееся, так как и тела ангелов суть тела фантастические. Что же касается воскресшего тела, то о нем они имели не только различные, но даже противоположные представления — противоречие, лежащее в природе вопроса и неизбежно вытекающее из основного противоречия религиозного сознания, которое, как сказано, признает, что по существу это будет то же самое индивидуальное тело, какое было у нас до воскресения, и в то же самое время иное, — иное и тем не менее то же самое. Что тело будет совершенно то же, вплоть до волос, видно из того, что «ни единый волос не погибнет, ибо Господь говорит; ни единый волос не упадет с головы вашей». Августин и Петр Ломб. Оно будет то же в том смысле, что все его обременяющее и противоречащее отчужденному от природы духу будет устранено. Чрезмерный рост ногтей и волос принадлежит к излишествам и недостаткам природы; ибо, если бы человек не согрешил, то его ногти и волосы росл бы только до определенной величины, как у львов и птиц». Какая это категоричная, наивная, чистосердечная, уверенная и гармоничная вера! У воскресшего тела, как у того же самого и в то же время иного, нового тела, опять есть волосы и ногти — иначе оно было бы уродливым, лишенным существенного украшения телом, следовательно, воскресение не есть полное восстановление — и хотя остаются те же самые ногти и волосы, но вместе с тем они теперь преображены сообразно существу нового тела. Там у них отсутствует стремление к произрастанию, и они не переступают границ пристойности. Поэтому там не надо будет стричь волос и ногтей — равно не будет у нас и обременительных потребностей прочих частей тела, ибо уже само по себе, небесное тело есть абстрактное, обрезанное тело. Почему же верующие богословы нового времени не входят уже в такие подробности, как прежние теологи? Почему? потому что их вера есть только общая, неопределенная, т. е. только представляемая, воображаемая вера, потому что они стараются заглушить, скрыть от разума выводы, т, е. неизбежные определения своей веры, из страха перед своим разумом, уже давно разошедшимся с верой, из страха утратить свою слабоумную веру, если станут рассматривать ее при свете разума и остановятся на подробностях.
Что отрицает вера на земле, она утверждает на небе; что теряет она здесь, она приобретает там сторицею. Здесь дело идет об отрицании тела, а там об его утверждении. Здесь всего важнее отделение души от тела, а т а м — воссоединение тела с душою.
«Я хотел бы жить не только душою, но и телом. Я хотел бы обладать и телом; я желал бы, чтоб тело опять вернулось к душе и воссоединилось с нею». Лютер. (Ч. УН. стр. 90). В чувственном христианин сверхчувствен, но зато в сверхчувственном он чувствен. Поэтому небесное блаженство никоим образом не есть только спиритуальное, духовное, но оно есть также блаженство телесное, чувственно е — состояние, при котором все желания исполнены. «Все, в чем сердце твое ищет радости и услады, там все это будет в избытке. Ибо сказано: Бог должен быть все во всем. А где присутствует Бог, там соприсутствуют ему все блага, какие только можно пожелать». «Захочешь ли ты ясно видеть и слышать сквозь стены и быть таким легким, чтобы в одно мгновение очутиться там, где пожелаешь, здесь на земле или там на облаках, все будет исполнено: и все телесное и духовное, чего ты пожелаешь, будешь иметь в изобилии, когда обретешь Его». Лютер. (Ч. X, стр. 380, 381). Конечно, в христианском небе не едят, не пьют и не вступают в брак, как в небе магометан; но только по тому, что с этими усладами связана потребность, а с потребностью — материя, т. е. нужда, страсть, зависимость и недовольство. «Там угаснут все потребности. И ты будешь поистине богат, ибо ни в чем не будешь нуждаться». Августин. «Наслаждения этой земли суть только целебные средства», говорит тот же Августин; «истинное здоровье существует только в бессмертной жизни». Небесная жизнь, небесное тело свободны и не ограничены, как желание, и всесильны, как фантазия. «Тело будущего воскресения было бы не вполне блаженно, если б оно не могло принимать пищу, и не вполне блаженно, если б оно нуждалось в пище». Августин. Тем не менее пребывание в теле, не ведающем ни бремени, ни тягости, ни отвращения, ни болезни, и свободном от смерти, связано с чувством высокого телесного благосостояния. — Даже познание Бога на небе свободно от напряжения мысли и веры, оно есть чувственное, непосредственное познание — созерцание. Правда, христиане не согласны в том, можно ли существо Божие созерцать телесными очами. Но в этом разногласии мы опять имеем лишь противоречие между абстрактным и действительным Богом; первый, конечно, не есть предмет созерцания, а второй может им быть. «Плоть и кровь есть как бы стена между мною и Христом, но там этастена будет сорвана… Там все откроется. Там мы глазами увидим, устами вкусим и носом будем обонять, там воссияет сокровище души и жизни… прекратится вера и я буду все видеть своими глазами». Лютер. (Ч. IX, стр. 595). Отсюда видно, что существо Божие, как предмет религиозного настроения, есть не что иное, как существо фантазии. Небесные существа суть сверхчувственно-чувственные нематериально-материальные существа, т. е. существа фантазии; но они подобны Богу, равны Богу, даже тождественны с Богом; следовательно, Бог есть также сверхчувственно-чувственное, нематериально-материальное существо; ибо какова копия, таков и прообраз!
Противоречие в таинствах есть противоречие между натурализмом и супранатурализмом.
Самое главное в крещении — утверждение воды. «Кто утверждает, что настоящая, естественная вода не составляет необходимой принадлежности крещения, и потому слова Господа нашего Иисуса Христа: «кто не возродится из воды и св. Духа», обращает лишь образный оборот речи, да будет он проклят». Concil Trident. «К сущности этого таинства относится слово и элемент. Поэтому крещение не может быть совершено никакой другой жидкостью, кроме воды». Петр Ломб. «Для достоверности крещения требуется больше, чем одна капля воды. Для действительности крещения необходимо, чтобы имело место физическое соприкосновение между водою и телом крещаемого и потому недостаточно лишь окропить платье водою. Затем должны быть омыты те части тела, которые человек обыкновенно умывает, например, шее, плечи, грудь и в особенности голова». Тheol. Schol. «Необходимость употребления настоящей, естественной воды при крещении явствует из примера Иоанна и апостолов. Деяния апостолов, 8, 36. 10, 47.» Буддеус. Следовательно, вода существенно необходима.
Но затем следует отрицание воды. Значение крещения не в естественной силе воды, но скорее в сверхъестественной, всемогущей силе слова Божьего, которое установило воду для таинства, и чрез посредство ее оно сверхъестественным, чудесным образом сообщается человеку, хотя оно могло бы избрать также иное вещество, чтобы произвести то же действие. Так, например, Лютер говорит: «Пойми, что отличие воды крещения от всякой другой воды исходит не из естественной сущности, а из присоединения к воде чего-то благородного. Ибо сам Господь вкладывает в нее свою славу, силу и мощь… кака учил о том и св. Августин: accedat verbum ad elementum et fit sacramentum». (Полный катехизис). «Крестите их во имя Отца и т. д. Вне этих слов вода остается простой водою… Кто же захочет крещения во имя Отца, Сына и св. Духа считать простой водою? Разве мы не видим, чем приправляет Бог эту воду? Если бросить сахар в воду, то это будет уже не вода, а сахарный раствор или что иное. Зачем же мы будем отделять здесь слово от воды и утверждать, что это простая вода, как будто слово Божие, даже сам Бог не соприсутствует в этой воде… Поэтому крещение есть вода, уничтожающая грех, смерть и всякое несчастье и помогающая нам обресть небо и вечную жизнь. Она стала сладкой, ароматичной и целительной водой, ибо сам Бог присутствует в ней». Лютер. (Ч. XVI, стр. 105).