– Мы наверняка не купим билетов, – хохотал Оливер, сразу захваченный безумной идеей.
– Еще как купим, – возражала Лиза с уверенностью человека, привыкшего получать все, что пожелает. И, конечно, билеты были: в те дни весь мир пока еще был у ее ног. В тот же вечер, взволнованные тем, что творят, они вылетели в Лас-Вегас. Где, ошалев от смены часовых поясов и пугающе-синего неба над пустыней, выяснили, что зарегистрировать здесь свои отношения до ужаса просто.
– А надо ли? – едва владея собой, спросила Лиза.
– Затем и приехали.
– Знаю, но… как-то это уж слишком, нет?
Глаза Оливера стали холодными, взгляд – жестким и раздраженным. Лиза знала этот взгляд. С Оливером лучше не начинать того, что не собираешься доводить до финала.
– Ну, ладно, пошли! – усмехнулась она, но от волнения и страха смешок вышел несколько визгливый.
Они подтвердили свои намерения и приняли все необходимые обеты в круглосуточно действующей Часовне Любви, чему был свидетелем некий тип, похожий на Элвиса Пресли, а церемонию вел священник с внешностью капитана Старбака из «Звездного пути». Невеста была в черном.
– Можете поцеловать невесту.
– Мы поженились, – истерически выдохнула Лиза, когда они вышли, уступив место следующей паре. – Невероятно!
– Я люблю тебя, солнце мое, – сказал Оливер.
– И я тебя люблю.
Она и правда любила. Но больше всего ей сейчас хотелось вернуться в Англию, поделиться новостью с друзьями и знакомыми, чтобы все умерли от зависти, какая прикольная ей досталась свадьба. Пляжные выверты в Санта-Лючии ни в какое сравнение не идут – скучно и плоско! Лиза не могла дождаться выхода на работу в понедельник, чтобы на вопрос, как провела выходные, небрежно ответить:
– Да ничего, вот слетала в Лас-Вегас и вышла замуж.
– …Тогда тебе нужен хороший адвокат, – вернул ее в действительность голос матери. – Чтобы получить по суду ту часть имущества, что принадлежит тебе.
– Конечно, – проронила Лиза.
Вообще-то она понятия не имела, как это – разводиться. Прагматичная и резкая во всем, с расторжением своего брака она до странности затянула. Может, мама и права, нужен адвокат…
Но, повесив трубку, Лиза безостановочно думала об Оливере. Из небытия выныривали, нет, высверкивали, как молнии, забытые, иррациональные чувства, и она была на грани того, чтобы снова снять трубку и набрать его номер. Услышать голос, помириться с ним…
Порывы позвонить бывшему мужу случались у Лизы и прежде, но не такие мощные, и единственное, чем она смогла отговорить себя, – напоминанием, что это он ее бросил. Пусть даже и говорил, что она не оставила ему выбора.
Лиза отошла от телефона подальше, испытывая физическую боль от затраченных усилий. Сердце билось часто и неровно. Всего минуту назад примирение казалось ей возможным, и от спада, последовавшего за душевным подъемом, поплыла голова. Дрожащей рукою чиркнув спичкой, она закурила и велела себе забыть Оливера. Прочь, прошлое, здравствуй, будущее. Джек. Но Джек, скорее всего, предается сейчас бешеной страсти со своей злючкой Мэй.
О господи, как же ей сейчас этого не хватает… С Джеком. Или с Оливером. С любым из двух. С двумя сразу… В памяти возникло сильное тело Оливера, как будто вырезанное из цельного куска эбенового дерева, и Лиза, не сдержавшись, застонала вслух.
Посмотрела на часы – ну вот, всего лишь половина восьмого. Неужели этот день никогда не закончится?
Позвонили в дверь, и сердце ее встрепенулось. Может, там Джек с очередным непредусмотренным визитом! Бросившись к зеркалу, чтобы проверить, в каком она виде, Лиза стерла из-под глаз следы туши, пригладила волосы и побежала открывать.
На крыльце, смотря на нее снизу вверх, стоял парнишка в форменной майке «Манчестер юнайтед», с модной стрижкой – затылок под ноль, спереди длинная челка. Такие носили все соседские ребята.
– Как дела, Лиза? – на редкость звучным голосом поинтересовался он, прислонясь к косяку. – Чем занимаешься? Может, выйдешь поиграть?
– Поиграть?
– Нам нужен судья.
За его спиной возникли остальные.
– Да, Лиза, – галдели они. – Давай, выходи.
Лиза понимала, как это нелепо, но в глубине души была польщена. Так приятно быть кому-то нужной. Отогнав мысли о прежних праздничных выходных с полетами на вертолете в Шамони, или бизнес-классом самолета в Ниццу, или в пятизвездочный отель в Корнуолле, она накинула куртку и просидела остаток воскресенья на крылечке, ведя счет в очень агрессивном теннисном матче между соседскими детьми.
Джек Дивайн позвонил матери утром в субботу.
– Буду позже, – сказал он. – Ничего, если я с другом? Мама чуть не поперхнулась от волнения:
– С другом? Это дама?
– Да, с дамой.
Лулу Дивайн очень старалась быть сдержанной, но у нее ничего не получилось.
– Это Ди?
– Нет, ма, – вздохнул Джек, – не Ди.
– Ну ничего. Ты виделся с ней?
Лулу разрывалась между искренним расположением к женщине, бросившей ее возлюбленного сына, и лютой ненавистью к ней же.
– Вообще-то да, – признался Джек. – Случайно встретились на стоянке, на Друри-стрит. Она передает тебе привет.
– Как она?
– Замуж выходит.
У Лулу вспыхнула надежда.
– За тебя?
– Нет.
– Вот дрянь!
– Да нет же, – возразил Джек. Новость, конечно, была для него не из самых приятных, но и не из худших. – Она правильно сделала, что не пошла за меня. Наши пути разошлись. Она поняла это раньше, чем я.
– А что это за девушка, с которой ты придешь сегодня?
– Ее зовут Мэй. Она замечательная, но немного нервная.
– Мы ее примем как родную.
Мэй в скромной ретро-блузке в стиле пятидесятых и в босоножках на семисантиметровом каблучке смирно уселась в машину рядом с Джеком, чтобы ехать в Рахени.
– А что они скажут, увидев, что я наполовину вьетнамка? Они не расисты?
Джек успокаивающе дотронулся до ее руки:
– Конечно, нет. Не волнуйся, Мэй, они нормальные люди.
– Ты говорил, они оба учителя?
– Теперь они на пенсии.
Лулу и Джефри с честью выполнили все пункты обязательной программы: сердечно пожали руку Мэй, сбросили газеты с дивана, чтобы усадить ее, продемонстрировали фотографии Джека в детстве.
– Он был такой чудесный, – умиленно вздыхала Лулу, показывая Мэй улыбающегося со снимка четырехлетнего малыша в детском саду. – А вот эту посмотрите. – И протягивала цветное фото Джека-подростка, тощего и долговязого, рядом с низеньким столиком.
– Этот столик сделал я, – похвастался Джек.
– У него такие умелые руки, – гордо подтвердила Лулу.
«Знаю», – мысленно согласилась Мэй и на секунду похолодела от ужаса, не сказала ли этого вслух.
Ее нервное возбуждение мало-помалу отступило под натиском общей любви, и все шло превосходно, пока на глаза ей не попалась фотография на каминной полке. Молодой, худой, не такой растрепанный Джек в обнимку с высокой, темноволосой, самоуверенно улыбающейся девушкой. В тот же миг Лулу все поняла и в смятении взглянула на Мэй. Как она могла забыть про эту фотографию?!
– Кто это с тобой? – обреченно спросила Мэй у Джека, получая даже некоторое удовольствие от собственных страданий. Про Ди она знала все – как они с Джеком познакомились еще в институте, как через девять лет решили пожениться, а Ди взяла и сбежала. Мэй давно хотела посмотреть на эту девушку.
Неловкую паузу прервал приезд Карен, старшей сестры Джека, с мужем и тремя детьми. Не успели отшуметь приветствия, как ввалилась Дженни, младшая сестра Джека, тоже с мужем и детьми.
– Ладно, нам пора, – заявил через некоторое время Джек, увидев, что с Мэй уже довольно.
Лулу и Джефри проводили их до дверей.
– Прелесть что за девочка, – сказала Лулу, склонившись к сыну.
– Работа у нее какая необычная, – заметил Джефри.
– Продавец мобильных телефонов… Что здесь необычного?
Джефри крякнул от удивления:
– Мобильных телефонов? Она мне по-другому сказала!
32
Волосы. На ногах. Слишком много. Эшлин мучили вопросы эпиляции. Две недели назад, с кратким приходом Ложного Лета, она извела волосы на ногах воском, и для повторной процедуры они еще недостаточно отросли. Но для того чтобы ложиться с кем-нибудь в постель, отросли даже слишком.
Так она рассчитывает лечь в постель с Маркусом? Ну, кто знает… Вот только волосатые ноги стать препятствием не должны.
Конечно, можно их побрить. Нет, нельзя. Если уж начала пользоваться воском, строго запрещается сводить на нет все труды бритьем, чтобы опять лезла жесткая щетина. Джулия, косметичка, ее просто убьет.
Но припадок самосовершенствования прекратился ровно в тот момент, когда в понедельник позвонил Маркус и спросил:
– Ну, как насчет?..
– Насчет чего?
– Чего угодно. Джин-тоника? Пакета картошки фри? Безумного секса?
– Джин-тоник – здорово. И картошка фри тоже. Маркус помолчал.
– А безумный секс? – осведомился он тоном мальчика-паиньки.
Эшлин постаралась придать голосу легкую иронию:
– А это мы еще посмотрим!
– Если буду хорошо себя вести?
– Если будешь хорошо себя вести, точно!
Вот тут Эшлин начала действовать решительно и быстро – наносила на себя маски, выщипывала брови… За оставшееся до вечера время она вымыла голову шампунем с кондиционером, убрала с ногтей облупившийся лак и накрасила их заново, уничтожила волосы на ногах, умастилась увлажняющим лосьоном «Гуччи Энви», которым пользовалась лишь в особых случаях, выдавила на голову четверть тюбика бальзама для распрямления волос, щедрыми мазками нанесла макияж – времени на тонкости уже не оставалось – и облилась духами «Энви» в дополнение к лосьону.
Тед заглянул к ней на завершающей стадии сборов. Он был живо заинтересован в том, чтобы отношения у Эшлин и Маркуса сложились, потому что ему как начинающему юмористу близкое знакомство с Маркусом было очень полезно.
– Будь сексапильной, – твердил он, наблюдая, как Эшлин наносит на ресницы третий, последний слой туши.