Спарачино проглотил несколько порций «Гранд Марнье» и после каждого пропущенного бокала становился все более разговорчивым и льстивым.
— Он своего не упустит. Думаешь, набрался и утром уже ничего не вспомнит? Черта с два. Всегда начеку, даже когда спит.
— Спасибо, успокоил.
Пройдя через фойе, мы направились к лифту. Поднимались молча, не глядя друг на друга, наблюдая за мельканием цифр на световом табло. Расстеленный во всю длину коридора ковер приглушал шаги. Переступив порог, я впервые за вечер испытала облегчение — сумка стояла у кровати.
— Ты где-то рядом?
— Через два номера от твоего. — Марк рассеянно огляделся. — Угостишь стаканчиком на ночь?
— У меня с собой ничего нет…
— Не сомневаюсь, в баре обязательно что-нибудь найдется. По собственному опыту знаю.
Стаканчик на ночь был мне нужен, как дырка в голове.
— Интересно, что же задумал Спарачино?
Бар представлял собой небольшой холодильник, заполненный пивом, вином и крошечными бутылочками с более крепкими напитками.
— Он видел нас вместе. Что дальше?
— Зависит от того, что я ему скажу.
Я подала ему пластмассовый стаканчик со скотчем.
— Хорошо, тогда позволь мне сформулировать вопрос несколько иначе. Что ты собираешься ему сказать?
— Что-нибудь совру.
Я опустилась на край кровати.
Марк пододвинул стул. Наши колени почти соприкасались.
— Скажу, что пытался выудить из тебя кое-какую информацию. Скажу, что хотел ему помочь.
— Что использовал меня. — Мысли рассыпались, как карточные домики. — Что у тебя есть ко мне подходы. Потому что когда-то мы были вместе.
— Да.
— И все это ложь? — вырвалось у меня.
Марк рассмеялся, а я вдруг вспомнила, как сходила с ума от одного лишь этого смеха.
— Не вижу ничего смешного. — В комнате было жарко. Лицо горело от выпитого скотча. — Если все это вранье, то что же тогда правда?
Марк все еще улыбался, и его глаза не отпускали меня.
— Кей, я всегда говорил тебе правду. — Он помолчал, потом наклонился и прикоснулся к моей щеке, а мне стало страшно — я жаждала поцелуя.
— Почему бы тебе не задержаться? Хотя бы до завтрашнего вечера? Утром мы могли бы поговорить со Спарачино.
— Нет. Именно этого он от меня и ждет.
— Как скажешь. Тебе решать.
Потом, когда Марк наконец ушел, я лежала на кровати, глядя в темноту и чувствуя прохладную пустоту рядом. В те давние дни он никогда не оставался на ночь, и по утрам я бродила по комнате, собирая разбросанную одежду, стаканы, тарелки, бутылки из-под вина и полные окурков пепельницы. Тогда курили мы оба. Засиживались допоздна, до двух-трех ночи, болтали, смеялись, ласкались, пили и курили. И еще спорили. Как я ненавидела эти споры, слишком часто переходившие в злобный обмен репликами, когда на удар отвечали ударом, на выпад — выпадом, на цитату из кодекса — философским высказыванием. И я постоянно ждала, когда же он скажет, что любит меня. Но не дождалась. По утрам я просыпалась с тем же ощущением пустоты, которое познала еще ребенком, когда после Рождества помогала матери собирать разбросанную упаковочную бумагу.
Я сама не знала, чего хочу. Может быть, не знала этого никогда. Эмоциональная разобщенность никогда не компенсировалась близостью, и тем не менее я не извлекла для себя никаких уроков и ничему не научилась. Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему. Стоило Марку протянуть руку, и я бы потеряла остатки рассудка. Желанию чуждо благоразумие, и потребность в близости неистребима. Много лет я не позволяла себе вспоминать давние картины: горячие губы… жадные руки… ненасытный голод страсти… Теперь эти воспоминания снова мучили меня.
Накануне я забыла предупредить, чтобы меня разбудили утром, и не стала заводить будильник, но поставила свои внутренние часы на шесть и проснулась точно вовремя. Сидя на кровати, я чувствовала себя так же отвратительно, как и выглядела. Горячий душ и последующие процедуры не помогли спрятать темные мешки под глазами и замаскировать бледность. Яркий свет в ванной и зеркало явили меня самой себе с жестокой откровенностью. Я позвонила в «Юнайтед эйрлайнз» и ровно в семь уже стучала в дверь номера Марка.
— Привет. — Он неприятно поразил меня свежестью и бодростью. — Передумала?
— Да. — Знакомый запах одеколона в одно мгновение перетряхнул мои мысли, как кусочки разноцветного стекла в калейдоскопе.
— Я так и знал.
— Откуда ты мог это знать?
— Ты никогда не увиливала от драки, — сказал Марк, глядя на меня в зеркало, перед которым завязывал галстук.
Встретиться договорились в офисе «Орндорфф и Бергер» после ланча. Фойе фирмы производило впечатление безжизненного космического пространства. Над черным ковром высилась массивная черная консоль; солидный латунный блок служил столом, дополненным двумя черными акриловыми стульями. Никакой другой мебели не было — ни картин, ни растений в горшочках, только несколько гнутых, искореженных скульптурных форм, разбросанных по помещению, как куски ворвавшейся в пустоту шрапнели.
— Чем могу помочь? — Секретарша привычно улыбнулась из глубины своей рубки.
Прежде чем я успела ответить, неразличимая на фоне темной стены дверь бесшумно отворилась и Марк, забрав сумку, повел меня по длинному, широкому коридору. Мы проходили мимо просторных кабинетов с большими окнами, предлагавшими взглянуть на серую панораму Манхэттена. Ни одной живой души я пока не встретила — наверное, все ушли на ланч.
— Кто же проектировал ваше фойе? — прошептала я.
— Ты его увидишь, — пообещал Марк.
Кабинет Спарачино был вдвое больше остальных; эбонитовую глыбу письменного стола с разбросанными пресс-папье из полированного камня окружали стены книг. Сам адвокат звезд сцены и воротил развлекательного бизнеса в дорогом костюме а-ля Джон Готти,[8] из нагрудного кармана которого выглядывал уголок кроваво-красного платка, совсем не отреагировал на наше появление. Мало того, он даже не взглянул на нас, пока мы не сели. «Не самый радушный прием», — подумала я.
— Вы, полагаю, собрались на ланч, — произнес наконец хозяин кабинета, закрывая папку и буравя меня холодными серо-голубыми глазами. — Обещаю, доктор Скарпетта, что долго вас не задержу. Мы с Марком уточняли кое-какие детали, касающиеся дела моего клиента, Берилл Мэдисон. Как ее адвокат и исполнитель завещания, я обязан прояснить некоторые вопросы и уверен, что вы окажете мне полное содействие.
Я молчала, безуспешно стараясь отыскать пепельницу.
— Роберту нужны ее бумаги, — тоном беспристрастного свидетеля добавил Марк. — В частности, Кей, рукопись книги, над которой мисс Мэдисон работала в последнее время. Я уже объяснил ему раньше, что служба судебно-медицинской экспертизы не хранит личные вещи, по крайней мере в данном случае.
Мы обсудили нашу тактику за завтраком и решили, что Марк «обработает» Спарачино до моего прихода. Сейчас же у меня появилось неприятное чувство, что «обрабатывают» как раз меня.
Я посмотрела Спарачино в глаза.
— Находящиеся в моем офисе предметы являются вещественными доказательствами. Среди них нет никаких бумаг, которые могли бы вам понадобиться.
— Хотите сказать, что у вас нет рукописи?
— Совершенно верно.
— И вы не знаете, где она?
— Даже не представляю.
Его лицо ничуть не изменилось.
— Что ж, похоже, у нас возникла проблема. — Он открыл папку и достал фотокопию документа, в котором я узнала полицейский отчет по делу Берилл Мэдисон. — Как явствует из отчета полиции, на месте преступления была обнаружена рукопись. И вот теперь мне говорят, что никакой рукописи нет. Как это следует понимать?
— Страницы рукописи действительно были обнаружены, — ответила я. — Но не думаю, что вас интересуют именно они, мистер Спарачино. Насколько я могу судить, они не являются частью последней работы Берилл, и, главное, мне их не передавали.
— Сколько там было страниц?
— Вообще-то я их не видела.
— А кто видел?
— Лейтенант Марино. И разговаривать вам следует с ним.
— С ним я уже разговаривал. Лейтенант сказал, что передал рукопись вам.
Невероятно! Я была уверена, что Марино не мог так сказать.
— Скорее всего, вы неправильно его поняли. Должно быть, лейтенант имел в виду, что передал часть рукописи в лабораторию Бюро судебной экспертизы, которая располагается в одном здании с моей службой. Переданные страницы предположительно являются частью более ранней работы. Добавлю, что Бюро судебной экспертизы — совершенно отдельное подразделение.
Я посмотрела украдкой на Марка — он сидел с каменным лицом и отчаянно потел.
Скрипнула кожаная обивка кресла — Спарачино наконец пошевелился.
— Буду откровенен с вами, доктор Скарпетта. Я вам не верю.
— Кому верить, а кому нет — дело ваше, — сдержанно ответила я.
— Я много размышлял над этим случаем, — столь же сдержанно продолжал адвокат. — По существу, рукопись не представляет ничего ценного, если вы не понимаете ее значимости для определенных лиц. Есть по меньшей мере два человека, не включая издателей, готовых хорошо заплатить за книгу, над которой мисс Мэдисон работала перед смертью.
— Все это не имеет ко мне никакого отношения. У меня нет упомянутой вами рукописи. Более того, ее у меня никогда не было.
— Но у кого-то же она есть. — Он повернулся к окну. — Я знал Берилл лучше, чем кто-либо другой, доктор Скарпетта. Знал ее привычки. Ее довольно долго не было дома, а с момента возвращения до убийства прошло всего несколько часов. Трудно поверить, что она вернулась без рукописи. Следовательно, рукопись была либо при ней, либо где-то рядом. В кабинете, в кейсе, в чемодане. — Холодные серо-голубые глазки впились в меня. — У нее не было сейфа в банке, и в другом месте она в любом случае хранить рукопись не стала бы. Уехав из города, Берилл взяла ее с собой, чтобы поработать над книгой. Очевидно, что при возвращении в Ричмо