Я промолчала, изо всех сил сдерживая подступившие к глазам слезы.
— Держись от него подальше, Кей, — негромко предупредил Этридж. — Ради бога, порви с ним. Что бы между вами ни было, порви с ним.
— Рвать нечего, Том, — дрожащим голосом ответила я. — Между нами ничего нет.
— Когда ты разговаривала или виделась с ним в последний раз?
— Несколько недель назад. Он мне звонил. Разговор занял не больше тридцати секунд.
Этридж кивнул, как будто ничего иного и не ожидал.
— Ему не позавидуешь. Знаешь, преступникам живется не так уж сладко. Сомневаюсь, что Марк Джеймс может позволить себе долго разговаривать по телефону. Он бы и с тобой на контакт ни за что не вышел, если бы не крайняя необходимость. Расскажи, как ты оказалась с ним в Нью-Йорке.
— Он сказал, что хочет со мной увидеться. Что ему нужно предупредить меня насчет Спарачино. — Я опустила глаза.
— И что же? Он тебя действительно предупредил?
— Да.
— Что он сказал?
— Примерно то же самое, что только что говорил ты.
— Зачем? Зачем Марку понадобилось предупреждать тебя?
— Он объяснил, что хочет меня защитить.
— И ты ему веришь?
— Черт возьми, я уже не знаю, кому верить.
— Ты его любишь?
Я промолчала, только посмотрела на него в упор.
Этридж поднял руку.
— Пойми, Кей, мне нужно знать, насколько ты уязвима. Ради бога, не думай, что мне приятно вести этот разговор и задавать такие вопросы.
— Вот и ты, Том, не думай, что мне все это доставляет удовольствие.
Мой голос прозвучал немного резковато. Этридж взял с колен салфетку, аккуратно сложил ее и подсунул под тарелку.
— Я боюсь, Кей, — произнес он настолько тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы услышать его. — Боюсь, что Марк Джеймс может доставить тебе очень большие неприятности. Есть основания полагать, что за вторжением в твой офис стоит именно он. В таком случае…
— Какие основания? — перебила я, повышая голос. — О чем ты говоришь, Том? Какие у тебя могут быть основания… — Слова застряли в горле, потому что у нашего столика появился вдруг сенатор Партин и его молодой спутник. Я даже не заметила, как они поднялись из-за стола и подошли. Судя по выражению их лиц, оба понимали, во что вмешиваются.
— Джон, рад тебя видеть. — Этридж отодвинул стул. — Ты ведь знаком с Кей Скарпетта, нашим главным судмедэкспертом?
— Конечно, конечно. Здравствуйте, доктор Скарпетта. Надеюсь, все в порядке? — Он с вежливой улыбкой пожал мне руку. — Познакомьтесь, мой сын Скотт.
Мне сразу же бросилось в глаза, что сын явно пошел не в отца и не унаследовал ни его грубоватых черт, ни мощного телосложения. Передо мной стоял высокий, красивый, по-спортивному подтянутый молодой человек с великолепными черными волосами. Ему было за двадцать, и он смотрел на меня с высокомерным любопытством, граничащим с дерзостью. Недолгая дружеская беседа не помогла избавиться от напряжения, и, когда отец с сыном наконец оставили нас в покое, лучше мне не стало. Официант принес еще кофе и удалился.
— Где-то я его уже видела.
— Кого? Джона?
— Нет-нет. С сенатором мы встречались и раньше. Его сына, Скотта. Лицо показалось очень знакомым.
Этридж пожал плечами:
— По телевизору. — Он мельком взглянул на часы. — Скотт Партин — актер. По крайней мере, пытается таковым стать. По-моему, сыграл пару ролей в каких-то сериалах.
— О боже… — прошептала я.
— Может быть, даже снялся в двух-трех фильмах. Побывал в Калифорнии, сейчас живет в Нью-Йорке.
— Нет!
Этридж опустил чашку и с беспокойством посмотрел на меня.
— Как он мог узнать, что мы здесь встречаемся? — спросила я, понизив голос.
Память не подвела: я прокрутила эпизод с обедом в «Галлаксере» и вспомнила. Одинокий молодой человек, лениво потягивавший пиво за столиком в углу зала.
— Понятия не имею, Кей. — Глаза Этриджа озорно блеснули. — Но, откровенно говоря, не удивлен. Молодой Партин уже несколько дней следует за мной как тень.
— Это ведь не твой контакт из Министерства юстиции…
— Упаси господи. — Прокурор покачал головой.
— Спарачино?
— Не исключаю такой возможности. По крайней мере, это объяснимо, не так ли, Кей?
— Объяснимо? Но зачем ему преследовать тебя?
Этридж проверил счет.
— Чтобы знать, что происходит. Шпионить. Запугивать. — Он поднял голову. — Выбор за тобой, Кей.
Скотт Партин, как мне показалось, принадлежал к той породе немногословных и уверенных в себе молодых людей, которые производят впечатление одним своим угрюмым великолепием. В «Галлаксере» он читал «Нью-Йорк таймс» и с хмурым видом пил пиво. Если я и заметила его, то лишь потому, что такие красавчики, как и роскошные букеты цветов, невольно притягивают к себе всеобщее внимание.
Спускаясь с Марино на первый этаж нашего здания, я вдруг почувствовала, что должна поделиться с ним своим открытием.
— Ошибиться я не могла. Это точно был он. Сидел через два столика от нас в «Галлаксере».
— Один? Никого больше?
— Совершенно один. Читал газету, пил пиво. По-моему, ничего не ел, но точно не помню.
Мы вошли в архив, встретивший нас запахом картона и пыли.
Еще одна ложь. Получалось, что Марк врал мне едва ли не на каждом шагу. Он сказал, что Спарачино не знал о моем приезде в Нью-Йорк, а встреча в ресторане произошла по нелепой случайности. Присутствие молодого Партина в «Галлаксере» могло означать только одно: его направили туда следить за мной, а раз так, то Спарачино наверняка знал, что я буду там с Марком.
— Ну, это еще как посмотреть, — заметил Марино, пробираясь между заставленными пыльными коробками стеллажами. — Жизнь в Большом Яблоке[17] недешевая, и можно предположить, что юный Партин подрабатывает, выполняя кое-какие поручения Спарачино. Его могли послать следить не за тобой, а за Марком. Вспомни, именно Спарачино порекомендовал Марку тот ресторан. По крайней мере, так сказал тебе сам Марк. Итак, Спарачино имел основания предполагать, что в тот вечер Марк будет обедать в «Галлаксере». Он приказывает Партину отправиться туда и выяснить, с кем встречается Марк. Партин идет, садится за столик, пьет пиво, и тут появляетесь вы. Он выходит, звонит своему шефу и сообщает последнюю информацию. Есть контакт! В следующий момент в зал входит сам Спарачино.
Как бы мне хотелось в это верить!
— Имей в виду, это всего лишь предположение, — добавил Марино.
Хотелось, но не верилось. Снова и снова я повторяла себе, что правда состоит в другом: Марк предал меня, и он не адвокат, а преступник, отсидевший срок в тюрьме.
— Учитывать надо все возможности.
— Конечно, — пробормотала я.
Пройдя по узкому полутемному коридору, мы остановились перед тяжелой металлической дверью. За ней находился стеклянный тир, где специалисты-баллистики тестировали «грязное» оружие. Сумрачное прохладное помещение, казалось, пропахло свинцом. На полках вдоль стены лежали десятки самых разных пистолетов, револьверов, дробовиков, винтовок и автоматов, конфискованных у владельцев по решению суда и переданных затем в лабораторию. Дальняя стена представляла собой стальной щит, испещренный тысячами следов от пуль самого разного калибра. Марино направился к куче сваленных в углу голов, туловищ, рук и ног. Выглядела эта куча отвратительно, напоминая массовое захоронение где-нибудь в Освенциме.
— Ты ведь белое мясо предпочитаешь? — спросил Марино, вытаскивая бледно-розовый мужской торс.
Я промолчала и, открыв чемоданчик, достала свой «рюгер». Марино тем временем приспособил к туловищу голову с европеоидными чертами, темными волосами и карими глазами и водрузил манекен на ящик у стальной плиты примерно в тридцати шагах от меня.
— У тебя одна обойма, чтобы отправить парня к праотцам. — Он вытащил из-за пояса автоматический десятимиллиметровый, проверил предохранитель и протянул пистолет мне, как и положено, рукояткой вперед. — Счастливого Рождества.
— Спасибо, не надо, — вежливо ответила я.
— Док, с этой своей штуковиной ты и опомниться не успеешь, как окажешься не у дел.
— Если промахнусь.
— Чепуха, все промахиваются. Но ведь «рюгер» перезарядить ты уже не успеешь.
— И все-таки я предпочитаю пользоваться своим. У твоего слишком большой разброс.
— Зато какая убойная сила!
— Знаю, но у меня «силвертип», а это тоже не шутка.
Мне уже доводилось стрелять из девятимиллиметрового, и симпатией к нему я не прониклась. Во-первых, мой точнее. Во-вторых, автоматическое оружие не так надежно и часто заедает. Менять качество на количество я не собиралась. К тому же в таких делах немаловажное значение имеет привычка.
— Свалить можно и одной пулей, — сказала я, опуская наушники.
— Ну да, если влепишь между глаз.
Поддерживая правую руку левой, я потянула за спусковой крючок. Первая пуля в голову, еще три в грудь, пятая зацепила плечо. Все случилось очень быстро. Манекен слетел с ящика и с грохотом ударился о стальную стену.
Не говоря ни слова, Марино положил девятимиллиметровый на стол и вынул из наплечной кобуры служебный револьвер. Похоже, мой отказ оскорбил его лучшие чувства. Я понимала, что раздобыть для меня пистолет стоило ему немалых трудов и лейтенант рассчитывал на заслуженную благодарность.
— Спасибо, Марино.
Барабан с щелчком встал на место.
Я попыталась исправить положение, добавив, что ценю его заботу, но он уже либо не слышал, либо не слушал.
Все шесть пуль попали в цель, в подпрыгивающую голову манекена. Вторая порция свинца растерзала туловище. Воздух наполнился кисловатым запахом пороха. «Да, — подумала я, — такого лучше не злить — дольше проживешь».
— Нет ничего лучше, чем расстрелять лежачего.
— Ты права, док, — сказал он, снимая наушники. — С этим ничто не сравнится.
Мы опустили деревянную фрамугу и прикрепили к ней стандартную бумажную мишень. Расстреляв коробку патронов и оставшись вполне довольной результатом — по крайней мере, все мои пули поразили противоположную стену, — я выстрелила пару «силвертипов», чтобы прочистить кан