Письма. Вроде тех. Что он уже в зрелом возрасте писал другой своей любимой. Роскошной, великолепной, незамужней Стерлинг Харпер. Письма, которые та сожгла перед тем, как уйти из жизни. Сожгла, чтобы не разбивать сердце его вдове.
— Так вы их нашли? — едва слышно вымолвила она.
— Нашли — что?
— Его письма к ней?
— Нет. — Возможно, это была самая милосердная полуправда из всех, что я когда-либо говорила. — Ничего такого мы не нашли. Никаких писем от вашего мужа в личных бумагах Харперов полиция не обнаружила. Ни писем, ни почтовой бумаги с его фирменным бланком, ничего.
Она немного расслабилась, не услышав того, что подкрепило бы ее подозрения.
— Вы когда-нибудь встречались с ними? Может быть, бывали в Катлер-Гроув или принимали их у себя?
— Да-да. Дважды, если не ошибаюсь. Однажды мистер Харпер приезжал на вечеринку. И один раз они у нас заночевали. Втроем. Харперы и Берилл Мэдисон.
Во мне проснулся угасший было интерес.
— Когда это случилось, не помните? Когда они ночевали у вас?
— За несколько месяцев до смерти Джо. В самом начале года, через месяц или два после того, как Берилл выступала у нас на собрании. Да, это определенно было в феврале, потому что у нас еще стояла рождественская елка. Принимать ее… для меня это был настоящий подарок.
— Вы имеете в виду Берилл?
— Да! Я так обрадовалась! Они втроем, кажется, ездили в Нью-Йорк по делам. По-моему, встречались с агентом Берилл. Оттуда прилетели в Ричмонд, а поскольку было уже поздно, заночевали у нас. То есть заночевали только Харперы, потому что Берилл ведь жила в городе. Поздно вечером Джо сам отвез ее домой. А наутро отвез и Харперов. В Уильямсберг.
— Вам что-нибудь запомнилось о том вечере?
— Немного. Помню, что я приготовила баранью ногу, а они опаздывали, потому что в аэропорту потеряли багаж мистера Харпера.
Почти год назад. Тогда Берилл уже начала получать письма с угрозами. По крайней мере, так нам представлялось на основании имеющейся информации.
— Приехали уставшие, — продолжала миссис Мактиг. — Но мой Джо такой молодец. Лучшего хозяина не сыскать. Гостей принимать умел.
Не тогда ли она все поняла? Не тогда ли заметила, как муж смотрит на другую женщину? Не тогда ли догадалась, что он влюблен в Стерлинг Харпер?
Я хорошо помнила, каким был Марк в наши последние дни вместе. Помнила тот отстраненный, чужой взгляд. Именно его глаза сказали все. Я видела, что он смотрит на меня, но думает о ком-то другом. И все же, зная и понимая, я не верила до конца инстинкту, не хотела верить, что мой Марк любит другую. Надежда жила, пока он сам все мне не сказал.
— Кей, мне очень жаль, — угрюмо пробурчал он, когда мы в последний раз пили кофе по-ирландски в нашем любимом баре в Джорджтауне. В тот день с серого неба падали пушистые снежинки, и мимо проходили парочки в теплых куртках и ярких вязаных шарфах. — Ты знаешь, я люблю тебя.
— Но не так, как люблю тебя я. — Сердце сжалось. Никогда в жизни мне не было так больно.
Марк опустил глаза.
— Я не хотел, чтобы так получилось.
— Конечно, не хотел.
— Прости. Мне действительно очень жаль.
Я ему верила. Верила, что не хотел. Верила, что жаль. Да вот только от этого ровным счетом ничего не менялось.
Я не знала ее имени, потому что не желала знать. По крайней мере, это была не та женщина, на которой он потом женился. Не Джанет, которая погибла. Хотя, возможно, он и здесь соврал.
— …сильно не в духе.
— Простите, что вы сказали? — спросила я, отгоняя непрошеные воспоминания и сосредотачиваясь на миссис Мактиг.
— Мистер Харпер. — На нее как будто накатила волна усталости. — Он так расстроился из-за багажа. К счастью, потом все утряслось и сумки быстро вернули. — Миссис Мактиг помолчала. — Господи, сейчас это кажется таким далеким, а ведь на самом деле времени прошло немного.
— А Берилл? Какой вы ее запомнили? Какой она была в тот вечер?
— Все они ушли. Все умерли.
Сложив руки на коленях, она смотрела в свое темное, пустое зеркало. Все умерли, кроме нее. Все гости того памятного, такого прекрасного и такого страшного вечера превратились в призраков.
— Мы говорим о них, миссис Мактиг. А значит, они с нами.
— Да. — Глаза ее наполнились слезами.
— Нам нужна их помощь, а им — наша.
Она кивнула.
— Расскажите о том вечере, — снова попросила я. — О Берилл.
— Она была очень тихая. Я помню, как она смотрела на огонь.
— Что еще?
— Что-то случилось.
— Что? Что случилось, миссис Мактиг?
— Мне показалось, что между ними что-то произошло. Между ней и мистером Харпером.
— Почему вам так показалось? Они поругались?
— Это было уже после того, как мальчик доставил багаж. Мистер Харпер открыл сумку и достал пакет с какими-то бумагами. Он очень много пил…
— И что потом?
— Мистер Харпер повел себя довольно… странно. Сначала накричал на них, на сестру и на Берилл, а потом бросил бумаги в огонь. Мне запомнились его слова: «Вот что я об этом думаю! Дрянь! Мусор!»
— А вы не знаете, что именно он сжег? Может быть, документы? Например, контракт?
— Не думаю. — Миссис Мактиг покачала головой. — Помню, у меня сложилось впечатление, что это была рукопись Берилл. И злился он больше на нее.
«Автобиография, — подумала я. — Вероятно, мисс Харпер, Берилл и Спарачино встречались в Нью-Йорке, чтобы обсудить ее детали с Кэри Харпером. И именно это так разозлило последнего, что он потерял над собой контроль».
— Джо даже пришлось вмешаться, — добавила миссис Мактиг. Она сидела в той же позе, сплетя на коленях побелевшие от напряжения пальцы.
— Что же он сделал?
— Отвез ее домой. Берилл Мэдисон. — Она со страхом посмотрела на меня. — Вот почему это случилось. Да-да, я знаю.
— Почему это случилось?
— Вот почему они все умерли. Я знаю. Я почувствовала это тогда. Страшное чувство.
— Вы можете его описать — это чувство?
— Вот почему они все умерли, — повторила миссис Мактиг. — В тот вечер в комнате было столько ненависти!
13
Больница «Валгалла» располагалась в тихом уголке округа Албемарль, куда меня в течение года периодически приводили обязательства перед Вирджинским университетом. Проезжая по автостраде, я часто видела угрюмое кирпичное строение на вершине далекого холма, но ни разу не посещала это заведение ни по личным, ни по служебным делам.
Размещавшийся там роскошный отель для богатых и знаменитых обанкротился в годы депрессии, и его приобрели три брата-психиатра, вознамерившиеся основать что-то вроде лечебницы в духе Фрейда, курорта для душевнобольных, куда располагающие средствами семьи могли бы сбывать плоды своих генетических прегрешений, слабоумных стариков и распрограммированных подростков.
Меня совсем не удивило, что Эл Хант еще подростком провел в «Валгалле» несколько месяцев. Неприятным сюрпризом стало явное нежелание лечащего врача обсуждать данный конкретный случай. За профессиональной любезностью доктора Уорнера Мастерсона скрывалась скала секретности, способная противостоять самым напористым дознавателям. Я знала, что он не хочет разговаривать со мной. Он знал, что не может уклониться от разговора.
Оставив машину на усыпанной мелким гравием стоянке для гостей, я вошла в вестибюль с викторианской мебелью, восточными коврами и тяжелыми шторами на резных карнизах. Не успела я понять, к кому здесь обратиться, как за спиной прозвучал мужской голос:
— Доктор Скарпетта?
Я обернулась — передо мной стоял высокий, стройный чернокожий мужчина в синем, европейского покроя костюме. В волосах мелькала благородная седина, скулы и лоб отвечали аристократическим стандартам.
— Уорнер Мастерсон, к вашим услугам. — Он широко улыбнулся и протянул руку.
Лицо его показалось знакомым, и я уже собиралась спросить, не встречались ли мы раньше, но он опередил меня, сообщив, что узнал меня по фотографиям в газетах. Чаще всего такие фотографии появлялись не в самые приятные моменты моей жизни, так что напоминание о них удовольствия мне не доставило.
— Давайте пройдем в мой офис, — любезно предложил он. — Надеюсь, доехали без проблем? Могу предложить вам что-нибудь? Кофе? Содовую?
Мы уже шли по длинному коридору, и я изо всех сил старалась не отставать. Немалая часть человечества даже не догадывается о том, какое неудобство причиняют короткие ноги, а вот мне частенько приходится оказываться в неприятном положении пыхтящего паровозика, затесавшегося в компанию скоростных поездов. В конце коридора доктор Мастерсон наконец оглянулся, подождал меня и, открыв дверь, с улыбкой пропустил в кабинет. Не дожидаясь приглашения, я опустилась в кресло, воспользовавшись паузой, чтобы отдышаться. Мастерсон устроился за столом и принялся набивать табаком дорогую вересковую трубку.
— Не стоит, наверное, и говорить, доктор Скарпетта, — неторопливо, словно обдумывая каждое слово, заговорил он, пододвигая к себе пухлую папку, — как я огорчился, узнав о смерти Эла Ханта.
— Но неожиданностью она для вас не стала?
— В общем-то нет.
— Пока мы разговариваем, я хотела бы просмотреть его досье.
Возникшая пауза едва не вынудила меня напомнить уважаемому психиатру, что я имею законное право доступа ко всем относящимся к делу документам. В последний момент доктор Мастерсон снова улыбнулся и подтолкнул папку в мою сторону.
— Разумеется.
Я открыла ее, стараясь не обращать внимания на проплывающие над головой и обволакивающие меня ароматическим благовонием клубы сизого дыма. Стандартные формуляры, заполняемые при приеме пациентов и по результатам физического осмотра, не таили в себе ничего неожиданного. Утром 10 апреля, одиннадцать лет назад, поступивший в «Валгаллу» Эл Хант пребывал в полном физическом здравии. А вот картина, сложившаяся в результате обследования его психологического состояния, свидетельствовала о другом.
— Поступил в состоянии кататонии? — спросила я.