— То-то, наверное, обрадовался, когда узнал, что Берилл убита. Он же мог делать с книгой все что угодно. Например, изъять опасные места. А потом обстряпать дельце, продать рукопись да еще и руки на этом нагреть. Желающих ее купить — после такой-то шумихи! — думаю, нашлось бы немало. Толкнул бы какому-нибудь таблоиду вместе с фотографиями мертвых Харперов…
— Тех фотографий, что сделал Джеб Прайс, Спарачино так и не получил, — напомнила я. — Слава богу.
— Не важно. Я к тому, что за чертовой книжкой выстроилась бы очередь. Хватали бы даже те, кто раньше на нее бы и не глянул. Может, даже я…
— А жаль, — пробормотала я. — Книга великолепная. Тебе бы стоило почитать.
Дверь открылась, и мы оба повернулись. На этот раз Роза внесла длинную белую коробку, перевязанную роскошным красным бантом. Оглянувшись и не найдя свободного места, она просто сунула ее мне в руки.
— Какого еще… — начала я, но остановилась и, положив коробку на колени, развязала атласную ленту. Роза и Марино с любопытством наблюдали. Внутри, на мягкой подстилке из зеленой тисненой бумаги, лежали две дюжины великолепнейших, сияющих, как рубины, красных роз. Закрыв глаза, я наклонилась и вдохнула их аромат. Потом открыла маленький белый конвертик.
«Когда становится невмоготу, пора становиться на лыжи. В Аспене, после Рождества. Сломай ногу и присоединяйся. Люблю, Марк».