– Может, не стоит? Мужики говорят, в квартире будто взорвалось чего. Она ж буйная.
– Да какая она буйная. Ты глянь на нее – еле на стуле сидит. Снимай, сказал. И иди звони. А я пока попытаюсь поговорить с ней.
– Дохлый номер. Молчит она. Ни слова не сказала, сорок минут уже сидит, только качается из стороны в сторону.
– Ну, тогда пусть молчит, а ты мне пригласи этого, пострадавшего. При ней поговорю с ним. Может, и она тогда разморозится.
Сергея Лиза услышала задолго до того, как он вошел.
– Да вы посмотрите на нее, у нее же не все дома явно! – вопил он в коридоре – видимо, яблочку. Голос приблизился, стукнула дверь, и Лиза поняла, что он уже в кабинете. – Думал, просто застенчивая, а она, оказывается, ебанутая на всю голову! Всю квартиру мне разнесла! Думал, она меня убьет! Вы чего, наручники с нее сняли? А если она опять на меня бросится?!
– Не бросится, не волнуйтесь. Лучше скажите: что вызвало такую ее реакцию? Что вы сделали? – спокойно спросил тот, кого яблочко назвал Матвеем Борисовичем.
– Что я сделал?! Вы серьезно сейчас?! Какая-то тварь проникла ко мне в квартиру под видом уборщицы, весь хрусталь мне переколотила, и вы меня спрашиваете, что я сделал?!
– Так, успокойтесь, пожалуйста. В квартире один проживаете?
– Нет, с женой и дочерью.
– Где они сейчас?
– К теще обеих отправил, достали. Завтра приедут – опять разборки. Как я жене это все объяснять буду?
– Хорошо, картину я понял. Сейчас составим с ваших слов протокол. Подождите, пожалуйста, в коридоре.
Сергей вышел из кабинета, от души саданув дверью об косяк. Но тут же вернулся, просунулся:
– Это я не специально хлопнул, сквозняк тут у вас.
– Ага, точно… Посидите в коридорчике. Ну что, Елизавета Александровна, давайте поговорим с вами, пока скорая едет. Обработают вам порезы. Постарайтесь пока не касаться предплечий. Заодно выяснят, не сломан ли нос. Все было так, как он сказал? Вы согласны с его словами?
Лиза послушно разомкнула руки – кожа равномерно горела, будто отогревалась с мороза, это было даже приятно, – и теперь терпеливо ждала, пока Матвею Борисовичу надоест задавать ей вопросы.
Но ему все не надоедало:
– Вы давно знакомы с пострадавшим или впервые в этот дом пришли? Понял, спрошу его. А что можете сказать о себе? Ага, тишина…
Дальше вопросы посыпались уже безо всяких пауз:
– Давно уборкой зарабатываете? Как называется агентство, через которое он вас нанял? Или вы частным образом устраиваетесь? И как тогда ищете клиентов? И еще вот интересно: вы не в курсе, он действительно женат или придумывает про жену?
– Фотография свадебная стоит в шкафу, – неожиданно для себя отозвалась Лиза. – И женские вещи повсюду. Женат. И детская комната. Там девочка живет. Видимо, она и есть дочь.
– Ага, понятно. Так и запишем, – будто не обратив внимания на то, что она заговорила, отозвался он. – Жена с дочкой, он сказал, к теще отъехали, вот ему и потребовалась посторонняя помощь с уборкой. Так как вы работаете: самостоятельно или через агентство?
– Через агентство. А жена с ним разведется, когда узнает, что он сделал. Уйдет от него. И дочку заберет.
– А вот это уже интересно, отсюда давайте поподробнее. – Матвей Борисович плотнее придвинулся к столу. – Что именно он делал, что вы решили, будто супруга захочет развода?
– Он ходил за Лизой. По всей квартире. Лиза в ванную, воды набрать, он за Лизой. Лиза воду вылить – он опять позади. Наблюдал, как Лиза работает. Думала, он боится, что Лиза что-нибудь украдет. Молчала. Потом он сказал, что ему не нравится, как Лиза оттерла плинтус.
– А Лиза – это вы, да? Ну да. Елизавета. Логично. Не понравилось, как вы оттерли плинтус, так, – сказал он. – И дальше что произошло? Вы почему сейчас засмеялись?
Она не смотрела ему в лицо, но в поле зрения улавливала, как он, чуть прищурившись, молча смотрит на нее, и от этого взгляда ей становилось все легче и легче говорить.
– Это называется “придираться”. Плинтуса были оттерты хорошо. Лиза все делает хорошо. Если что-то можно убрать, Лиза это убирает. Там на плинтусах кое-где были пятна краски. Лиза их не смогла отчистить. Хотела позже ножом попробовать. Вот. А он сказал, плохо оттерла. И тогда Лиза встала на колени, чтобы еще раз оттереть, более тщательно…
Кресло под Лизой чуточку поскрипывало от ее движений, и она вдруг отвлеклась на это поскрипывание, вслушалась в него и, кажется, забыла говорить.
– Так, продолжайте, пожалуйста, – сказал Матвей Борисович, и она поняла, что пауза затянулась.
Лизе отчего-то захотелось вдруг отвернуться. Она закрыла глаза и сказала:
– Когда Лиза встала на колени, он подошел очень близко. Сзади. Одной рукой зажал рот, другой задрал… Ну, платье задрал. Подол. Задрал его. И Лиза тогда поняла, что он без штанов стоит. Спустил штаны и так стоял. Держал Лизу. Пытался снять колготки. Лиза бросила тряпку через плечо. В лицо ему попала. Случайно. Вырвалась. Он упал, в штанах запутался. Лиза… Лиза виновата, да. Сломала много вещей. Кидалась в него – что под руку попадет, тем и кидалась. Ни разу не попала. Он очень разозлился. Штаны натянул и опять Лизу схватил. Швырял по квартире. Как вещь швырял – то туда, то сюда. Кричал, что Лиза – проститутка. А Лиза не проститутка. Лиза – уборщица. Только потом поняла, что он Лизу на разбитое бросал, чтобы поранить посильнее.
Зазвонил телефон.
– Прошу прощения, Елизавета Александровна, – сказал Матвей Борисович, зачем-то погрозив ей указательным пальцем, и снял трубку.
– Матвей Борисович, извините, что прерываю, – сказали в трубке. – Вам наверняка будет интересно.
Звонил яблочко. Лиза прекрасно слышала каждое слово.
– Да, слушаю, Семен, – коротко глянув на Лизу, сказал Матвей Борисович.
– Мы тут с постом говорили. В общем, клиент не сам нас вызвал. Это соседи. Услышали вопли и грохот – и позвонили.
– Спасибо, Семен, учту это. – Матвей Борисович положил трубку. – Так, Елизавета Александровна. Думается, вы сообщили мне все, что нужно. Сейчас составим протокол, нужно будет расписаться несколько раз. А пока вы ожидаете, там к вам скорая приехала. Будете вставать – осторожно, не поскользнитесь. Голова не кружится?
Лиза отрицательно мотнула головой, дождалась, покуда слегка запаздывающий окружающий мир подъедет к точке взгляда, и встала. Вопреки ее уверенности нога вдруг скользнула по полу, Лиза ухватилась за спинку стула – и только теперь заметила на ободранном казенном линолеуме выпуклые глянцевые капли.
В этот раз на лестнице никого нет. Лиза всю дорогу развлекается с логарифмической линейкой, заставляя бегунок забавно щелкать на поворотах, и, открывая дверь, почти совсем уже не помнит о том, что сегодня произошло.
Она входит домой бесшумно, как обычно, и первым ее встречает непереносимо дружелюбный запах сырников – будто чужой щенок прыгает и лижет в нос, и никак его не отогнать. Она не сразу снимает наушники, а потому улавливает запах даже раньше, чем довольно громкий разговор, доносящийся с кухни.
Вначале она не впускает в себя слова – бабушка часто ставит телефон на громкую связь, пока печет что-нибудь, и ведет бессмысленную болтовню с подружками. Слушать это нельзя, да и незачем.
И вдруг ее обжигает знакомый голос.
Митя.
– …такие дела, Лидия Матвеевна. Соответственно, выход у нас с вами только один теперь.
– Да, я вас хорошо поняла.
В стеклянную мензурку падают капли – одна за одной, одна за одной.
Примерно так же в Лизину голову капают Митины слова.
Чуть погодя до затаившейся в темной прихожей Лизы докатывается тяжелая волна корвалола, отменяющая простодушный уют сырников.
Лиза тихонько стаскивает с себя куртку и, обняв ее, сползает по стене и забивается в угол, поближе к львенку.
– И не затягивайте. Проконсультируетесь с доктором завтра, а сегодня на свой страх и риск дайте ей сами – по обычной схеме. Будет от еды отказываться – в питье подмешайте, как в прошлый раз. Врач вас завтра еще может и не принять, а она продолжит ухудшаться в это время. Поверьте, я бы не стал настаивать, если бы не был полностью уверен.
– Да… Я и сама вижу, что пора. Как раз сырники пеку, в тесто легко добавить, и она охотно съест. Одно меня смущает – больно он тяжелый. В прошлый раз ей с него совсем худо было. Работать не сможет, совсем скиснет дома-то.
– Ничего, покиснет и перестанет. Зато выспится и успокоится. Потом еще спасибо вам скажет. Насчет денег не волнуйтесь: сделаем как обычно.
– Не знаю, как вас благодарить. Практически посторонний человек, а как нас выручаете всегда.
– Может, и хорошо, что она пока дома побудет. Так гораздо безопаснее, – как-то медленно и невпопад говорит Митя. – Ладно, мне пора сейчас. Завтра в течение дня еще наберу вас.
– Всего доброго, Матвей Борисович. – Эти слова бабушка произносит уже под гудки телефона.
Лиза слышит, как бабушка с усилием сглатывает капли.
Скрипит диванчик – присела.
Теперь надо дождаться, пока телевизор погромче сделает, тогда можно и в комнату проскользнуть.
Они решили, что Лиза отбилась от рук. Решили сделать ее удобной. Старый друг рисполепт, жидкость без цвета и запаха, которая без труда отравляет все, к чему прикоснется, заставляет голову трястись, мысли – путаться, навсегда разрывает связи между нейронами. Смирительная рубашка для распоясавшегося психа. Вот какой они ее считают. Вот что хотят с ней сделать – обезвредить, чтобы она больше не доставляла хлопот.
Лиза глядит на все понимающего львенка.
– Никому нельзя верить, – касаясь его эмалевой гривы, шепчет она чуть слышно. – Совсем никому.
Теперь, когда стало понятно, что дома нельзя не только есть, но и пить, рот моментально пересыхает, и Лиза потихоньку лезет в рюкзак, чтобы вытащить бутылку с водой. Губы липнут одна к другой, кажется, что язык сейчас пойдет сетью мелких трещин. Воды в бутылке на донышке, и Лиза выливает эту воду в рот и держит несколько секунд, пока вода не растворяется во рту без остатка.