Гораздо труднее измерить то, от чего зависит и свертывание, и развертывание России. Так вот, можно показать, что чем интенсивнее мессианский накал, тем быстрее и мощнее идет развертывание. А чем интенсивнее антимессианский накал (что это такое, можете понять, посмотрев хотя бы выступления Сванидзе и Пивоварова), тем быстрее идет свертывание России. По степени антимессианского накала можете судить о том, насколько врагу надо нас свернуть до конца. Уверяю вас, когда Ципко начинает проклинать мессианство – это заказ. И чем надрывнее – тем заказ серьезнее. Да что там Ципко!
Совокупный антимессианский накал можно измерить количественно. В определенных интегральных единицах. Чем истошнее, дружнее, чаще и повсеместнее орут о «европейском выборе России» (сын Ходорковского, сам Ходорковский, Белковский и прочая, прочая) – тем серьезнее и строже заказ на сворачивание России. Я не шучу. Это действительно можно измерять количественно.
Градус мессианского накала предлагаю называть «Темес» (температура мессианства). Градус антимессианского накала – «Атемес» (температура антимессианства). Чем выше Темес, тем быстрее развертывание России, чем выше Атемес, тем быстрее свертывание России. Корреляция между указанными величинами фактически линейная и достаточно жесткая. А значит, любой политический курс в России следует измерять в Темесах и Атемесах. В этом, а не в словах о благосостоянии и «программах 2020».
Мне справедливо возразят, что если завтра кремлевским пропагандистам прикажут «темесить», то есть повышать температуру мессианской риторики, то всех стошнит.
Но Темес это же накал реального мессианства, а не симулякров, пиара и суррогатов. Где есть Павловский, там нет Темеса, а где есть Темес, там нет Павловского.
Мне столь же справедливо укажут, что одним «темесом» сыт не будешь. Нужна программа ГОЭЛРО, и ее воплощение. Согласен. Но никакие ГОЭЛРО в России не реализуются механически. Утром Темес – вечером ГОЭЛРО. Это, во-первых. И, во-вторых, там, где «Атемес», там никакого ГОЭЛРО не будет никогда. Там будет только новый горбачевизм.
Механически в России развертывание обеспечить нельзя. В непонимании этого – трагедия нынешнего патриотического прагматизма. Механически в России можно только сдержать свертывание. Да и то… Сколь бы механическим ни было сдерживание свертывания для самих прагматиков, оно в народе сразу же порождает и некую позитивную органику, она же – воспоминание о своем всемирно-историческом величии. А в чем такое величие измеряется? В градусе мессианского накала, в чем еще!
Начал Путин в 2000 году сдерживать свертывание самым что ни на есть механическим образом, и начались воспоминания о былом накале. Подчеркиваю, о былом! Нового накала не произошло. Но воспоминание о былом накале возникло. А где воспоминание о былом накале, там и…
Пиар на тему о советском гимне? Согласен. Но для кого-то пиар, а для кого-то… воспоминание… Со всеми вытекающими последствиями.
Медведев начал душить это воспоминание? Начал! Чем занялся печально знаменитый Совет Федотова? Лихорадочной эскалацией десоветизации: «Душить, душить скорее воспоминание! А ну как оно проснется!» Я не хочу сказать, что мы из этого выбрались. Но впадали мы в это тогда по чисто перестроечному лекалу («десоветизация» как аналог «денацификации» – и понеслось). Так ведь?
А что такое модернизация «по Юргенсу», о которой при Медведеве стали говорить столь же бессмысленно и яростно, как и в эпоху первой перестройки?
С одной стороны, это как бы развитие, а с другой стороны – сведение к нулю всего, что связано с Темесом, то есть с выдвигаемой нами альтернативной всемирно-исторической моделью развития. А значит это коварное наращивание Атемеса. Коварное, потому что осуществляется под желанным для всех соусом развития. Развитие? КАКОЕ развитие?
Ежу понятно, что модернизация – отказ от самой возможности каких-либо альтернативных моделей развития. Мол, не бывает каких-либо альтернатив. Модель одна, одна, одна! И стоило три раза прокричать «одна», как она навернулась под фанфары.
Все стали ускользать от понимания, что она навернулась, и вопить, что сие есть всего лишь кризис. Кризис? Кризис – это когда у вас температура повышается, и вы выздоравливаете. А при онкологии температура не повышается, да и при СПИДе тоже.
Кризис? Что сделали за 4 года? Больной пухнет от водянки под названием «дензнаки». Западная сладкая жизнь не только теряет сладость! Ведь вряд ли можно назвать сладкой, например, испанскую ситуацию! Как-никак 50-процентная безработица среди молодежи. Но и это бы еще полбеды! Намного хуже то, что западная жизнь начинает приобретать черты антижизни, расчеловечивания. Чего стоит одна только ювенальная юстиция. А ведь к ней все дело не сводится.
Нет, не кризис все это, господа, а также товарищи. Ох, не кризис – это агония модерна. А вы что делаете? Вы ускользаете, вы не хотите видеть корчи больного, не хотите слышать его предсмертные крики и восклицаете: «Модернизация!»
А еще, вдобавок, и действуете-то вы вопреки всему мировому опыту модернизации. Что сие показывает? Что вы не модернизируете страну, а ускользаете – каждый на свой манер – от несомненного факта сворачивания России. И вы не хотите понять, что источником этого сворачивания является сама ваша модернизация. Нежелание понять очевидное – это и есть ускользание, так ведь?
К 2011 году доускользались, докувыркались со своим Атемесом до перестройки-2 с ее карнавальными действами на Болотной и Сахарова. Ведь сами устроители назвали это карнавалом!
А что такое карнавал? Это дозволенные антисистемные оргиастические выплески, жестко регулируемые церковью как системой – по сигналу системы начинаются, по сигналу кончаются. И только если оргия регулируется – она не разрушает систему сразу же. Но если система перестает регулировать «это», тогда о-го-го. Ведь корни-то «этого» каковы? Откуда все тянется? Из глубокой древности, глубочайшей. Где карнавал, там и сатурналии, где сатурналии – там Баал. Дорожка эта тянется известно куда – к последним безднам, к древнейшим культам сладостного поклонения смерти и тьме.
Этот темный характер новых политических карнавалов очевиден каждому, кто не хочет ускользать от понимания очевидного. Но ведь все ускользают. Закройте глаза и вы увидите этот танец коллективного ускользания. Вы увидите даже то, в какой пластике ускользают от понимания разные герои нашего политического романа.
Итак, и модернизация, и стабилизация – это формы ускользания от того единственного, что может обеспечить развертывание России, а все, что не обеспечивает развертывание, обеспечивает ее свертывание, в том или ином темпе.
Сейчас наращивание Атемеса произошло в связи с вхождением в ВТО. Еще большее наращивание произойдет с принятием ювенальной юстиции. Любое принуждение России заниматься чем-либо, кроме как альтернативным всемирно-исторически значимым развитием, – обеспечивает ее свертывание. Понимаете? Так было всегда. Но теперь, в условиях агонии классической западной модели развития, это все приобретает очевидный и абсолютно терминальный характер.
Воистину, классики были правы, говоря о слабом звене в мировой цепи. А что такое слабое звено? Это звено, в котором негативные процессы приобретают колоссальное ускорение. Свертывание России, связанное с отсутствием миссии, дополняется свертыванием, связанным с коллапсом Запада, то есть того, что этой миссии противостояло и считало этой миссией себя.
Семь восьмых дороги к смерти пройдено. Будем и дальше идти тем же путем? Или одумаемся?
Хочу быть правильно понят. От того, что Россия уйдет из ВТО или откажется от ювенальной юстиции, она не начнет развертываться, она просто не будет так быстро свертываться. Развертываться она начнет только когда обретет миссию. Человечество будет жить в XXI веке только в случае, если Россия ее обретет, то есть заявит миру свой новый альтернативный проект всемирно-исторического развития. И покажет, что этот проект реализуем. Чем быстрее Россия начнет это делать, тем больше шансов на жизнь есть и у нее, и у человечества.
Спросят: «А это вообще возможно?»
Клятвенно заверяю, что возможно это и только это. Мы можем и должны поднять реальную мессианскую температуру (Темес) и подавить Атемес. Тому есть реальные прецеденты.
Потеряв Землю Обетованную, еврейский народ, униженный и рассеянный, тысячелетиями повторял: «До встречи в Иерусалиме». Встреча произошла. Кому-то это нравится, кому-то нет, но она ведь произошла. Не будем обсуждать качество этой встречи, обстоятельства, ее обеспечившие, и так далее. И только признаем, что она произошла. Тем самым признаем, что воля творит чудеса, и что новые исторические проекты, то есть воплощенные в жизнь тексты, возможны. Признав это, вспомним самих себя другими – гордыми людьми, обладавшими своей всемирно-исторически значимой моделью развития. Вспомнив же это, скажем: «До встречи в СССР!»
Сергей Кургинян
Стругацкие Лебеди
(Интервью с Сергеем Кургиняно впервые опубликовано в газете «Завтра», 14.01.2012)
– Уважаемый Сергей Ервандович! Темой нашего разговора будут братья Стругацкие. Вернее, их творчество – весьма заметный феномен отечественной культуры, охватывающий период с 60-х по 90-е годы прошлого века. Его пик популярности, похоже, пришелся на середину 80-х годов. Но и до того книги Стругацких выходили миллионными тиражами, по ним ставились спектакли, снимались и шли в широком прокате фильмы. У Стругацких сформировалась не просто настоящая армия поклонников – воспитанные на их творчестве люди во многом стали движущей силой тех изменений, которые произошли в нашем обществе. В кругах отечественных «реформаторов» Стругацкие обладали и обладают гигантским авторитетом. Достаточно упомянуть, например, известную цитату из Чубайса: «Егор Гайдар как-то позвонил мне и говорит: «Ты думал, что из себя представляет мир Стругацких? Ты вспомни их роман „Трудно быть богом“. А ведь это и есть либеральная империя, когда приходишь куда-то с миссией и несешь с собой нечто, основанное на свободе, на правах человека, на частной собственности и предприимчивости, на ответственности. Бремя правого человека». Или такой знаковый факт, как женитьба самого Егора Гайдара на дочери Аркадия Стругацкого Марии. Или название нашумевшего в свое время доклада ИНСОР «Россия. Полдень. XXI век»… Таких «фактиков» очень много, и есть ощущение, что они где-то, на каком-то уровне очень же