.
Нет сомнений, что и Бонапарт, попытавшись остановить тщательно продуманный Суворовым марш из Северной Италии на Париж, был бы разгромлен, подобно Макдональду, Жуберу и Моро. Даже военный гений был не в силах изменить ситуацию, созданную бездарной политикой Директории и неодолимым натиском Суворова. К этому моменту в Лондоне, Вене и самом Париже прекрасно понимали, что у суворовских войск нет противника, способного не то что остановить, но даже задержать их наступление на столицу Франции. Понимал это и Наполеон, который, едва опасность для Парижа миновала, сверг Директорию и принялся создавать для Франции новую, Великую армию.
Спасение врага, агрессивной Франции, было заслугой неверных союзников России. Суворова остановило и отправило в Альпы прямое и неприкрытое предательство Англии и Австрийской империи. Они действовали сообща, но именно австрийцы нашли единственный способ, которым можно было заставить русских свернуть с пути на Париж. Они спешно вывели свои войска из Швейцарии, оставив там перед превосходящим неприятелем русский корпус Римского-Корсакова. Суворов, сам установивший правило, что русские своих не бросают, оставив артиллерию, обоз и госпиталя, с боем прошел через все укрепленные позиции французов в горах. И не успел. Римский-Корсаков был разбит, а Суворов сам пришел в окружение.
Созданная и одухотворенная Великой революцией армия стояла вокруг попавших в западню суворовских солдат. Никогда впоследствии французские войска, которые многократно умножит, прекрасно вооружит и обучит Первый консул, а затем император Наполеон, не будут пылать столь возвышенными чувствами и столь искренне верить в свою мировую миссию. При равенстве вооружений, тактики и стратегии, Наполеон, случись сразиться против Суворова, не мог победить. Он сам в этом косвенно сознавался, отзываясь о русском полководце злобно-завистливо. Признавая силу его воли и характера, Наполеон отказывал Суворову в военном таланте и причислению к великим полководцам. Гуманнейшего из современных ему военачальников он, не понимая причины «блестящих успехов» русских, именовал кровожадным «варваром». Это выдает замешательство Наполеона, его страх перед сравнением с Суворовым. Александр Васильевич, напротив, высказывался о Бонапарте в высшей мере уважительно, как того заслуживал молодой генерал, гениально применивший в военном деле достижения Французской революции.
В Альпах полководец был поставлен в самое невыгодное положение. Он был окружен трехкратно превосходящими силами неприятеля, линии его снабжения были перерезаны, войска не имели боеприпасов, продовольствия и даже сапог. Ему противостоял, во главе опытных и победоносных войск, едва ли не лучший революционный генерал Массена, под началом которого были прекрасные генералы Мортье, Сульт, Лекурб и Молитор (все — будущие маршалы и пэры Франции).
И превосходное по боевому духу 60-тысячное французское воинство, имевшее все стратегические и тактические преимущества, было разгромлено 20-тысячной оборванной и голодной армией Суворова. Победа была одержана суворовской школой, благодаря которой в двухдневном сражении в Муттенской долине 7 тысяч русских одним левым флангом (на который только и хватало патронов) опрокинули и разгромили 15 тысяч французов. Массена бежал, оставив в руках казаков свой эполет, храбрый генерал Ле Кур Гюйо попал в плен. Разбив все противостоящие войска, не проиграв ни одной схватки, Суворов победоносно вышел из Швейцарии. «Русский штык прорвался сквозь Альпы» — констатировал он.
Все участники и свидетели похода признавали, что лучшая армия Европы была побеждена Суворовым не благодаря обычной военной науке, в которой французы не уступали великому полководцу. А благодаря его непревзойденному искусству, опирающемуся на духовные качества, воспитанные в его офицерах и солдатах. Лучшую армию Западной Европы разгромили не отчаянно храбрые варвары, а европейские солдаты, превосходящие противника выучкой и боевым духом.
Значение победы Суворова над Европой поняли тогда все смыслящие в военном деле люди. Первый из плеяды лучших революционных полководцев, Моро, говорил: «Суворов есть один из величайших генералов. Никто лучше его не умел воодушевлять войска, никто не соединял в себе в высшей степени качеств военачальника». Такого же мнения о Суворове были талантливые французские генералы Массена и Макдональд. Массена признал, что с радостью отдал бы все свои виктории за один Швейцарский поход Суворова. На другой стороне Ла-Манша «великими и блистательными подвигами» Суворова и его духовными качествами восхищался адмирал Нельсон. Лично знавший полководца национальный герой США Джон Поль Джонс ставил «величайшего воина» Суворова в ряд с Александром Македонским, Ганнибалом, Цезарем, Густавом Адольфом и Фридрихом Великим.
Джонсу принадлежит едва ли не самая глубокая среди современников характеристика Александра Васильевича: «Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне сегодня интереснее, чем вчера, и о котором завтра я рассчитывал — и не напрасно — открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неожиданно храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческим умением проникать в суть вещей под маской напускной грубоватости и чудачеств… Он не только первый генерал в России, но, пожалуй, наделен всем необходимым, чтобы считаться первым в Европе».
Не страдая ложной скромностью, Суворов знал, что он — не «считается первым», а является единственным хозяином современной войны; он ниспроверг старые правила военной науки и диктует новые законы военного искусства. Именно это искусство — венец его философской мысли — побуждало его не удовлетворяться громкими победами, которые не рождают главный результат: прочный мир. «Наследственные владения должны быть защищаемы бескорыстными завоеваниями, приобретением любви народов, справедливостью», — твердил он. Это была сфера геополитики. Близорукое корыстолюбие политиков он победить не смог. Его усилия заставить Австрию спасти себя от неминуемого разгрома, начав общее наступление на Париж в следующем году, были напрасны. Англия, которую он почти подвиг к совместным действиям, не удержалась от разрыва с Россией.
Пророческий дар, ярко проявившийся у Суворова уже на подступах к Швейцарским горам, когда он заранее точно, в деталях знал, где и как встретит его враг и каким способом он врага победит, вспыхнул в последние месяцы 1799 г. с потрясающей силой. Не в воспоминаниях современников, обычно искаженных знанием последующих событий, а в автографах Суворова мы читаем точное, основанное на знаниях предвидение, что случится с Англией, как Австрия будет разгромлена через год, когда французские войска разбудят своими пушками Вену. Как затем французская империя распространится на всю Западную и Центральную Европу. Как войска объединенной Европы вторгнутся в Россию и дойдут до Москвы.
…Как нелепо выглядит титул князя Италийского и чин генералиссимуса перед лицом вечности, для которой не существует земных наград, а есть одно овеянное любовью и славой имя полководца-мыслителя. И три слова, определяющих судьбу России: «Здесь лежит Суворов».