дут», а разведданные, необходимые для принятия решений:
«1-е. Примерно извещать, противные в каком числе, куда их обращение, тверды или робки;
2-е. Что за ними примерно следует и какое в том их есть намерение, как и прилепление к какому фельдшанцу», т.е. стремление атаковать конкретное укрепление.
Невыполнение этого требования привело в конце 1778 г., когда Суворов командовал одновременно корпусом в Крыму и находился далеко от Кубанской линии, к потере нескольких казаков и гусар убитыми и ранеными. Двум большим отрядам черкесов удалось внезапно атаковать русских на выпасе волов и лошадей. Строго разбирая это дело{53}, Александр Васильевич отчитывал недосмотревшего за командирами генерал-майора В.В. Райзера: «Не могу верить, чтоб нечаянность могла постигнуть войска, если бы надлежащее исполнение повеленного от обзорных постов казачьих и частных пикетов в самой точности выполняемо было, как о том в 8-м пункте приказа от 16 мая написано» (Д II. 118. С. 141).
За потерю людей Суворов не только отдал под суд офицеров{54}, но добился замены командующего Кубанской линией генерала Райзера{55}. Суворов обвинил его не только в личном недосмотре, но в откровенно ложном завышении сил и потерь черкесов. По мнению полководца, это говорило о недостатке тактической разведки в корпусе и плохом глазомере командиров, личные свойства которых Райзер своевременно не изучил и не улучшил. А главное, о страшном грехе — незнании генералом истинных размеров разных кавказских племен, числа их воинов и размере шаек «отважных воров», которые обычно «идут на добычу». Сам Суворов, как мы помним, собрал такие данные сразу по вступлении в командование Кубанским корпусом. Не только преувеличение числа врагов, но и «умножительное число убитых разбойников» крайне вредно. Это — «затмение истины», введение в заблуждение начальников, развращение солдат, незаслуженно получающих похвалы и привыкающих думать о бесчисленности неприятеля, «несравненно уже себя малосильнее полагая» (Д II. 136).
Тактическая разведка поручалась казакам (пункт 9). Их оружием Суворов полагал пику, «огнестрельное ружье» — «только для сигнала». Донским полковникам и старшинам он предписал быть с передовой стражей. Заставы ставить скрытно, атаковать противника — только из засад. Сильного противника со стрельбой и имитацией атак, «однако безопасно», заманивать к укреплениям и только после того, как враг разбит, — колоть «и живьем хватать».
Судя по цитате в ордере Суворова от 11 мая 1779 г. (Д II. 1768. С. 210), в его приказе от 20 февраля 1778 г., более раннем, чем исследуемый нами майский сводный приказ, пункты 8 и 9 были объединены. Сначала Александр Васильевич предписал скрытые заставы, заманивание противника, в том числе силами казачьих резервов, которые позже вошли в пункт 9. А затем — систему разведки и раннего предупреждения из «крепко связанных в цепи» постов, застав, резервов и засад (пункт 8). Изучаемый нами классический приказ выдвинул вперед систему разведки и связи, как задачу более фундаментальную, чем заманивание и ловкое побиение противника..
Казаки были одним из источников разведданных, сбор и осмысление которых было задачей каждого командира. Революционный 10 пункт приказа Кубанскому корпусу описывает новый принцип управления войсками: предвидение для предпобеждения. Командиры соединений, частей и подразделений, разбросанных на большом пространстве по линии, должны, по требованию Суворова, постоянно вести военную и политическую разведку. Сообщая полученную информацию вышестоящему, командир обязан изложить свое «возможное предвидение» развития событий, дать их ходу «приличную прозрачность с военными и политическими краткими рассуждениями для предпобеждения оных». Политическими делами в корпусе ведала, как обычно, секретная экспедиция, — констатировал командующий. Но без понимания политики, то есть взаимоотношений у соседних народов, предвидеть что-либо в Предкавказье каждому командиру было нельзя.
Этот 10-й пункт приказа менял традиционную систему отношений «начальник — подчиненный», но идея не была нова для Суворова. Просто он ее в первый раз открыто и четко сформулировал непреложным приказом. Еще в инструкции Суздальскому полку полководец поставил каждому подчиненному задачу учиться выполнять функции вышестоящего начальника и принимать правильные решения за него. Честолюбие, стремление выдвинуться опиралось на эту способность; унтер-офицерский состав, даже рядовые, должны были учиться дублировать функции офицеров и прежде всего думать за них. Субординация этим не нарушалась: приказы отдавались именем командира, под его контролем или по его доверенности, и отвечал за них командир.
В приказе Кубанскому корпусу Суворов прямо написал, что находящийся в отдалении высший начальник зачастую менее способен принять правильное решение, чем тот, кто находится в гуще событий и знаком с местными условиями. «Лучше поэтому объяснить всякое известие, предположительно его назначив справедливым, сомнительным или ложным, невзирая на то, что дальнейшим проницанием кажущееся ложным превратится в истинное, а справедливое — в ложное и сомнительное». В докладах «наверх», так же, как и в боевых приказах, командир не должен бояться ошибки, но должен «преподавать свои мысли с рассуждениями смело», оценивать ситуацию, предлагать решения и нести за них свою долю ответственности. Суворов полагал, что именно проницательность частных командиров поможет бригадирам и его самому принимать правильные решения — естественно, под личную ответственность генералов. Субординация сохранялась и даже укреплялась, отношения — менялись; корпус, как ранее полк, превращался в «могучий одушевленный организм».
Этот «организм» должен был гармонично двигаться и сражаться. Сначала Суворов говорит о караульной службе в военном походе. Обстоятельства могут быть «неспокойные», «сомнительные» и «сомнительнейшие»; при них на страже стоит четверть, половина или три четверти войска, остальные солдаты отдыхают. В любом, самом малом отряде, должно быть два командира, старший и младший (пункт 11). Неготовность соответствующей части личного состава каждого подразделения немедля выступить на перехват неприятеля, как резерв, в конце 1778 г. была указана Суворовым (с цитированием 11-го пункта) как причина частного поражения русских войск у Архангельского фельдшанца (Д II. 118).
Завершается приказ многократно рассмотренными в литературе рекомендациями о «порядке сражений» (пункт 12), из которых, на мой взгляд, самая главная — первая. «Порядки сражений в благоучреждении военачальников», то есть командир сам определяет, как строить войска и маневрировать ими в бою, в зависимости от обстановки и всех обстоятельств.
Для самого Суворова не существовало шаблонов. Настолько, что он даже не находил нужным их порицать. Но были обстоятельства, вытекающие из выучки войск, особенностей их родов и свойств разных видов оружия. Я уверен, что дай Суворову испытать пулемет — и он мгновенно разработал бы новые способы боевых действий, переобучив свои войска. В конце XVIII в. этого не требовалось. Все, что могла сделать профессиональная армия с имеющимся оружием, суворовские солдаты и так делали лучше всех. Главное, чтобы русские офицеры понимали возможности их боевых частей.
Против регулярных войск, писал Суворов, хорошо показали себя в Прусской войне линейные построения, в Турецкой — каре. Это — разновидности боевого строя. Колонны здесь не описаны, ведь колонна по Уставу — походное построение. Но суть в том, объяснял Суворов, что войско постоянно находится в движении, причем наступательном. С марша, на любой местности, ночью — войско вступает в бой, гибко используя все виды построений.
Каре, полковые и батальонные (но не «густые» и неповоротливые большие), согласно приказу Суворова — удачнейший наступательный строй против турок. Вообще-то строй каре задумывался как оборонительный, позволяющий отражать огнем и штыками налеты кавалерии противника. В этом качестве каре к концу XVII в. сменили в Европе более сложные геометрические построения для прикрытия мушкетеров пикинерами. Развитие полевой артиллерии и появление багинета, а затем штыка, позволили солдатам, став в квадрат со сторонами из двух-трех шеренг, с пушками на углах и резервом внутри, не только обороняться, но и передвигаться на поле боя. Однако способность каре к быстрому передвижению оставалась тайной для многих генералов того времени. Даже в 1814 г. при Ватерлоо лучший английский полководец герцог Веллингтон использовал каре шаблонно, как чисто оборонительный порядок от массированной атаки кавалерии Наполеона.
Суворов в 1778 г. описал построение и «ордер (порядок) сражения» в каре как наступательное средство. Каре, стоящие в красивом шахматном порядке на месте, как при Ватерлоо, им даже не запрещены — они исключены из военной мысли. «Каре, — приказывал он, — в непрестанном движении, доколе конница противных на бегу из виду их не прогонит», но и тогда командир продолжает двигать пехотные каре «вперед, резервами для конницы».
Пехота строится в полковые или батальонные каре (в том числе в шахматном порядке разных видов) с одной целью: перекрестным огнем артиллерии и мушкетов «бить противника во все стороны насквозь, вперед мужественно, жестоко и быстро». Прорывы неприятеля не останавливают каре — прорвавшихся «скалывают» идущие внутри каре резервы (от 8-й до 4-й части батальона или полка, «по обстоятельствам»). «Пехотные огни открывают победу, штык скалывает буйно пролезших с каре, сабля (регулярной кавалерии) и дротик (казаков) победу и погоню до конца совершают». Каре не останавливается до завершения преследования, становясь резервом конницы, как в бою конница двигалась между каре, не мешая их огню, в качестве резерва пехоты.
Прошлая война показала, пишет Суворов, что каре годятся для любой местности: «Ни лес, ни вода, ни горы, ни буераки стремление их удержать не могли». Однако излишнее утруждение солдат полководец считал вообще и в этом приказе в частности признаком плохого командира. Для передвижения войск вне боя, указывал он, существует походный порядок. При необходимости «тотчас на походе драться» можно идти строем каре, но разумно и колонной, в 6 шеренг, повзводно. Тогда кавалерия в середине колонны, пушки и легкие обозы с флангов, казаки снуют вокруг.