«Хоровод трутней» не успокоился — в свите Потемкина стали говорить, что «Суворов наделал дурачества немало, которое убитыми и ранеными стоит четыреста человек лишь из батальона Фишера». Светлейший спроста так и написал матушке-императрице. Юный французский волонтер Роже де Дама, коего Суворов именовал «сопливцем» (П 269), сделал себя в хвастливых рассказах главным советником русского полководца, который «атаковал турок и без всякого порядка и меры преследовал их до самых окопов», потому что «после обеда… был пьян». Эта версия сразу стала популярной среди всех, кто не знал умеренности Суворова, но готов был сделать все, чтобы очернить его. Императрица сказала Храповицкому 14 августа: «Сшалил Суворов, бросясь без спроса, потерял 400 человек и сам ранен. Он, конечно, был пьян». Канцелярист Потемкина P.M. Цебриков передает сплетни в ставке Потемкина еще красочней: якобы «после обеда… разожженный крепкими напитками» Суворов по прихоти повел солдат в самоубийственную атаку на Очаков, а спас войско даже не один из реально присутствовавших генералов, но нелюбимый Суворовым Репнин{99}.
Этими сплетнями Суворов был чрезвычайно оскорблен. Он просил у светлейшего отпуск, но получил разрешение вернуться на Кин-бурнскую косу, где служил до конца года{100}. «Здесь меня не почитают, — справедливо заметил он. — Невинность не терпит оправданий. Знаете прочих, всякий имеет свою систему, так и по службе, я имею и мою, мне не переродиться, и поздно… Коли вы не можете победить вашу немилость, удалите меня от себя, на что вам сносить от меня малейшее беспокойство» (Д II. 474). «Добродетель всегда гонима» (Д II. 477). Разумеется, Суворов не бунтовал, милости Потемкина были для него важны. Но злодейская сплетня и характер Александра Васильевича сделали свое: о генерале просто забыли.
Те русские военные, которые «купались в чаю, пока мы купались в крови», и придворные шаркуны в Петербурге облегченно вздохнули: надобность в Суворове отпала. Екатеринославская армия пополнилась и усилилась. Впереди маячили легкие победы и щедрые награды! Увы, это была лишь мечта.
Армия, из которой отбыл в Кинбурн Суворов, теряя людей от болезней и вражеских вылазок, простояла под Очаковым почти 6 месяцев. 18 августа во время вылазки был тяжело ранен в голову М.И. Кутузов. «Правильная» осада не дала результата. Турки прорывали блокаду, провозя в город продовольствие и подкрепления. Канонада русских орудий не склоняла их к сдаче. Армия старика Румянцева, которую почитали резервной, перешла в решительное наступление. Она без боя прогнала турок от мощной крепости Хотин, которую в сентябре взял союзник России, австрийский принц Кобург.
Холода и снегопады заставили Потемкина забыть его речи о «сбережении людей». 6 декабря русские войска шестью колоннами пошли на штурм Очакова. 9,5 тысяч турок было убито, около 4 тысяч взято в плен. Русские потеряли 1000 убитыми (включая генерала и 147 офицеров) и 1800 ранеными. С умершими и убитыми во время осады потери были вдвое больше. Если бы не Румянцев и Кобург, потеряна была и целая кампания тяжелой войны.
Между тем против России успела сложиться европейская коалиция. Англия потребовала от России примириться с Турцией без территориальных изменений. Пруссия предложила Порте военный союз и сговорилась против России с Польшей. Швеция во время празднования в Петербурге победы в Днепровском лимане атаковала нашу границу в Финляндии. Началась война, казавшаяся незначащей. Никто не подсчитал, сколько войск будет оттянуто с турецкого фронта на войну со шведами и на западную границу против угрозы пруссаков. Австрия, на военные силы которой в Петербурге весьма надеялись, оказалась слабым союзником. Единственной ее силой, проявившей себя на войне, оказался направленный во взаимодействие с русскими корпус саксонского принца Кобурга. Именно он вскоре назвал Суворова своим «великим другом и учителем».
Глава 10.ГРОМ ПОБЕД
ФОКШАНЫ
В 1789 г. русские и австрийские войска на юге были снова ослаблены и рассредоточены. А великого полководца, лечившего раны на Кинбурнской косе, позабыли. Потемкин даже не включил Суворова в список генералов действующих армий. Правда, не со зла. Просто забыл. Однако после жестокого урока трудной осады и кровавого штурма Очакова относился к Александру Васильевичу вполне доброжелательно{101}. Когда Александр Васильевич поехал в Петербург, жаловаться самой Екатерине II, светлейший князь его обласкал, на чествовании победы пригласил за императорский стол, разделил с ним награды. И… ордером от 23 апреля 1789 г. упек в бывшую Украинскую армию, в прикрытие, дав под команду 7-тысячную дивизию: пускай держит связь с союзниками-австрийцами подальше от главных сражений[69].
Только турки, которым в этой войне не везло фатально, презрев советы французского посла Шуазеля «обратить всю силу против России», решили нагрянуть именно на австрийцев! Саксонский принц Кобург, узнав, что на него движется 30-тысячная армия Осман-паши, просил Суворова помочь: «Дабы неприятеля, столь накопившегося, опровергнуть в дерзком его намерении».
Суворов действовал на лично разведанной им местности (Д II. 518), четко представляя себе расстановку сил неприятеля до Дуная{102} и заранее разработав схемы победоносных боевых построений (Д II. 519). Принятое построение дивизии в одно большое каре он считал гибельным, «его фаланга была бы тяжела». «Одно каре или нестройно, или неподвижно», — объяснял Суворов союзникам на французском языке. По хорошо отработанному еще в кубанском и Крымском корпусах методу, полководец заменил неповоротливое большое каре динамичным строем полковых каре, наступающих в шахматном порядке, с кавалерией в резерве и легкой конницей, предназначенной только для преследования, в тылу.
«Всякий иной порядок будет малоподвижным, — писал Суворов. — Варвары беспорядочной колонной в виде свиной головы его прорвут». Сила каре — в движении: «Войска идут вперед, не останавливаясь». Генерал-аншеф отменил пикеты, патрули и действовавших за строем стрелков-фланкеров, которые бессмысленно гибли под лавинами турок. Его резервы стояли внутри каре, а разведку проводил сам командир каре или младший офицер, выезжавший для обзора противника: в случае опасности такие «смельчаки» могли «отступить крупным галопом».
«Наступление, ярость, ужас! — так Суворов характеризовал стиль предстоящей кампании. — Изгнать слово ретирада!» Тактическая разведка не важна — командир сам должен быть впереди и оценивать обстановку. Цели боевых действий должны быть стратегическими. Видение полководца простирается в глубину неприятеля, к его главным силам. «Сведения о неприятеле получают… через надежных агентов. Надо уметь бить, а не царапать!» «Не развлекаться мелкими стычками, наносить сильные удары, проходить массами через дефиле, атаковать стремительно, бить с быстротой!» — таковы были установки, сформулированные Александром Васильевичем по прибытии к войсками четко выполненные им в кампании 1789 г. (Д II. 519).
Хладнокровие, предвидение и точный анализ деталей Суворов показывал в рапортах своему непосредственному командующему Репнину и главнокомандующему Потемкину. Но полководец не отрицал и быстро сложившуюся вокруг его новых побед легенду. Зная, какая реальная работа за ней стоит, мы можем насладиться легендой в полной мере.
Сквозь непогоду и вздувшиеся реки русские прилетели на помощь австрийцам стремительно, как на крыльях. Принц удивился. Захотел встретиться с Суворовым для выработки плана — и удивился еще больше. Ему отвечали, что генерал занят, потом — что молится, затем — что спит! Тем временем русские отдохнули и построили переправу через реку, за которой стояли турки.
Кобург получил от Суворова записку: «Войска выступают в два часа ночи тремя колоннами; среднюю составляют русские. Неприятеля атаковать всеми силами». Чтобы австрийцы не колебались, высчитывая численное превосходство неприятеля, полководец отписал: «Говорят, что турок перед нами тысяч пятьдесят, а другие пятьдесят дальше; жаль, что они не все вместе, — лучше бы было покончить с ними разом».
Позже Суворова спрашивали, почему он не захотел встретиться с Кобургом? «Нельзя было, — отвечал полководец, — он умный, он храбрый, да ведь он тактик, а у меня был план не тактический. Мы заспорили бы… а неприятель решил бы спор тем, что разбил бы нас. Вместо того — ура! С нами Бог! И спорить было некогда!»
Плечом к плечу русские и австрийцы форсировали две реки, сбили турецкие заслоны. Построились в каре, ощетинились штыками, катили пушки в боевых порядках. Яростные атаки турецкой кавалерии отражались огнем, прорвавшиеся всадники гибли на штыках. «Шли мы по телам турецким, — писал Суворов, — на 2-х верстах более часу».
Турки засели в лесу, но союзники обошли его с двух сторон. Неприятель бежал к главным укрепленным позициям. Оттуда ударили пушки — русская артиллерия «принудила почти всюду их к глубокому молчанию». Суворов опрокинул слабейшее левое крыло турок и обрушился на правое: окопы взяли в штыки. В каменных укреплениях монастыря св. Самуила турки бились насмерть, но были сокрушены тяжелой артиллерией; последние смельчаки взорвали себя на пороховых складах.
Основная масса турок бежала стремглав, погибая под саблями союзной конницы. Врага не стало, русские потеряли убитыми человек 15, ранеными до 70 (из них тяжело 7, легко 63). Интересно, что Суворов с 1780-х годов точно различает в документах тяжело и легко раненных, получая соответствующий доклад от своей медицинской службы. Тяжело раненные в то время вполне могли умереть — и полководец следил за их лечением сам, зная даже характер ран. Авст