«В этом замечательном плане операции, — пишет советский военный исследователь полковник А. Н. Боголюбов, — имеются новые оперативные идеи, примененные впервые Суворовым на практике. На самом деле, атаковать без соответствующего маневра неприступные позиции, занимаемые тридцативосьмитысячной армией французов, хотя бы и с двойным превосходством в силах, не имело смысла. Поэтому Суворов решает создать видимость главной атаки на второстепенном участке фронта. Задачу эту выполняет мощная группа Края... Главный удар наносится не одновременно с второстепенным, а спустя несколько часов после атаки Края. Главные силы для атаки эшелонируются в глубину: в первой линии двадцать три тысячи человек, во второй — четырнадцать тысяч человек, при этом войска второй линии в исходном положении располагаются за первой на расстоянии десять — пятнадцать километров. И, наконец, выбор операционного направления главного удара на правый фланг французов, то есть на наиболее важный участок фронта, показывает искусство Суворова оценивать местность с оперативной точки зрения».
Еще не занялась заря 4 августа, когда раздался первый орудийный выстрел. Край бросил свои войска на левое крыло французов. Отряды Бельгарда и Отта атаковали с фронта, а небольшой отряд Секендорфа направился вдоль реки Лемме в обход неприятеля. Французы не успели еще занять позиции и вступали в бой с ходу. Передовые части их кавалерии были сбиты, завязалась ружейная перестрелка.
Жубер понесся к передовой цепи застрельщиков и тут же пал, сраженный пулей. Последние слова его были: «Marchez, marchez touiours![19]» Смерть его скрывалась от солдат до самого конца боя, и главное начальство принял Моро.
Первые цепи солдат Края достигли подошвы высот, перестроились в колонны и стали подыматься, тесня французскую дивизию Лемуаня. К восьми утра бой разгорелся на всем западном участке фронта. Моро послал за подкреплениями. Подоспевшая дивизия Груши и бригада Колли ударили австрийцам во фланги. Край отправлял к Багратиону одного за другим офицеров с просьбой начинать наступление и на левом крыле союзников, но русский генерал не решался действовать вопреки диспозиции. Он и сам уже нервничал, посылал к фельдмаршалу адъютантов и ординарцев, но те не возвращались. Наконец он сам поскакал в Поцоло-Формигаро.
Один из посыльных, встретившийся ему в пути, доложил, что командующий спит, завернувшись в плащ. Багратион встревожился, подумав: «Что бы это значило? Помилуй Бог, уж жив ли он?» — и пришпорил лошадь.
Впереди колонн стояли генералы. Подъехав к ним, Багратион увидел Суворова, который лежал, завернувшись в свой ветхий плащ из синего тонкого полусукна. Едва успел Багратион перемолвиться с генералами, как фельдмаршал откинул плащ, вскочил:
— Помилуй Бог, заснул, крепко заснул! Пора!
Все это время он лежал, вслушиваясь в разговоры генералов, приезжающих с поля битвы адъютантов, и обдумывал предстоявшее дело. Теперь, через четыре-пять часов боя, французы понуждены были ввести в сражение к западу от Нови свои основные силы — около двадцати пяти тысяч. Край, таким образом, свою задачу выполнил. Расспросив наскоро Багратиона и взглянув еще раз на позицию, Суворов приказал ему и Милорадовичу наступать в направлении городка Нови, лежавшего у самой подошвы гор, посредине между двумя реками.
Авангард русских так смело подался вперед, что французы не удержались и ретировались в Нови. Русские, повернув правее города, продолжали под ядрами и картечью подниматься на высоты. Французские стрелки оставались почти невидимыми, тогда как колонны, беспрестанно задерживаемые канавами и изгородями, оказались открыты выстрелам. Авангард нес огромные потери. Три вражеские батареи, неуязвимые для русских пушек, вели непрерывный огонь из-за гребня горы. Вдобавок генерал Гарданн вышел из Нови и ударил в левый фланг атакующих. Малочисленные войска Багратиона начали отходить под прикрытием казаков и австрийских драгун.
Как раз в это время появилась свежая французская дивизия Ватреня: республиканский генерал запоздал выдвинуться к Нови, и теперь головная его колонна случайно вышла во фланг русским. Суворов сейчас же двинул против неприятеля большую часть войск Милорадовича и послал приказание Дерфельдену спешно выступить к Нови.
Милорадович и Багратион пошли теперь левее городка, передовая бригада Ватреня отступила, но атака не удалась и на этот раз. Гарданн опять вывел свои войска из Нови и ударил в правый фланг Багратиона, а две бригады Ватреня, только подоспевшие к месту битвы, взяли в штыки левое крыло Милорадовича. Угроза нависла над всей левой частью фронта союзников. Но тут показались колонны Дерфельдена — они бежали на выручку товарищей.
С барабанным боем и развернутыми знаменами, как на мирных маневрах, русская линия стройно двинулась вперед. Французы отступили на гребень горы, и вспыхнул яростный бой. Как град сыпались вражеские пули и картечь. Неприятель дрался отчаянно. Вторая атака Дерфельдена была безуспешной: не хватало сил взять громящие батареи. Внезапно густая колонна прорвала рассыпную линию сборного батальона и Московского гренадерского полка.
Находившийся беспрестанно в огне, в гуще боя фельдмаршал появился среди отступающих. Быстро разъезжая, вдоль линии, он громко повелевал:
— Ко мне! Сюда, братцы! Стройся! Подъехавшему тут же Дерфельдену сердито сказал:
— Помилуй Бог! Имей под рукой запас!
Вверх по косогору уже бежал из резерва батальон пехоты.
— Братцы! — обратился к солдатам Суворов. — Вперед! Мы русские! Бей штыком! Колоти прикладом! Не задерживайся — шибко вперед! Ух, махни! Головой тряхни! Вперед!
Гренадеры ворвались на французскую батарею. Лишь управились с ней, как показалась новая колонна в синих мундирах и треуголках. Полковник Харламов и генерал-майор Яков Тыртов в один голос крикнули:
— Дети, к нам! Оборачивайте пушки! Заряжай! Катай!
Гренадеры в мгновение повернули неприятельские орудия, зарядили картечью и дали по колонне залп. Она поколебалась и раздалась. Харламов, огромный старик без шляпы и с двумя пистолетами, увлек за собой солдат:
— Дети, вперед! Ступай, ступай в штыки! Ура! Французы побежали, но гребень горы снова не был взят.
Было уже за полдень, а союзники еще не одолели неприятеля. Солдаты выбились из сил: от расслабления и жажды иные падали, а легкораненые умирали от изнурения.
Быть может, никогда еще за свою долгую военную службу Суворов не встречал столь яростного сопротивления. На его глазах атаки отражались одна за другой. В запале он говорил успокаивавшим его генералам, что не перенесет поражения. Ему справедливо возражали, что отбитая атака не есть еще поражение, но он и сам прекрасно понимал это. Более того, фельдмаршал чувствовал, что развязка боя близка. По всему было видно, что противник ввел в сражение все свои силы, меж тем как у союзников оставались в резерве девятитысячный корпус Меласа и еще далее к северу, перед Тортоной, сильный корпус Розенберга.
Суворов приказал Меласу идти вдоль реки Скривии на Серравалле и ударить в тыл французской армии. Войска Розенберга он оставил в неприкосновенности, что уже доказывает, насколько в действительности командующий был далек от сомнения в победе.
Хоть и прокопавшись в пути довольно долго, Мелас в три пополудни зашел во фланг дивизии Ватреня. Услышав слева сильную ружейную и пушечную пальбу, одновременно с ним двинулись вперед и Край, и Дерфельден. Две колонны Меласа уже добрались до Серравалле, опрокинули легионеров Домбровского, заняли в тылу неприятеля местечко Арквату и повернули вправо, на соединение с остальной частью отряда.
Дивизия Ватреня едва держалась. Цизальпинский легион при первом же натиске бросился наутек во главе с офицерами. Начальник правого крыла Сен-Сир прискакал на подмогу с одной полубригадой и остановил Меласа. Дивизия Ватреня оправилась и даже перешла в наступление, захватив две пушки и австрийского генерала. Казалось, фортуна покидает союзников, но над городком Нови и высотами уже гремело «ура». После кровопролитной рукопашной Дерфельдену удалось ворваться в Нови.
Моро находился в полной растерянности. Когда впоследствии его спросили о Суворове, он отвечал: «Что можно сказать о генерале, который обладает стойкостью выше человеческой, который погибнет сам и уложит свою армию до последнего солдата, прежде чем отступит на один шаг?»
Крайнее упорство и ожесточение сражающихся сделали бой исключительно кровавым. Союзники потеряли до восьми тысяч человек, французы — более десяти тысяч, причем погибли Жубер, дивизионный генерал Ватрен и бригадный генерал Гаро. Среди четырех тысяч шестисот пленных оказались генерал-аншеф Периньон, дивизионные генералы Груши и Колли, бригадный генерал Партоно.
Едва лишь над высотами Нови смолкли выстрелы и на биваках водворилась тишина, фельдмаршал появился в маленьком домике, отведенном под штаб. Суворов был покрыт с ног до головы пылью.
Фукс уже приготовил на столике все необходимое для писания реляций и приказов Завидя его, полководец с восторгом воскликнул:
— Конец — и слава бою! Ты будь моей трубою.
Было около семи вечера, но жара стояла страшная. Доложили, что прибыл из-под осажденной Тортоны от Розенберга офицер. Велено было просить. Юный поручик сообщил, что Розенберг с резервным корпусом ожидает приказаний.
— Хорошо, мой друг, — сказал Суворов и велел Фуксу написать приказ Розенбергу назавтра же начать энергичное преследование разбитой французской армии.
С жадным любопытством смотрел молодой офицер на главнокомандующего, имя которого гремело по всей Европе. Пришедшим чинам штаба фельдмаршал продиктовал еще несколько приказаний о наступлении через Апеннины союзных войск. Одновременно загодя направившийся вдоль морского берега корпус генерала Кленау должен был подойти к Генуе со стороны Тосканы и, по всем расчетам, уже находился у форта Санта-Мария.