Многие люди, которые считали недостаточным зажмурить глаза от ужаса, прикрывали их еще и руками, чтобы не видеть страшного зрелища, уготованного человеческому роду гневом Бога. Сколько жалоб слышалось в воздухе, сколько отчаявшихся бросалось со скал! В полумраке были видны огромные ветви могучих дубов и других деревьев, за которые цеплялись люди, переносимые свирепым ветром. А сколько было лодок, перевернутых дном кверху, и на каждой из них сидело множество людей в горестных позах, замерших в ожидании неминуемой смерти. Можно было видеть, как некоторые с жестами отчаяния сами лишают себя жизни, не в силах перенести обрушившееся горе: кто-то бросался со скал, кто-то сжимал горло руками… Множество матерей оплакивали своих утонувших детей, держа их на коленях и поднимая с мольбой руки к небу, и голосом, более похожим на вой, порицали божий гнев; кто-то, стиснув руки и переплетя пальцы, кусал их до крови, прижавшись грудью к коленям от страшной непереносимой душевной боли.
Везде были видны стада животных – быков, лошадей, овец, коз, – окруженные водами и оказавшиеся на небольших островках и на высоких вершинах гор. Они жались друг к другу, стремились подняться выше; те, кто оказался в более удобной позиции, шли по уже упавшим. И происходила между животными великая драка из-за недостатка пищи.
Уже и птицы садились на людей и иных животных, не находя более открытых участков земли, которые не были бы заняты выжившими; голод уже отнял жизнь у части живых существ, и мертвые тела, вздуваясь, поднимались из глубины вод и всплывали. И среди водных валов они бились друг о друга, как мячи… А поверх всех этих бедствий воздух был покрыт темными облаками, разделенными молниями, похожими на змей.
(…)
Изобразить следует, прежде всего, вершину горы с несколькими окружающими ее долинами; на склонах ее должна быть видна корка почвы, которая поднимается вместе с мелкими корнями трав и кустов и обнажает скалы; обвал движется стремительно, потрясая и вырывая корни больших деревьев и разворачивая их вверх ногами. Горы, обнажаясь, открывают взору глубокие трещины, которые давно проделали в них древние землетрясения; подножия гор одеты обломками и клочьями кустов, сброшенных с горной высоты. Кусты эти смешаны с грязью, ветвями и корнями деревьев, а также с листьями, опавшими на грязь и камни.
Обломки гор должны упасть в долину, образовав собой плотину для разлившейся реки; но и эта плотина уже прорвана, через нее перехлестывают огромные волны, самые большие из которых уже стучатся в городские стены и смывают дома в долине. И пусть пыль от развалин зданий поднимается в воздух, пусть водная пыль поднимается вверх и движется навстречу потокам дождя. Пусть вздувшаяся вода кружится в озере, создавая водовороты и ударяясь о различные предметы, а потом поднимается в воздух грязной пеной.
(…)
Из числа предметов, переносимых бегущей водой, тот будет более удален от противоположных берегов, который будет тяжелее или просто будет в большем количестве. Водовороты становятся быстрее в своей центральной части. Гребни морских волн опускаются перед их основаниями, ударяясь о поверхность и стираясь о нее; такое трение вызывает к жизни мельчайшие частицы воды, которые, превращаясь в плотный туман, смешиваются с ветром наподобие дыма или облаков. Потом этот туман поднимается на воздух и превращается в облака. Дождь, который находится в воздухе, гонимый ветром, может быть редким или плотным в зависимости от того, какой ветер на него воздействует; поэтому в воздухе появляется поток прозрачных облаков, образованных дождем. Он становится видимым благодаря линиям падения дождя, которые находятся ближе к глазу, их наблюдающему.
Картина «Святой Иероним» не была завершена автором, но динамика и настроение в ней уже вполне прослеживается (80-е гг. XV в.)
Морские волны, ударяясь о прибрежные скалы, будут пениться, ударяясь о каменные стены, а откатываясь назад, они будут сталкиваться со следующим рядом волн и после великого шума возвращаться обратно к глубинам моря, из которых вышли. Видно великое множество народа, людей и животных, гонимых потоками к вершинам гор, находящихся ближе к водам.
Волны моря в Пиомбино – вода пенится.
О воде, которая отражается; о ветре в Пиомбино; о цвете ветрового вихря и дожде с сучьями и деревьями, смешанными с воздухом; вычерпывание воды, наполнившей лодки.
Можно было увидеть, как в вихре ветров летят из далеких земель большие стаи птиц… начало их появления было видно в форме почти прозрачного облака, а последующие скопища становились тем более заметными, чем ближе они становились к глазам смотрящего на них.
Набросок голов двух воинов к «Битве при Ангиари». Нач. 1500-х
Наука
О науке истинной и ложной
Истинными науками следует признать те, которые при помощи опыта прошли через ощущения и заставили умолкнуть споры. Такая наука не питает своих последователей сновидениями, она постепенно продвигается к цели от первых истинных, простых и доступных пониманию начал при помощи верных заключений. Это следует, например, из основных математических наук – арифметики и геометрии – или из числа и меры. Эти науки достовернее всего трактуют величины прерывные и непрерывные; здесь нет смысла говорить, например, что дважды три отличается от шести или что в треугольнике может быть два прямых угла. Любое возражение окажется разрушенным и приведенным к молчанию. Эти науки доставляют радость их почитателям, тогда как воображаемые науки обманчивы и дать наслаждения никому не могут.
Любое познание начинается с ощущения. (…)
Не может быть достоверности в науке там, где нельзя приложить математического доказательства, там, где нет связи с математикой.
Тот, кто хулит достоверность математических наук, тешит себя бессмыслицей и никогда не заставит умолкнуть аргументы наук софистических, тех, которые обучают лишь громко кричать.
Механика есть рай наук математических, ибо с ее помощью достигают плодов математики.
Воображаемые предметы, которые не прошли через ощущения, остаются пустыми и не порождают истины, один только вымысел. Подобные рассуждения рождаются от скудости ума, а значит, такие умозрители бедны и, если они родились богатыми, умрут бедными, потому что природа мстит тем, кто претендует на возможность творить чудеса.
Я намереваюсь сначала провести опыт, а потом при помощи рассуждений доказать, почему этот опыт пошел именно так, а не иначе. Именно таковы истинные правила того, как нужно поступать исследователю природных явлений. Природа начинает с причин и заканчивает опытом, мы же должны идти обратным путем: начинать с опыта и потом определять причину.
Ни одно действие в природе не происходит без причины – определи причину, и тебе не понадобится опыт.
Необходимость – учительница и руководительница природы. Для природы необходимость – и закон, и узда, и изобретательница.
Опыт не может ошибаться, ошибаются только ваши суждения, потому что люди часто ждут от опыта того, чего он дать не может. Многие жалуются на опыт, виня его в обмане. Но лучше жалуйтесь на собственное невежество, из-за которого вы поспешны в суждениях и, ожидая от опыта того, что не в его силах, называете его обманчивым.
Не следует исследователю доверять тем авторам, которые одним лишь воображением хотели быть посредниками между людьми и природой. Верить следует только тем, кто, основываясь на указаниях природы и действии опыта, помог своему уму понять, как опыт обманывает тех, кто не понял его природы. Ведь опыты, которые иногда кажутся тождественными, на самом деле часто оказываются различными.
Мудрость – дочь опыта. (…)
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/d/da/Leonardo_da_vinci%2C_Studies_of_central_plan_buildings.jpg
Эскизы архитектурных сооружений. Кон. XV в.
Тот, кто спорит, ссылаясь на авторитеты, использует не ум, а память. Хорошая ученость – плод хорошего дарования. А так как причину принято хвалить больше, чем следствие, мы будем больше хвалить хорошее дарование без учености, чем ученого, не наделенного дарованием.
Некоторым хватает ума хулить изобретателей древности, благодаря которым появились грамматики и науки. Так как эти хулители по своей лености и незнанию книг не смогли сами сделаться изобретателями, они берутся ложными рассуждениями попрекать тех, кто был их учителями. (…)
Тот, кто увлекается практикой без науки, подобен кормчему, который входит на корабль без компаса и руля, – он не может знать, куда поплывет. Практика всегда должна основываться на подробной теории. Начало и врата ее – перспектива, без которой невозможно что-либо совершить в живописи.
Когда будешь излагать науку, например, о движении воды, подкрепляй каждое свое положение практическими выводами, иначе наука твоя будет бесполезна.
Наука – это полководец, практика же – солдаты.
Для ума всегда полезно приобретать любое познание, ибо впоследствии ум сможет отторгнуть то, что бесполезно, и сохранить нужное. Ведь ни одну вещь мы не можем полюбить или возненавидеть, если не познаем ее.
Пусты и основаны на заблуждении те науки, которые не подкреплены опытом – отцом достоверного знания – и не завершаются в наглядном опыте. То есть это такие науки, которые не проходят через какое-либо из пяти наших чувств. И если мы можем подвергнуть сомнению даже достоверность вещей, которые можем ощутить, то тем более мы должны критически относиться к тому, что идет против наших ощущений; например, сюда можно отнести вопросы о Боге, душе и вере, которые всегда вызывают ожесточенные дискуссии. Там, где не хватает доводов разума, всегда начинается крик, а в случае с вещами достоверными этого не происходит. Там, где кричат и ссорятся, нет истинной науки, ибо у истины есть одна-единственная причина и одно решение. И когда оно найдено, спор прекращается окончательно. Если же спор возникает снова и снова, следует признать такую науку лживой и запутанной.