Рик поднял на меня обиженный взгляд, но я уже раскинула руки ему навстречу. Мальчик засиял в улыбке, вырвался от матери и бросился в объятия.
— Ты уезжаешь, Тлиса? — пролепетал он, часто моргая пушистыми ресницами.
— Уезжаю, маленький.
Я прижала Рика и погладила по его тонкому шерстяному пальтишку. Маленькое тельце всхлипывало под моими пальцами, и сердце моё сжималось от нежности.
Давно мне нужно было решиться на ребёнка! Во мне столько любви!
— Хоть сопли не вытирай о принцессу, — буркнула Грета.
— Ничего, всё нормально, — улыбнулась я, сдерживая слёзы.
— Я буду скучать, леди, — прошептал Рик.
— Ты назвал меня леди? — я отстранила мальчика и заглянула в лицо. — А хочешь стать рыцарем?
— Лыцарем?
— Да, вон как те ребята? — я кивнула в сторону полусотни широкоплечих мужчин в доспехах, готовящихся к дороге. — Сколько тебе сейчас, Рик?
— Пять!
— Сэр Самуэль! — окликнула я брата, стоявшего неподалёку. — Скажи, ты найдёшь наставника этому мальчику?
— Мальчик слишком маленький, — нахмурился брат.
— Возьми его, он сильный мальчик! Грета, ты согласна, если Рик будет учиться в ордене?
— И ему не придётся побираться? И воровать?.. — Глаза матери расширились, и она счастливо улыбнулась. — Я была бы счастлива за такую судьбу сына! Я буду плакать… но это лучшее, что могло бы с ним случиться!
Пока Грета причитала, борясь со слезами, Самуэль присел перед Риком, ощупал его тело, заглянул в рот, проверил крепость рук.
— Вообще, мальчик многообещающий, — сказал брат, задумчиво почесав рыжую бороду. — Как тебя звать?
— Лик, сэл.
— А я сэр Самуэль. Пойдёшь ко мне в ученики? Решай прямо сейчас. Но знай, мамкина юбка останется в Вейгарде, а ты с этого дня будешь зваться мужчиной, а не мальчиком.
Рик покосился на Грету, та согласно кивнула, промакивая слёзы.
— Я согласен! — ответил Рик.
Самуэль протянул широкую ладонь и повёл мальчика за собой.
Грета разразилась плачем, провожая взглядом сына, и прижала к себе остальных детей.
— Не бойся, я пригляжу за ним, — прошептала я. — Он научится грамоте и будет тебе писать!
— Спасибо тебе, Беатрис.
Толпа провожающих расступилась. По ступеням крыльца спустился король в белом дорогом меху на плечах. На бедре висел украшенный рубинами меч, а на груди, под прилежно причёсанной бородой, блестели наградные ордена. Седую голову отца украшал широкий золотой обруч.
Подали повозку, и отец протянул мне руку, помогая забраться на сиденье. Следом подал руку Идде, и подруга, державшая сундучок с вещами, замялась от смущения и опустила взгляд.
— Ну же, госпожа травница! Вы и рыцарей лечить будете с закрытыми глазками?
— Рыцарей лечить, мой Лорд? — хрипло прошептала она.
— Да, я попрошу вас стать в столице лекаркой ордена. Не только же за принцессой вам ходить, она у нас здоровенькая — соскучитесь!
— Благодарю, мой Лорд, я постараюсь оправдать ваше доверие, — раскланялась Идда, вся красная усаживаясь рядом со мной на сиденье.
— Папа, я хочу перед тем, как отправиться на Суд, заехать в Ревош, повидаться Генрихом. Мне нужно ему сказать кое-что важное.
Лицо отца похолодело, взгляд сделался суров.
— Это исключено, дочь! Тебя ждёт Суд! Я должен везти тебя в кандалах, как положено кодексом Света. Но уповаю на твоё благоразумие, что ты не наделаешь глупостей.
Слова отца больно врезались в сердце. Он собрался уже закрыть дверь, но я остановила.
— Папа, я должна сообщить Генриху, что беременна.
Отец от услышанного и вовсе побелел и огляделся по сторонам.
— Кто ещё об этом знает? Кроме твоей травницы… — покосился на Идду.
— Пока никто.
— Ты уверена, что от Генри? — сморщился отец.
— Да! Конечно!
— Необходимо сохранить твою беременность в тайне. Никто не должен знать. Ни Самуэль, ни Генрих. Ты была в плену Тёмного. Беременных женщин, владеющих магией огня, кодекс Света требует казнить сразу, без каких-либо испытаний.
— Генрих же может подтвердить!
Король зло вздохнул и облизал губы.
— Единственное, что я могу — призвать его суд. Но… Сможет ли он что-то подтвердить — решать магистру Ристусу. Родственники не могут быть ни судьями, ни свидетелями, таков закон.
Сердце разрывалось от жестоких слов отца! От обиды заслезились глаза, а внутри возгорелось пламя.
— А если я не выдержу Суда?!
Отец устало отёр вспотевший лоб и вновь поглядел на меня. Глаза его налились глубокой тревогой.
— На всё воля, Арноса! Верь своим мужчинам и не делай глупостей, мы постараемся сделать всё возможное. Всё. Поехали!
Дверка повозки захлопнулась.
От негодования во мне бурлило пламя, выплёскиваясь через край. С каждым ударом сердца хранилище накачивалось сильнее и растягивалось до предела, готовое взорваться. Хотелось наказать всех этих магистров с их кодексами! Я чувствовала себя совершенно беззащитно и очень хотела к своему паладину…
Я чуть не выпустила свой огонь, но сумела успокоиться. Вспомнила, как Генри учил меня владеть собой, подумала о нашем малыше и направила к нему свою любовь — магия растеклась теплом в животе и излишки свободно растворились, согрев воздух в повозке.
— Трис, держись, — сочувственно произнесла Идда. — Ты очень сильная. Ты сумела надавать Тёмному, и Суд ты выдержишь!
— Ты права, Идда! Я выдержу этот их Суд! Пусть меня признают магом, и я уберу эти чудовищные порядки!
— Вот! Правильно! Молодец! Ты справишься, ты великая наша принцесса! Самая добрая и любимая, иди сюда.
Травница обняла меня, и я крепко прижалась к ней в ответ.
— Спасибо за всё, что делаешь для меня, подруга. Это ты — моя самая дорогая и любимая.
Повозка тронулась, и мы влепились в спинку. Слегка ударились друг о друга и улыбнулись.
Я протёрла иней с окошка и увидела, как Расс увлечённо и страстно целовал Бриджит за углом дома. Девушка прильнула к рыцарю и обхватила широкие плечи.
Отвернулась, снова прижалась к Идде. На сердце защемила тоска, и глаза опять наполнились слезами.
— Что с тобой? — травница с тревогой впилась взглядом.
64 Дорога
— У меня внутри всё обрывается. Я так хочу к Генри, простого женского счастья. Я раньше не думала, что хочу этого, что оно такое ценное… Но Суд… — мой голос оборвался от напряжения. — Мне страшно, Идда. Вдруг, я погибну, и мы с Генри не увидимся больше никогда?
Травница прижала мою голову к своему плечу и принялась тихонько гладить, как в те, времена, когда я лежала в немощи.
— Знаешь, Трис… В людях почему-то стало мало веры. Мы перестали верить в судьбу, и в то, что где-то нас ждёт наш истинный. И ни смерть, ни испытания, ни время не способны разорвать предназначение. Верь, Трис. Верь… Паладин твой, и доказательство тому у тебя во чреве — разве не чудо?
Я устроилась поудобнее, положила руки на живот и поглядела на подругу.
— Генри рассказывал, — сказала я, — когда впервые приехал в замок короля, чтобы учиться в ордене… ему тогда было чуть больше десяти… и вот тогда он впервые увидел меня. Я, конечно, не помню этого, я была совсем малышкой. Генри сказал, что ощутил такой поток Света от меня, такого тепла и небесного упоения, что сказал себе: “Стану лучшим рыцарем королевства, чтобы король отдал мне принцессу”. И знаешь, — я подняла мокрые глаза на Идду и шмыгнула носом. — Он стал. Он знал с самого начала, что мы созданы друг для друга. А я этого не понимала, бегала от судьбы, отвергала детей… — я тяжело вздохнула. — Идда, а ты? Ты любила?
— Я, о-хо-хо… — засмущалась подруга.
— Да ладно, рассказывай!
— Только не смейся. Мне без малого сорок, но я даже не целованная. Я же сказала, не смейся! Ну, не нравился мне никто… Ладно-ладно, был один рыцарь как-то, лет двадцать назад лежал раненым. Я выхаживала его. Потом он уехал. Я больше не видела его, — Идда с грустью вздохнула. — Ну, вот, больше ни на кого смотреть не могла, и сбежала в монастырь. Но монахиней я тоже быть не хотела, так что просто стала травницей…
— Может, где-то ждёт он тебя, твой рыцарь… — улыбнулась я.
— Его звали Дорваль, — мечтательно прошептала травница. — Молилась за него все эти годы, надеюсь, что он жив и счастлив…
***
Дни сливались и тянулись одной сплошной пеленой. Светлое время суток мы с Иддой раскачивались в повозке, а по темноте останавливались на ночлег в королевских постоялых дворах. Здесь нас уже ждали: тёплые комнаты и ужин были готовы заранее.
Отец сопровождал меня до комнаты и выставлял стражу. Я всё явственнее чувствовала себя заключённой, нежели принцессой.
— Я не хочу так поступать с тобой, Беатрис, — он поймал мой сломленный взгляд и задержался в дверях. — Но я король. Соблюдать закон — мой долг перед страной и народом. Ты должна понимать. Иначе я не смогу называться королём, и страна погрузится в хаос — то чего и добиваются Тёмные.
— Я понимаю, — я гордо вытянула шею, стараясь спрятать слабость.
— Я вчера получил послание от Магистра Ристуса. Он тревожится, что ты могла обезуметь, просит, чтобы я обязательно вёз тебя в кандалах и с кляпом во рту.
— Изверг.
— Беатрис! — отец напрягся. — Магистр Ристус более всех радеет за Свет королевства. Великий Арнос вливает в него свой Свет. Хоть я и король, но мне всего пятьдесят, а Магистру уж более четырёхсот! Я всегда его слушался в вопросах веры. Потому не удивляйся, когда прибудем в замок, кандалы я всё же одену! А если ещё раз услышу что-то вроде “изверг” — не пожалею и добавлю кляп!
— Да, мой Лорд, — сглотнула горечь и закрыла перед носом короля дверь.
Обстановка становилась всё более тревожной. Генрих был прав, Суд — это не суд вовсе, а бесчестная казнь! Скорее всего никто не будет разбираться, меня просто сожгут!
Я написала Генриху послание, всего пару слов: “Прости меня. Нам нужно срочно увидеться!”. Отдала Идде, чтобы она нашла посланца, который отправится в Ревош. Но Идда пришла бледная, как полотно, в сопровождении разъярённого Самуэля.