Пожалуйста, Иисус. Не делай этого.
Не обращая на нее внимания, поправляю галстук и направляюсь к выходу.
— Подождите, — говорит она, вставая передо мной и прижимая руку к моей груди.
Это едва заметное прикосновение, но она словно нажала на кнопку, и по моим венам прокатилась волна тепла и забурлила в животе.
Боже, чувак.
Примерно на полметра ниже меня, она поднимает руку и поправляет мой галстук, а затем похлопывает по нему.
— Вот. Вы не можете войти туда с кривым галстуком, это было бы нелепо.
Да, совершенно нелепо, от энергии, которая, кажется, течет по моим венам, когда Чарли оказывается так близко ко мне.
Что, черт возьми, со мной происходит? Прошла неделя. Чертова неделя ее танцев в офисе, превращающих мое мрачное и темное пространство в страну мечтаний. Я должен быть раздражен, смущен, готов послать ее нахрен, но вместо этого в моей груди словно начинает загораться свет, когда она рядом.
И это чертовски страшно, потому что… она — мой помощник.
Соберись, Уэстин.
Глубоко вздохнув, снова перехожу в деловой режим и говорю:
— Оставайся рядом со мной, и если увидишь, что я поправляю запонку, знай, — это мой сигнал о помощи.
— Ух ты, мне это нравится. Тайная связь. Каким должен быть мой сигнал? — Она постукивает себя по подбородку. — Как насчет того, что я буду чесать бок своей груди?
Разумеется, это ее выбор.
— В этом нет необходимости.
Мы входим на мероприятие, и происходит нечто невероятное. Я наблюдаю, как улыбка Чарли из игривой становится деловой. Уголки её губ приподнимаются, а не растягивается по всему лицу, и ее манера поведения меняется с беззаботной на серьезную, но доступную. Это трудно описать, но похоже, как если бы она проскользнула за дверь и надела другую броню, превратившись в профессиональную Чарли.
Не знаю, что сказать по этому поводу, впечатлиться или огорчиться.
— Давай выпьем. Всегда полезно иметь что-то, за что можно ухватиться во время разговора.
— Тотальный захват власти, — шепчет она. — Руководитель без выпивки не излучает уверенности. Это означает, что он не в состоянии контролировать себя. Даже если он притворяется, что водка в его бокале — вода. Мистер Дэнверс всегда брал содовую, но притворялся, что это водка с клубникой. Ему нравилось быть на высоте, но при этом выглядеть так, словно он ничем не отличается от толпы.
— Он умный человек, — говорю я, подходя к бару. — Две содовые с лаймом, без соломинок.
Чарли улыбается.
— Вы спасаете черепах? (прим. пер.: Каждый год от пластика задыхается и страдает более 100 тысяч морских обитателей. Размер и форма трубочек делает их крайне опасными для морских животных и птиц. Так, по оценкам, 71 процент птиц и 30 процентов черепах имеют изделия из пластика в пищеводе, что в половине случаев ведет к летальному исходу).
Я отвожу взгляд в сторону и говорю:
— Да, и не стоит сосать что-то во время разговора с коллегами — это показывает слабость.
— Ааа. — Она кивает, а затем шепчет: — Это говорит о том, что Вы не готовы прихлебывать, это мне абсолютно понятно. И знаете что, люди? Рэт Тревор Уэстин не пресмыкается.
Она ударяет ребром ладони по столешнице бара, но затем откидывается назад и снова натягивает на лицо фальшивую улыбку.
Какого хрена, мне теперь делать с этой девушкой?
А еще… она права. Я ни перед кем не пресмыкаюсь.
И… мое второе имя не Тревор.
— Знаете, наблюдать за тем, как Вы общаетесь с людьми, — восхитительное зрелище.
Мы сидим за столиком в сторонке и поглощаем закуски, которые Чарли собрала для нас, пока я заканчивал разговор с китайским высокопоставленным лицом. На самом деле закусок очень много.
Она словно официантка оббежала все столы с едой и наполнила для нас огромный поднос. Я благодарен, потому что умираю от голода после многочисленных бесед, которые мне довелось вести. Благотворительная сторона бизнеса — это моя основа, моё детище, то, что меня волнует больше всего: помощь детям. Больным, бедным, недооцененным. Если ребенку нужна помощь, я хочу быть тем, кто окажет её. Именно ради них я хожу на эти мероприятия, чтобы собрать больше денег, пожертвований, людей, которые будут спонсировать мой фонд. Если бы не дети, я бы сидел дома, засунув одну руку в штаны, с пивом в другой — ага, парень из братства.
— Врешь? — спрашиваю я, целиком запихивая в рот тартар из тунца.
— Нет, я бы не стала врать насчет этого. У Вас отлично получается. Очень гладко. Вам ни разу не понадобилась моя помощь. Немного грустно, что я не смогла почесать грудь.
— Да, это ужасно.
Она игриво толкает меня ногой под столом.
— Гляньте-ка, как Вы расслабились. Снимаете броню во время светских мероприятий?
— Просто немного раскрепощаюсь.
Ее глаза загораются, и, черт возьми, я чувствую, что хочу ответить ей взаимностью.
Видя, как она счастлива, радуется моей реакции, у меня тянет в паху, и мне хочется сделать гораздо больше, чтобы продолжать наслаждаться ее реакцией.
— Я знала, что под непроницаемой деловой внешностью скрывается светлая сторона.
— Не ищи во мне свет. Его мало и он запрятан очень глубоко.
— Почему? — спрашивает она, наклоняя голову, и ее волосы рассыпались по обнаженным плечам. — В офисе постоянно говорят, какой Вы хороший, замечательный человек, но я чувствую, что Вы скрываете это от меня. Почему?
— Я ничего не скрываю, просто выполняю работу. Люди, которые работают на меня, в другом качестве, должны знать, что есть кто-то, кто наблюдает за ними. У нас с тобой другие отношения. Ты работаешь непосредственно на меня, поэтому мы работаем, а не играем.
— Что ж… в этом есть смысл. Печально. Время от времени мы можем веселиться.
— Ты можешь, — говорю я, делая глоток своего напитка. — У тебя есть время для танцев и медитации, но я буду работать. Я всегда отдаю предпочтение работе.
— Это меня огорчает. Вам тоже нужно веселиться, мистер Уэстин.
— В свободное от работы время я развлекаюсь, но в офисе, в пример своим сотрудникам, я не отвлекаюсь от дел, потому что многие зависят от меня. Я не могу терять концентрацию. Однажды я это сделал. Больше не буду.
Чарли молчит и берет кокосовую креветку (прим. пер.: Кокосовые креветки — блюдо из креветок, приготовленное с использованием креветок и кокоса в качестве основных ингредиентов), обмакивая ее в тайский сладкий соус чили, прежде чем отправить в рот. Оглядывает комнату и вздыхает. Проглотив, она говорит:
— Интересно, у всех этих людей такой же склад ума, как у Вас? Работа. Работа. Работа. Если да, то это довольно удручающее зрелище — смотреть на всех этих прекрасно одетых людей, осознающих, что если откинуть их дизайнерские платья и смокинги, сшитые на заказ, то внутри у них мрак.
Я тоже оглядываю помещение, вижу людей в другом свете и не могу отделаться от мысли, что Чарли на самом деле права. Уверен, что если бы с этих людей содрали кожу, то вместо бьющегося красного органа было бы сморщенное черное сердце.
По крайней мере, я не бездушный, это всего-навсего ширма. Но это ей знать необязательно.
— Если Вы все время работаете, как же веселитесь?
Я потягиваю свой напиток и подумываю о том, чтобы проигнорировать ее, но она выглядит грустной — словно я подвел ее, — ненавижу ее поникшие плечи и печаль в глазах.
— Мои лучшие друзья. С ними мне весело.
— Мистер Скотт и мистер МакКул?
Я киваю.
— Да, мы вместе учились в Йеле. Роарк был студентом по обмену, а Брэм, ну, он был популярным парнем в кампусе.
— А Вы…
Я вытираю лицо салфеткой и бросаю ее на пустой поднос.
— Умный.
— Ах, умник. В этом есть смысл. Могу поспорить, у Вас, ребята, была куча неприятностей?
Я качаю головой.
— Нет, мы просто веселились. Слишком часто веселились, но никогда не попадали в неприятности. — Я откинулся на стуле и уставился на толпу, не в силах смотреть Чарли в глаза, когда рассказываю о своей личной жизни. Ее реакция настолько бурная, что я впадаю в ступор. — У нас есть лига фэнтези-футбола. Каждый год мы делаем ставку, большую ставку, не денежную, на поступок. В прошлом году Брэм проиграл, и это стало началом его преследования моей сестры. Он говорит, что проиграл специально, но мы ему не совсем верим.
С другой стороны, никто специально не сажает Рассела Уилсона на скамейку запасных.
— Правда? Это очень мило. Итак, на что ставите в этом году?
Я пожимаю плечами.
— Пока не знаю, возможно, придумаем какую-нибудь глупость, о которой потом пожалеем. Так всегда происходит, но мы подписываем контракты, поэтому должны придерживаться условий пари.
— Это, — она смеется, — впечатляет, но, думаю, я и не ожидала ничего другого от вас с мистером Скоттом. Я не знакома с мистером МакКулом, но скажу, что его ирландский акцент приятно слышать по телефону.
— Когда он пьян, все становится еще хуже. Невозможно понять ни слова из того, что он говорит.
— И он встречается с дочерью своего клиента, верно?
Я киваю.
— Ага.
— Значит, Вы одиночка из тройки. Если только… Ох, это было ужасное предположение. Я просто решила, что у Вас нет пары, так как не слышала, чтобы Вы находили время для девушки или еще чего-нибудь. Простите, я не хотела…
— Я одинок, — перебиваю ее, не желая, чтобы она и дальше болтала без умолку. — Так проще.
— Уж мне ли не знать. Одиночество гораздо проще, чем разбитое сердце.
Она нервно смеется и отворачивается, а у меня все внутри переворачивается.
Разбитое сердце?
Кто-то разбил ей сердце? Не могу представить, чтобы кто-то пришел в ее жизнь, заполучил ее сердце и намеренно разорвал его на кусочки. Но, конечно, в мире существуют ужасные люди.
Я изучаю ее, отмечая, что в ее поведении что-то изменилось. Она немного ссутулилась, смотрит на свои руки, а не на меня. Она чего-то недоговаривает. Не то чтобы она обязана мне все рассказывать, поскольку это ее личная жизнь, но, как ни странно, я хочу знать об этом. После недели, когда меня засыпали приветствиями, когда каждый день после обеда мне доказывали, что я ошибаюсь, составляя список дел, когда меня кормили как чертову королеву, я хочу знать, что движет этой женщиной.