Из живописи этого времени, пожалуй, только на картине Джентиле да Фабриано найдется изображение так широко раскинувшегося пейзажа. Правда, и здесь земля круто вздымается к верхнему краю изображения, как вообще на картинах, возникших в эпоху интернациональной готики, однако она уже не висит натянутой как декоративная ткань фона: однородность, тканеобразная непрерывность нарушаются. Задний план отделен от переднего долиной; замок расположен как бы ниже, чем место поединка. (Тем не менее короля и обитателей замка художник, – чтобы сохранить их достоинство и превосходство, – изображает смотрящими вниз.) И в то время как из двух планов картины задний еще сохраняет однородный декоративный характер пейзажей интернациональной готики, живописное решение сцены на переднем плане богато оттенками: по-иному сверкает свет на песчинках, на гладкой скале, на чешуе и брюхе дракона, на металлических латах или на драгоценных камнях.
Главную ось композиции определяет длинное копье святого Георгия, кроме того, вертикальная линия связывает глаза дракона, коня и королевны. Эти две прямые охватывают королевский замок в форме буквы «V».
Уникальной работой начала XV в. является графическое изображение «Святая Маргарита». В этой композиции отсутствует воин-герой, а страшного дракона попирает прелестная Маргарита. Это превосходное изображение – один из тех рисунков, созданных на рубеже XIV и XV веков, которые уже стоят на грани автономной графики. Возможно, это подготовительный этюд к картине либо к скульптуре, или последующая их копия, или же рисунок-образец. Написанный серовато-черной тушью, расцвеченный красным мелом рисунок так изящен и элегантен, так тонко передает пластичность форм и эффекты освещения, что для нас он, в любом случае, представляет самостоятельную высокохудожественную ценность. [89]
Место происхождения произведения не установлено, но по качеству, зрелой форме рисунка оно представляет стиль рубежа XIV и XV веков, «сотканный» из многих нитей европейского искусства. Рисунок приписывали сначала кёльнскому, потом австрийскому художнику. Предполагают, что автором рисунка был художник из окрестностей Аугсбурга, находившийся под чешским влиянием. Чешские историки искусства выявили несколько параллелей в форме и стиле этого рисунка с т. н. «Прекрасными Мадоннами» и картинами, написанными под влиянием чешских мастеров. И действительно, равновесие фигуры, создаваемое движением и жестами, идущими в противоположных направлениях, и прежде всего частые, глубокие складки широкой, совершенно скрывающей тело верхней одежды, трактовка этих, ниспадающих подобно водяному каскаду, складок с ритмически извивающимися краями, затем – их пластическая моделировка (складки кажутся тяжелыми и вместе с тем мягкими) напоминают крумловскую «прекрасную Мадонну» и другие созданные под ее влиянием скульптуры и картины.
Композиция рисунка тщательно уравновешена. Дракон у ног святой служит широким подножием, необходимым для стройной, но закутанной в широкие складки фигуры. Поднятая голова дракона уравновешена петлей хвоста. Пышно собранная у правого бедра ткань – характерный пример того, что в период интернациональной готики драпировка становится важным композиционным, совершенно самостоятельным элементом картины. [90]
Святого воина изображали светские художники большинства европейских стран и городов, покровителем которых он являлся. К образу воина-защитника обращались Паоло Учелло, Антонио Палайоло, Витале де Болонья, Козимо Тура, Якопо Беллини, Бернардо Марторелл, Андреа Монтенья, Парис Бордоне, Сандро Боттичелли, Альбрехт Дюрер, Рогид ван дер Вейден. В начале XVI века многие венецианские художники обращались к образу Святого Георгия. Венеция ассоциировалась в сознании горожан с величайшим триумфом республики, так как именно здесь побежденный император Фридрих Барбаросса предстал перед венецианским дожем. Победа венецианцев над императором Священной Римской империи приобрела аллегорическую окраску поединка Святого Георгия с драконом. И это не случайно. Георгий Победоносец в средние века был небесным покровителем Скуола ди Сан-Джорджио дельи Скьявони – одного из влиятельных братств Венеции.
Витторе Карпаччо написал с 1501 по 1503 год ряд холстов со следующими сюжетами: Битва Святого Георгия с драконом, Святой Иероним в монастыре и другие. Затем через несколько лет цикл Святого Георгия дополнила сцена Крещения селенитов.
История Битвы Святого Георгия с драконом, заимствована из Золотой легенды, [91] композиционно разбита на две части, занимающие два холста. Молодой воин верхом на гнедом скакуне осаждает дракона и сражает его обоюдоострым копьем, даруя городу мир и Благоденствие. На поле брани видны следы смертельных опустошений дракона. Там же присутствуют живые твари, пользующиеся скорбным изобилием: среди черепов, костей и иссохших останков видны лишь недавно и частично поврежденные тела юноши и девушки, осажденные ящерицами, жабами и змиями, стремительно пожирающими их плоть. Ужасающее зрелище, тем не менее, составлено из тщательно подобранных знаков и символов: дракон персонифицирует смертельный грех, а рептилии являются символами зла и ядовитого отродья.
К символической сложности Битвы примыкает простая по художественному строю, сцена Триумфа Святого Георгия. Самая важная сторона образа в том, что Георгий, согласно Золотой легенде, потащил змия в город на особой цепочке из ремешка принцессы. Что касается короля, королевы и принцессы, то художник дает понять с максимальной ясностью, что все трое в данный момент объединены единым ощущением надежды на скорый брак царственной девы с отважным рыцарем, уже снявшим торжественно пояс. Однако ничего не произойдет: в сердце у воина лишь одно стремление – обращение неверных в христианство. После проведения спешного массового крещения, даже не сняв доспехов (Крещение селенитов) он немедленно отправляется в таинственные дали.
Если роль святого Георгия, выступающего здесь в качестве носителя христианства и рыцаря-крестоносца, достаточно широко известна в литературной и художественной традициях, то параллель дракон – страшный турок, является следствием конкретного опыта воина-христианина в битвах с действительными драконами, ибо их образ был на турецких знаменах. Турецкие пушки также имели изображения драконов на жерлах, то есть в данном случае речь идет не только о метафоре, но и реальном аспекте военных орудий, чьи хитроумное устройство и разрушительная сила сочетались с устрашающим и фантастическим маскарадом. Подобные образы стали широко использоваться, и были узнаваемы и укоренились в коллективном сознании. Два полотна со святым Георгием, вероятно, были оплачены Паоло Валарессо, как известно подарившим Скуоле в апреле 1502 года реликвию Святого. Паоло в августе 1500 года вынужденно сдал её туркам без боя, поскольку венецианцы находились в меньшинстве. Паоло происходил из семьи, имевшей далекие, но очевидные далматские корни, поэтому он счел, что данная Скуола станет наиболее подходящим местом для запечатления памяти о его неудачной военной кампании. Как каждый христианский воин, Валарессо хорошо знал, что Георгий является победителем-христианином над неверными и что змий, устрашающее и смертоносное, но в итоге укрощенное чудище, – воплощение турецкой угрозы.
Венецианская победа в Санта Маура в августе 1502 года закрыла на какое-то время тяжелейший период турецких войн. История Святого Георгия донесла до нас черты военной идеологии сражений, настроения смятения перед лицом захватчика и страха перед физическим уничтожением прекрасной Венеции. [92]
Рафаэль обращался к образу Святого Георгия дважды, в 1506 и в 1520 году. По этим двум работам можно судить о динамике развития образа в сознании художника, от статуарной прорисовки персонажей и статичности форм самого действа борьбы Георгия со змием, до экспрессивного, порывистого движения внутри композиции, появившегося в поздней картине.
В работе 1506 года Георгий – Святой покровитель Англии и английского ордена Подвязки. Это важно для блестящей маленькой картины Рафаэля, поскольку под коленом Святого Георгия видна синяя тканая повязка с надписью золотом HONI, первым словом девиза ордена Подвязки «Honi soit qui mal pense» (Пусть будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает). В мае 1504 года английский король Генрих VIII сделал кавалером ордена Подвязки герцога Гвидобальдо да Урбано. Сейчас считается, что картина была подарком от герцога сэру Гильберту Талботу, рыцарю, привезшему почетные знаки и костюм ордена в Италию и отвечавшему за то, чтобы правильно нарядить герцога. [93]
Святой Георгий, поражающий дракона, написан 23-летним художником. Картина демонстрирует, с какой легкостью молодой Рафаэль подчиняет элементы, заимствованные у современных ему флорентийцев, собственному изящному стилю. Художник многим обязан здесь скульптуре Донателло на тот же сюжет (церковь Орсанмикеле во Флоренции) и Леонардо да Винчи, разрабатывавшему тему всадника, борющегося с драконом, во многих своих рисунках. Пейзаж, особенно деревья с золотыми бликами, вдохновлен живописью Ханса Мемлинга, в частности небольшим диптихом, который Рафаэль мог видеть, навещая свой родной город Урбино.
Святой Георгий, поражающий дракона замечателен динамичным равновесием композиции. Сильные диагонали, образуемые конем и драконом, полностью уравновешены диагоналями копья Георгия, его левой ноги и правой руки и даже его взметнувшегося плаща. Это драматическое мгновение словно застыло во времени на фоне округлых, частично закрывающих друг друга холмов и деревьев. Также Рафаэль изобразил Архангела Михаила, уничтожающего дракона. «Святой Михаил, борющийся с драконом» около 1505 года. [94]
Интересна центральная часть картины, на которой Архангел Михаил – прекрасный, миловидный юноша, наступает на горло гада и удерживая равновесие, подобно танцующему канатоходцу, старается его задушить. Правой рукой он поднял обоюдоострый меч, в левой держит белый, с красным крестом, рыцарский щит. Издыхающее чудовище с высунутым из пасти языком, в предсмертных судорогах обвило змеиным хвостом ногу воина. Вокруг поединка собрались умирающие монстры, жалобно взирающие на Михаила и пара птицеподобных животных, символизирующих темные, необузданные силы язычества. На заднем плане – процессия неотчетливо прорисованных горожан, идущих к стенам городской крепости (справа) и нагие младенцы (слева), держащие в руках хвосты маленьких драконов. Лукас Кранах также был очарован образом св. Георгия, который он исполнил дважды в технике гравюры. Также среди мастеров, считавшимися венецианскими, были и провинциалы, получавшие мало заказов в столице республике, но известные среди собратьев по кисти. Светосила, жизненная энергия, полнота материального мира, драматическая эмоциональная насыщенность – всё это они восприняли от живописи Тициана. Среди художников этого рода – Парис Бордоне. Отданный родителями в школу Тициана он активно подражал своему учителю. Его оригинальные произведения долго считались принадлежащими кисти мастера. Вернувшись в Тревизо, Бордоне много работал в храмах родного города и создал целый ряд алтарных композиций, в которых среди святых воинов художник писал святой Георгия.