ыми тенями и энергичной красной описью носа беловатый оттенок кожи приобретает особую прозрачность, придавая лицу сияющий характер.
Одним из самых ранних изображений Св. Георгия в Киеве является изображение на стенописи храма св. Софии в Киеве, датируемое 30–40 гг. XI века. Лицо святого воина открыто и задумчиво, округлые, полные щёки, прямой нос, взгляд устремлённый в даль, пластичность формы. Во всём этом прослеживаются отблески живописи «Македонского ренессанса» (середина IX – середина X века). Однако данные детали не определяют целого, общий результат совсем иной, от всякого классицизма далёкий. Здесь утверждаются ценности иного порядка: уход от прямой иллюзорности, надмирность и пребывание в совершенном покое идеальных, отрешённых лиц и идеальных форм. [104]
Святые воины занимали значительное место в системе росписи древнерусских храмов. В Св. Софии Киевской сонм святых воинов изображен на столпах и стенах храма, на подпружных арках расположены мозаичные образы Сорока мучеников Севастийских, а в приделе, посвященном Св. Георгию, располагался его житийный цикл. Несколько замечательных образов святых воинов сохранилось, к сожалению, без надписи, в Кирилловской церкви в Киеве, 1160–1170-е гг. [105]
Ко времени конца XII – начала XIII столетия относится самый древний экспонат киевского художественного музея. Это деревянный полихромный рельеф «святой Георгий с житием». Памятник давно привлекал внимание исследователей, вызывая оживленные дискуссии и споры. Скрытый под тяжелым серебряным окладом, рельеф был недоступен для изучения. Освобожденный от поздних записей и наслоений, очищенный от грязи, копоти, воска он засверкал своей первичной полихромией. [106]
Рельеф относится к тому иконографическому типу, где Георгий представлен в виде римского воина. В центре композиции стоит, опираясь на копье и щит, юный триумфатор, в позолоченной пластинчатой кирасе, плаще и воинских доспехах. Черты его лица, силуэт стройной фигуры отличаются мягкостью линий, ясностью и красотой пропорций. Свойственное рельефу уплощение уживается с известной округлостью форм, в которых ощущаются отголоски античной пластики. Цвет предал рельефу живописность. Приглушенные, но чистые тона, звучат слаженно и гармонично. Сочетание красного, розового, синего и черного цветов изображений с бледным, серовато-голубым цветом фона, чуть мерцающим золотом, покрывающим фигуру придают колориту особую изысканность и благородство. По обе стороны от Георгия расположены житийные клейма, исполненные также в рельефе и воспроизводящие эпизоды мученической жизни святого. Они объединены с центральной частью композиции общим пластическим и колористическим решением. Согласно легенде, рельеф происходит из Георгиевского монастыря в Балаклаве, расположенного недалеко от древнего Корсуня – города, бывшего посредником между Константинополем и Киевом. Из Крыма этот рельеф в 1778 году был перевезен в Мариуполь, откуда в 1965 году он поступил в киевский музей. Важно то, что во всем мире сохранилось всего несколько подобных деревянных рельефов. [107]
Несмотря на многочисленность изображений, в точности они не повторяются никогда, образ варьируется, приобретая в развитии исторического времени черты, характерные той или иной эпохе. [108]
В каждой иконе дано свое прочтение легенды о Святом Георгии, подчеркнуты свои особенности, разные стороны и моменты события.
Наряду с образом Святого Георгия в XII–XIII веках на Руси начинает бытовать новый тип писем с изображением святого – “Чудо Георгия о змие”. Змий-Дракон в русско-европейской традиции является персонажем обобщающим. Визуально-воспринимаемые человеком стихийные явления природы и социально-политические, проживаемые экстремальные периоды истории воплотились в облике этого пресмыкающегося:
извивающиеся огненные потоки лавы;
несущийся с гор, после ливня неудержимый сель;
морские смерчи, разгуливающие по морю средь кораблей;
гигантские многосотметровые водовороты;
колоссальные песчаные вихри, самумы в пустыне;
кровавые росчерки крупных метеоров в темной ночи;
молнии из клубящихся туч и сами эти грозные тучи;
взрывающиеся бурным фонтаном в непонятные гейзеры;
самовоспламеняющиеся газовые выбросы из-под земли;
ползущая вдали лента вражеской армии.
И многое, многое другое страшное в обыденном восприятии. Для снижения уровня тревожности человеку различных исторических эпох был необходим выход из создавшейся непонятно-раздражающей, пугающей ситуации. Народная интуитивно-развитая смекалка сформировала модель проживания (проигрывания) ситуации и выхода из нее – поединок человека-героя с метафорическим злом – Змеем. Победа над всемирным многоликим злом в виде Змея закрепилась в памяти народа, выступая как защитно – охранительная функция коллективного бессознательного.
Змей-Горыныч – персонаж многих русских сказок, которые характерны для устной народной традиции. Впоследствии, он стал одним из любимейших в книжно-литературном лубке XVIII–XIX вв. [109] Закрепившись в сознании городских посадов России, сказки о Змее-Горыныче и сражениях с ним начали играть назидательно-педагогическую функцию в воспитании детей. Сказочный фольклор об огнедышащем чудище и сражении с ним русских богатырей стал любимейшим сюжетом детских сказок России XX века.
Героико-патриотическая функция победы над Змеем закреплялась в живописных сюжетах крестьянских промыслов, книжных иллюстраций, а затем политическом плакате. [110]
Схватка со змеем – это обычный бой, сражение, «рубка». Иваны-царевичи используют меч-кладенец. Иваны из народа, проще – дубину, чугунный посох («тросточку») или косу для сенокоса.
«Вдруг туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхнулось. Выходит из моря Змей о девяти головах, о девяти хоботах, о девяти хвостах. Каждый хвост в свою сторону бьет, каждый хобот своим напевом поет, каждая голова зубами щелкает.
Испугалась Марья-Краса, стала Иванушку будить:
– Вставай, вставай, Иванушка! Змей идет, нас с тобой сожрет! Спит Иванушка непробудным сном. Плачет над ним царевна, слезами обливается.
– Проснись, проснись, Иванушка! Русский человек смерть лежа не встречает, перед нею на ногах стоит!
Проснулся Иван, схватился за косу острую.
Налетел на него девятиголовый Змей, закричал, зафыркал.
И хорош ты, и пригож ты, добрый молодец! Да не быть тебе живому. Съем я тебя, да и с косточками.
– Врешь, проклятая гадина! Подавишься.
Начали они биться смертным боем. Лес кругом на корню шатается, песок столбом поднимается, по синему морю волны идут. Змей огнем пышет, дымом душит. Иванушка косой косит. Коса у него в руках докрасна раскалилась. Семь голов Иванушка срубил, – две одолеть не может. Ухватил его было Змей поперек, да выплюнул. Крапивная рубашка язык обожгла.
Подбежала тут Марья-царевна, стала Змея по глазам косой хлестать.
Обернулся Змей в ее сторону, а тут Ванюшка подскочил, две последние головы Змею ссек. Языки вырезал, головы под камень спрятал, туловище в море столкнул. [111] Победа Иванушки над Змеем Горынычем – выход человека из затруднительной ситуации.
По Фрейду люди повсеместно строят свои взаимоотношения с помощью репродуцирования эмоционально значимых аспектов своих взаимоотношений в прошлом. [112]
Данная концепция называется трансфером.
Православная сюжетика «Чуда Георгия о змие» как и сказка «О змее Горыныче» – явно выраженный, художественно-окрашенный архетип впоследствии трансфер преодоления экстремально-разрушающих отношений с силами зла. Наборы воспоминаний «объектные представления» составляют жизненно важные части «органически целого» мира, его обобщения: как настоящего, так и прошлого. Связь, существующая между нынешними отношениями и прошлыми отношениями, – это механизм извлечения образцов старых отношений для формирования объективно-реального понимания настоящего.
Формирование трансферов (ситуативное повторение прошлого) – закономерная потребность личностного бессознательного, в экономии усилий проживаемого и возможности регулирования того, что было трудным для восприятия, было связано с эмоциональной болью.
Сражение русского богатыря со Змеем-Горынычем – трансфер сюжета «Чуда Георгия о Змие»: легенда повествует о том, что Святой Георгий приезжает в город Ласию (Лидию), осажденный водяным чудовищем, и спасает девушку, царскую дочь, приносимую в жертву, от гибели. Георгий не убивает чудовище-дракона, а велит спасенной жертве отвести его в город. Горожанам святой сообщает, что змей стал таким кротким благодаря помощи Царя Небесного. Ведь до этого языческие боги, почитаемые горожанами, позволяли чудовищу мучить горожан и даже пожирать их. Прославляя святого Георгия, победителя змея, люди просят его убить мучителя, отказываясь при этом от древнего язычества, и принимают от рук великомученика святое крещение.
В иконографии «Чудо Георгия о змее» наличие фигуры дракона является одним из определяющих признаков. Святой Георгий, пронзающий дракона копьем в пасть (голову), несет в себе архетипическую символику победы (защиты) над чужими (неверными, врагами). Змей в легенде олицетворяет реальную опасность.
Иногда образ змея трактуется как изображение степняков-кочевников, конных воинов, сжигавших деревни и города. [113]
Б. А. Рыбаков приходит к выводу о том, что, однажды сложившись, этот образ степной конной многоголовой орды служил для обозначения не только половцев, но и всех прибывших «от моря» южных кочевников в историческом времени. [114]
Первым натиском степняков на Среднее Поднепровье был натиск киммерийцев, первых кочевников (X–IX вв. до н. э.) южных степей. Борьба, воина с захватчиками выражалась сюжетом змееборчества.
Примечательно, что копье Георгия в прописях средневековой Руси изображается тонкой линией, как бы подчеркивая то, что Георгий побеждает дракона не силой оружия, а силой молитвы, слова божьего. Метафора победы Света (просвещенной христианской мысли) над тьмой (дьявольскими грехами и сомнениями) очевидна.