Свальд с надрывом вздохнул.
— Если бы ты видел сестру Трюгви, с которой я успел перекинуться парой слов… ты бы меня понял. Позволь забрать ее с собой, брат.
— Я убил ее отца, — тихо сказал Харальд. — Я убил ее брата. Отдал двух ее сестер Ермунгарду. Полагаешь, она будет тихо и мирно жить в Йорингарде, рядом со мной? Да и ты здесь не только по берегу прогуливался. Это ведь ты со своими людьми скрутил ее брата?
Свальд кивнул, стирая с лица улыбку. Посмотрел уже спокойно.
— Ты прав. Пойду распоряжусь насчет погрузки.
— Идите, — бросил Харальд, отпуская всех.
А потом неторопливо зашагал по берегу. К Сванхильд.
Она уже не плакала — молча и зябко куталась в чей-то плащ, в который кто-то догадался ее завернуть. Надо думать, один из Кейлевсонов.
— Болли, — Харальд кивнул здоровяку, замершему рядом. Тут же перевел взгляд на Ислейва, стоявшего в паре шагов: — Ты ведь был на кнорре, когда все случилось? Помнишь что-нибудь?
— Да что там помнить, — пробормотал Ислейв. — Вроде крикнули что-то. Про сон, кажется. А когда очнулся, смотрю — лежу на берегу.
Харальд посмотрел на десяток воинов, стоявших тут же. Приказал:
— Помогите остальным с погрузкой. Болли, сбегай на кнорр. Набери там покрывал, перенеси на мой драккар. Обратно Сванхильд поплывет со мной.
Болли кивнул и ушел. Ислейв тоже двинулся следом за братом — все-таки сообразительности у Кейлевсонов хватало.
Харальд присел перед Сванхильд на корточки. Посмотрел в лицо, измазанное кровью — испачкалась на кнорре, пока его обнимала. Поверх кровавых мазков светлели дорожки, промытые слезами.
У него вдруг мелькнула мысль — если посмотреть с одной стороны, то он ее возвысил. Из простых рабынь в невесты ярла.
А если посмотреть с другой стороны, то жизнь ее от этого счастливей не стала. Живет среди чужих, половины сказанного не понимает. Многого не знает. До сих пор думает, что он в любой момент может ее убить. Видела драугаров, теперь вот краке. Получила рану в плечо, а сегодня он помял ей щиколотку…
Сванхильд смотрела печально, горестно, но во взгляде не было той пустоты, какая бывает у женщин после слишком больших потрясений. Хоть это хорошо, подумал Харальд. По крайней мере, за ее разум можно не беспокоиться.
Он молча потянулся к ноге Сванхильд, той, за которую ее поймал.
Ступня и щиколотка опухли, сапожок в этом месте растянулся пузырем. Харальд вытащил нож, подвешенный на поясе — на драккаре, куда заскочил переодеться, нашелся запасной ремень с клинком. Осторожно надрезал обувку, стащил вместе с тряпицей, наверченной на ногу.
Щиколотка и ступня под ней выглядели черно-синими. Кожа натянулась, нехорошо пружинила у него под пальцами. Сванхильд в ответ на его прикосновения, даже самые легкие, вздрагивала.
И Харальд не рискнул ощупать щиколотку посильней, чтобы понять, что там. Ничего, несколько дней побудет в неведении. А там отек спадет, и он посмотрит, не прячется ли под синюшностью что-нибудь серьезное.
Главное — Сванхильд уже наступала на ногу там, на кнорре. Значит, сухожилия целы, кости не раздроблены, ходить будет. Надо только стянуть щиколотку полотном, намочить ткань морской водой, чтобы холодом прихватывало.
Он осторожно погладил ногу, чуть выше отека, запуская пальцы под край шерстяной штанины — на ней сейчас была его одежда. Потом коснулся руки, вцепившейся в полу плаща. Вторая рука, со стороны раненого плеча, пряталась под плащом. Рана разболелась?
Отнести бы ее на драккар, мелькнуло у него. И самому там задержаться…
Харальд невесело усмехнулся. Хульдра его раздразнила — но сейчас не до этого. Он не мог уйти с берега, пока все его драккары не будут готовы к отплытию.
— Харальд, — выдохнула вдруг девчонка. — Что… быть на корабль?
Он кивнул, соображая.
Спрашивает о том, что она видела. Надо ответить самыми простыми словами, медленно, не торопясь.
— Чудовище, — неспешно ответил Харальд. — Морское. Его зовут краке. Не бойся. Больше оно не вернется. Болит?
Он коснулся щиколотки, она болезненно моргнула. Спросил уже сам:
— Что ты видела, Сванхильд? Там, на корабле?
Девчонка вдруг заволновалась. Сглотнула, вскинула голову.
— Берег — кричат. Я подниматься лестница…
Полезла на палубу, когда начался бой, перевел ее слова для себя Харальд. Дуреха. Чего там смотреть? А если бы кто-нибудь послал в сторону кнорра стрелу?
— Люди — лежат. — Она отцепила руку от полы плаща, быстро повела ладонью, показывая, что все лежали пластом. — Спят. Потом голос… звать. Ладога. Дом. Назад, обратно. Ладога…
Последнее слово девчонка выдохнула с тоской.
Харальд слушал, не позволяя себе ни нахмуриться, ни оскалиться — чтобы она не испугалась и не сбилась с мысли.
Но хотелось сделать и первое, и второе. Значит, ее ловили на желании увидеть родину.
А его — на любопытство и бабью красоту…
— Я идти не сразу, — торопливо сказала Сванхильд. — Думать. Смотреть на берег. Бой. Ты, Харальд — нет. Нигде.
Она так забавно повела рукой и так высоко вскинула брови, что в другое время он обязательно рассмеялся бы.
Но сейчас Харальду было не до смеха.
Он был с хульдрой, ему ничего не грозило. А ее выманивал за борт краке. Теперь понятно, почему мужиков только усыпили — они обвешаны железом. Если краке его не любит…
Но женщины другое дело. Она могла стать утопленницей. Пусть и живой, но все-таки утопленницей.
— Потом — рабыни. Идут прыгать. — Сванхильд судорожно вздохнула. — И Маленя, вы говорить — Грит…
Имя старухи-славянки, сообразил Харальд.
— Тоже идти, говорить — дом. Звать меня. Но я…
Она сбилась, потянулась к нему рукой — и Харальд придвинулся поближе, коснувшись коленом земли. Думал, что Сванхильд обнимет его, но она ухватилась за одну из его косиц. Пропустила ее между пальцев, вздохнула, когда ладонь добралась до кончика. Отдернула руку.
— Я видеть ты. Потом голос звать, Грит звать. Я уже не стоять. Лезть. Харальд…
Она снова сглотнула. Спросила дрогнувшим голосом:
— Грит жить?
Харальд помедлил пару мгновений — и отрицательно качнул головой.
Будет больно, но так лучше. Если старая рабыня потом заявится к Сванхильд — или она, или какая-нибудь тварь, принявшая ее облик — и позовет за собой, пусть знает, что это не живой человек. И словам этой Грит верить нельзя.
Жаль, что девчонка так привязалась к старухе. Конечно, славянских рабынь, если надо, он найдет ей хоть десяток…
А может, и не стоит, вдруг подумал Харальд. Немного разговаривать она уже научилась, остальное дело времени. Ни к чему, чтобы она привязывалась к следующей славянской бабе, которую он к ней приставит.
Пусть лучше привязывается к нему самому — это и разумней, и безопасней.
— Все будет хорошо, — пообещал он ей. — Все кончилось, краке больше не придет.
И осторожно погладил щеку, захолодевшую на осеннем легком ветру, дующем от воды. Надавил пальцами под подбородок, заставив приподнять лицо. Замер, глядя ей в глаза.
Припоминая, как едва слышным звуком отдался в ушах ее крик — посреди боя, в толпе. Как она сидела, оседлав борт. Как дала потом ему пощечину…
На губах Харальда появилась легкая улыбка. Ну что тут скажешь? Сделано было вовремя, а значит, сделано было хорошо.
Рука Сванхильд тоже потянулась к нему — но отдернулась, так и не коснувшись его лица. Девчонка покосилась на воинов, уже бегавших с грузом от распахнутых ворот к причалам и обратно. Со вздохом прижала ладонь к груди.
Харальд облизнул нижнюю губу, которую прокусил на кнорре — рана на ней уже затянулась. Поймал ее лицо ладонями, притянул к себе, быстро поцеловал, раздвигая мягкие губы языком…
За спиной послышался топот возвращавшихся от причала Болли и Ислейва. Харальд со вздохом оторвался от Сванхильд, оглянулся.
Дальше, у ворот, уже стоял Эгиль Торгейрсон. Смотрел на него хмуро и изумленно.
Харальд едва заметно ухмыльнулся. Мужик явно потрясен — богорожденный после боя нянчится с бабой. Вместо того, чтобы гордо стоять на берегу, пересчитывая мешки и сундуки, которые несут на его драккары…
Его воины, знавшие о том, что случилось в Йорингарде, открыто в сторону своего ярла не пялились. Лишь посматривали украдкой, со скрытым любопытством.
Харальд снова перевел взгляд на Сванхильд. Погладил щеку, прохладную, шелковистую под его пальцами.
— Дождешься меня на корабле. Я скоро приду. Хорошо?
Девчонка кивнула, и Харальд встал. Приказал, посмотрев на Кейлевсонов:
— Отнесите сестру на мой драккар. Но осторожно — теперь у нее повреждена еще и нога. Найдите ведро чистой воды, чтобы она смогла умыться. Перетяните ей щиколотку чистым полотном. Намочите повязку морской водой, саму укройте покрывалами… и посторожите до отплытия.
Он развернулся, не дожидаясь их кивков. Зашагал к Эгилю.
— Все согласны, — быстро сказал бывший хирдман Трюгви. — И что теперь, ярл Харальд?
— Теперь мы уйдем, — объявил Харальд. — Сразу же после погрузки. А ты останешься и будешь здесь хозяйничать. Поручаю тебе приглядывать за Веллинхелом — от моего имени. Заставляй своих людей упражняться каждый день. Припасы я вам оставил. Если что-то случится, пошлите один из драккаров в Йорингард, с вестью. Если к тому времени фьорды уже покроются льдом, отправишь ко мне несколько человек на лыжах. Остальные хирдманы Трюгви согласны встать под мою руку?
Эгиль кивнул. Пробормотал:
— У них здесь семьи. Мало охотников отправляться в середине осени в чистое поле, с детьми и бабами. Я хотел сказать тебе спасибо, ярл. За то, что не позволил своим хирдам получить положенное. Сам знаешь, по обычаю — один день войску на потеху, когда крепость уже взята…
Харальд пожал плечами. Как раз в этот момент из ворот вынесли одного из убитых. Воина из его дружины. Собратья по хирду довезут его до первого фьорда, где будет стоянка, выберут место получше — и похоронят, положив в могилу свои дары и его меч. Сбережения, если они есть, и долю от последней добычи передадут семье, отправив им сначала весточку с торжища во Фрогсгарде. Чтобы прислали кого-нибудь в Йорингард, за наследством…