Свадьба Берсерка — страница 39 из 63

Забава задумалась. Может, на чужанском это и значит — любит?

— Есть, Сванхильд, — Харальд подтолкнул к ней глубокую миску.

И потянулся в сторону, к отброшенному поясу. Вытащил нож.

Забава скрылась под покрывалом, отыскивая штаны. Натянула их, чувствуя, как вытекает из нее семя Харальда.

Бесплодное семя-то. Мысль об этом отозвалась в ней грустью. И Харальда стало еще жальче. Ей-то ладно, она ко всему привычная, как-нибудь перетерпит… а ему каково? И ведь воин, каких мало — но ни сынка, ни дочки…

Харальд уже отрезал здоровенный кусок мяса, с двух сторон в коричневой запеченной корке, с трещинами, где проступало розовое мясо. Протянул ей.

— Меньше? — нерешительно попросила Забава.

И Харальд, помедлив, уполовинил кусок. Лезвие скрежетнуло, разъединяя ребра.


Смешная, думал Харальд, посматривая на девчонку, которая задумчиво, чуть ли не осторожно, обкусывала ребро, которое он ей дал.

На зубах у него хрустнула кость. Он догрыз хрящик, подумал удовлетворенно — то, что она разговаривает, это хорошо. Но ест мало, это плохо.

— Ты должна больше есть, Сванхильд, — сообщил Харальд.

И, отложив кость в угол у выхода, чтобы выбросить, когда будет выходить, отломил себе кусок хлеба. Лениво пожевал. Сказал, глянув в сторону кожаных занавесей, в щели между которыми виднелся фьорд:

— У нас края холодные. Дуют сырые ветры… женщина, которая мало ест, много болеет. Так что это тебе. Доешь до конца.

Он подтолкнул к ней миску, где еще оставалась пара ребер, взялся за баклагу с элем. Девчонка покосилась на мясо, помотала головой.

— Нет, Харальд.

— Да, — непререкаемым тоном сказал он.

И вытянулся на кожах, укрывавших дно палатки. Не глядя, цапнул собственный плащ, лежавший под скатом крыши, накинул на плечи. Разрешил:

— Но можешь не торопиться.

После чего заметил, не удержавшись:

— А вообще-то тебе надо быть послушней, Сванхильд. Слушаться, понимаешь?

— Хорошо, — смиренно согласилась она.

Харальд едва заметно улыбнулся. Ну, посмотрим, надолго ли хватит этого смирения…

Он дождался, пока она закончит обкусывать свиное ребро, протянул баклагу с элем.

— Пей.

Сванхильд сделала один глоток и тут же отставила баклагу.

Харальд шевельнул бровями, подумал — так не пойдет. В другое время он бы не настаивал, но после того, что она видела, после краке, после смерти старухи…

Он поднялся, придвинулся к ней. Сказал, глядя в глаза:

— Пей. Тебе это нужно.

И поднес узкое горлышко сосуда к ее губам. Заставил чуть ли не силком сделать несколько больших глотков, заметил:

— Так будет лучше. Заодно и согреешься.

Затем отставил баклагу, притянул ее к себе. Сванхильд забавно моргала, часто дышала…

Но почему-то увернулась от его губ. Сказала, прижавшись щекой к его плечу:

— Локи — бог. Ермо…

— Ермунгард. — Помог он закончить.

— Ермунгард — бог?

Харальд кивнул. Сванхильд положила ладонь на его грудь, у основания шеи. Вскинула брови, облизнула губы. Он отследил движение ее языка, подумал — захмелела. Интересно, что скажет.

— Харальд — бог?

Он качнул головой.

— Нет, я человек. Мне нравится быть человеком, Сванхильд.

— Это… ночь, корабль, Грит, чу… — тут она сбилась и замолчала.

Харальд опять завершил за нее:

— Чудовище. Краке.

Девчонка вдруг двинулась, уткнулась лицом ему в плечо. Пробормотала, не глядя на него:

— Зачем, Харальд? Краке, Грит, рабыни — зачем? Из-за я?

В голосе звучала тоска.

Винит себя, подумал Харальд. И сказал, помолчав:

— Нет. Из-за меня.

— Зачем?

Он со вздохом запустил пальцы в ее волосы, все еще влажные после мытья. Вдохнул запах, который от нее исходил — холодной свежести и теплой женской кожи.

Подумал — вот и попробуй объяснить ей все, когда она даже говорить толком не может. Но сказать правду необходимо.

Иначе она и дальше будет винить во всем себя. И неизвестно, куда зайдет в своих рассуждениях.

— Тебя хотели утащить в море. Море, понимаешь? Чтобы я ушел следом за тобой. В море. В воду. К моему отцу, к Ермунгарду.

Девчонка вскинула голову, растерянно оглянулась на занавеси, в щели которых виднелся фьорд.

— Вода? Как…

Нужного слова она, похоже, не знала — и подышала, изображая задыхающегося. Еще и глаза округлила. Под конец выпалила:

— Там умереть.

— Я не умереть, — медленно сообщил Харальд. — Я сын Ермунгарда. Думаю, для меня, если перестану быть человеком, все пойдет по-другому. Но ты… ты дышать не сможешь. Ты умереть. Поэтому тебе туда нельзя. Будешь утопленницей — мертвой, но живой.

Или чем-то еще худшим, подумал он. Все-таки Ермунгарду слишком доверять нельзя.

Сванхильд прижалась щекой к его руке, там, где она переходила в плечо. Помолчала, глядя на него снизу вверх — серьезно, задумчиво.

И обронила:

— Ты не уходить, если я умереть. Не надо. Пожалуйста.

— Ты мне еще прикажи, — насмешливо бросил Харальд.

Золотистые брови дрогнули.

— Ты говорить — я приказываю, ты убить. Собака, Грит…

Она еще и это вспомнила, недовольно подумал он. Сказал твердо, неторопливо выговаривая слова:

— Хватит об этом. Я поговорил с Ермунгардом, краке больше не вернется. Все кончилось. Забудь все то, что видела.

— Все будет хорошо? — спросила вдруг Сванхильд.

И поцеловала его в шею. Легко, только прикоснувшись губами — прохладными, мягкими, подарившими странную вспышку удовольствия, тут же отозвавшуюся во всем теле.

Мысли Харальда сразу же потекли в другую сторону. Отдых до завтрашнего утра, захмелевшая девчонка в его палатке…

— Вечером разведу костер тут рядом, — пообещал он. — Погреешься.

И потащил из-под нее покрывала. Уложил Сванхильд на спину, соорудил вокруг гнездо из мехов. Позволил прикрыть краем покрывала и его самого — девчонка, кажется, всерьез считала, что это он может простыть, а не она. Сказал, укладываясь рядом:

— Поучить тебя языку Нартвегра, Сванхильд? Вот это — целовать…

Он накрыл ртом ее губы. Ощутил легкую горчинку от эля, вдруг напомнившую ему о хульдре… и породившую отзвук злости.

Но от девчонки пахло свежестью, а не гнилостно-сладким запахом, ладони ее бродили по его плечам, словно изучая, какой он на ощупь. А в синих глазах таяло тихое счастье…

Так что воспоминание о хульдре угасло, словно снежинка, на которую он сам же и дыхнул.

— Ласкать, — сдавленно пробормотал Харальд.

И отловил ее руку — ту, что со стороны здорового плеча. Потянул тонкую ладонь к своему животу. Чуть приподнялся, нависая над ней, повторил хрипло и требовательно:

— Ласкать.

Сам запустил руку под рубаху Сванхильд, глядя на то, как ясно прописывается на ее лице смущение — и радуясь прикосновению прохладных пальцев к мышцам живота. Дыхание уже участилось, сердце билось быстро, мужское копье вздыбилось…

Девчонка прогнулась, едва заметно прижавшись грудкой к его руке в ответ на ласку.

Хороший день, удовлетворенно подумал Харальд.


Вечером, когда он выбрался из палатки, в нескольких шагах его ждала куча дров — и Убби рядом с ней. Напряженный, переминавшийся с ноги на ногу.

Сейчас за Рагнхильд просить будет, с ленцой подумал Харальд.

После половины дня, проведенной со Сванхильд, его переполняло благодушие. Было в ней что-то теплое, убиравшее неприятные мысли — и оставлявшее в уме только хорошие…

— Ярл, — негромко сказал Убби. — Хотел тебя попросить… где костер разжечь — рядом с палаткой или подальше?

— Так о чем ты хотел меня попросить, Убби? — вопросом на вопрос ответил Харальд.

Тот тяжело вздохнул, наклонил голову.

— Как ты и приказал, ярл, Рагнхильд из Йорингарда я уберу. Тут ты прав, ни к чему ей болтаться по крепости. Я уже присмотрел заброшенную хижину в лесу за Йорингардом. Поставлю рядом новый дом — месяца хватит, чтоб под крышу завести. Посажу ее там, куплю на торжище во Фрогсгарде трех рабынь покрепче, чтобы приглядывали. Еще пару рабов…

— Рабы без хозяйского присмотра — дело опасное, — вполголоса заметил Харальд. — Не боишься, что Рагнхильд захочет остаться вдовой?

— А я мать туда привезу, — уверенно заявил Убби. — Она женщина крепкая, хоть и старая. Приглядит и за хозяйством, и за Рагнхильд. Может, еще и первую жену поселю там же.

Харальд едва заметно улыбнулся. Отчаянный все-таки мужик его однорукий хирдман — собрать под одной крышей мать и двух баб, одна из которых дочка конунга…

— А если что-то случиться, так я их всех уму-разуму поучу, — твердо сказал Убби. — Вон как петух своих кур учит. Ни одна без трепки не уйдет. А у тебя я хочу попросить разрешения, ярл. Позволишь привести на твой свадебный пир Рагнхильд? Пусть посидит и посмотрит. Глядишь, попрощается с ненужными мыслями.

Харальд прищурился, глядя на Убби. Значит, даже его простоватый хирдман догадался, из-за чего Белая Лань творит глупости.

И разрешил, помолчав:

— Приводи.

— Спасибо, ярл, — обрадовано прогудел Убби. — Где костер-то разводить?

Он наклонился, собираясь подхватить охапку дров. Харальд бросил:

— Ступай. Сам этим займусь. А когда вернемся в крепость, возьмешь десяток людей себе в помощь. Чтобы дом поставить не за месяц, а за несколько дней. И можешь разобрать один из срубов в Йорингарде. Там есть опустевшие овчарни… я их видел, бревна крепкие, еще послужат.

Убби обрадовано кивнул. Харальд вдруг припомнил еще кое-что.

— Раз уж речь зашла о пире… твой свадебный эль был сварен раньше моего. Но ты его еще не пил.

— Так ведь поход, ярл, — хирдман пожал плечами. — Не до свадьбы. Бочку с элем я оттащил в кладовую, на холод. Вот придем в Йорингард, созову всех, кто меня знает — и поднесу перед ними свой свадебный эль Рагнхильд. Буду рад, если и ты придешь, ярл.

— Сделаем по-другому, — неторопливо сказал Харальд. — Я хочу устроить пир для своих хирдов, когда вернемся. В тот же вечер. Притаскивай в главный зал свою бочку, и отпразднуем твою свадьбу все вместе. И Рагнхильд на мой свадебный пир придет уже твоей женой.