Мысли, залитые яростью, крутились в голове тяжело, медленно.
Путь из дома лежит не только через дверь…
Он выдохнул — долго, уже успокаиваясь. Посмотрел на Убби, ощущая, как возвращается к нему самому спокойствие. Приличествующее ярлу, мужчине, воину.
— Кое в чем ты прав, Убби, — ровно сказал Харальд. — Я не должен бросаться словами, которые не могу подтвердить. Однако дом, в котором ты стоишь — мой дом. И никто не может запретить мне осмотреть мой дом. Прошу тебя, возьми свою жену и выведи ее отсюда. Но далеко не уходи — потом я еще раз поговорю и с тобой, и с твоей женой. Свальд, присмотри, чтобы все случилось именно так, как я велел.
— Да, родич, — громко ответил брат.
— Ты выгоняешь меня наружу без одежды, обнаженную? — крикнула Рагнхильд. — На холод?
Вот теперь она действительно испугалась. Лицо исказилось, жилы на шее натянулись…
И взгляд метнулся в сторону. Но не к Убби, а куда-то за его спину. В пустой угол напротив кровати.
— Убби, дай жене свой плащ, — спокойно распорядился Харальд. — Рубаха на ней есть, так что тело прикрыто. Свальд, когда выйдешь наружу, узнай, где секира, о которой я просил. Что-то ее слишком долго несут.
— Хорошо, — хрипло выдохнул брат.
Рагнхильд прижалась к бревенчатой стенке. На застывшем лице жили только глаза. Сверкали загнанно…
Убби, нахмурившись, молча прошагал к сундуку, натянул рубаху. Подхватил плащ, подошел к Рагнхильд. Протянул руку, чтобы отодвинуть ее от стены и укрыть плащом.
Белая Лань вдруг вскочила прямо на кровать, в два прыжка метнулась к своему сундуку…
И наткнулась на Харальда, уже стоявшего там.
— За ножом? — резко спросил он. Перевел взгляд на Убби. — Ты и теперь будешь утверждать, что она тут не причем?
Хирдман угрюмо глянул — и подошел к Рагнхильд, успевшей отступить к стене. Молча ухватил ее за руку, дернул к себе, накинул плащ. Потащил наружу.
Харальд, оставшись один, подошел к полке, где стояли два светильника, сейчас не горевших. Зажег их от того, что по-прежнему был у него в руке. Поставил и его на полку.
И шагнул в угол, куда смотрела Рагнхильд. Осмотрелся, топнул по половице. Крикнул, обращаясь к стражникам, по-прежнему стоявшим возле двери, пусть и выбитой:
— Дайте меч.
За вывернутой половицей открылся лаз, ведущий под простенок. Харальд, убирая доску, ощерился. Значит, это все-таки была Рагнхильд.
Он вышел, глянул вдоль прохода.
Сванхильд с Болли все не возвращались, и это было ему на руку. Дверь в опочивальню по соседству Харальд выбил ударом ноги. Распорядился, посмотрев на стражников:
— Посветите мне.
И вошел в каморку, где в угол за дверью забилась одна из дочек Ольвдана. Девка смотрела на него с ужасом, не дыша. Не решаясь ни крикнуть, ни спросить что-то.
Скорее всего, она слышала разговор за простенком. Ни Харальд, ни Убби голосов особо не приглушали.
Он, не обращая на нее внимания, прошагал в угол за кроватью. Снял половицу возле простенка.
Как и в опочивальне Рагнхильд, та поднялась легко — крепившие ее деревянные шипы кто-то снял. Здесь тоже был лаз.
Значит, Белая Лань переползала из своей опочивальни в эту. Вот только куда она пошла дальше? Выйди Лань в проход, стоявшие рядом стражники ее узнали бы.
Харальд глянул на воина, стоявшего со светильником в руке.
— Подумай, прежде чем ответить. Могла Рагнхильд сегодня вечером выйти из этой опочивальни? Обмотав голову какой-нибудь тряпкой, чтобы ее не узнали, отвернувшись в сторону?
Тот, поразмыслив, качнул головой.
— Нет, ярл. Девки Ольвдана нынче вечером сидели тихо. Только одна вроде бы к сестре заходила — к Сигрид, у нее дверь тут напротив. Но потом ушла. Да еще одна на ночь глядя зачем-то поперлась на двор. В алом плаще, разодевшись…
— Точно?
Воин уверенно кивнул.
— И ничего подозрительного вы не видели, не слышали, — протянул Харальд. Уже не спрашивая, а утверждая.
Мужчина, стоявший напротив, вдруг задумчиво посмотрел мимо Харальда. В угол, где под бревенчатой стеной темнел лаз.
— Прости, ярл, что не сказали тебе об этом раньше — но в последнее время нам всем казалось, будто под полом крысы скребутся. Похоже, это не крысы были?
— И в проходе скреблись? — коротко спросил он.
Стражник снова кивнул. Заявил:
— Нынче вечером мы это шуршание слышали как раз перед пожаром.
Харальд равнодушно глянул на сестру Рагнхильд, забившуюся в угол. Распорядился:
— Убери ее отсюда. И гоните во двор всех девок Ольвдана. Но сначала обыщите каждую. Чтобы были без ножей.
По проходу протопал прибежавший со двора воин, принес ему секиру. Поменьше его собственной и без острия в навершии. Но тоже неплохую.
Через некоторое время все было кончено. Доски сняты — и все лазы в подполье открыты.
Под половицами в опочивальне девки по имени Сигрид Харальд отыскал два окровавленных плаща, вместе с платьями.
И на душе у него было нехорошо.
Выходило так, что стражников убили все-таки бабы. Оба плаща оказались залиты кровью. И вода в ведре для умывания в опочивальне Сигрид густо пахла кровью.
Не зря родитель советовал опасаться баб.
Харальд вышел из дверей женского дома, перед которым уже выстроился круг воинов — не такой широкий, как вчера, когда праздновали свадьбу Убби. Но тоже не узенький.
Подумал — а ведь все могло сложиться по-другому, если бы у Рагнхильд хватило терпения и выдержки забыть все. И то, что она дочь конунга, когда-то владевшего этой крепостью, и то, что ей вдруг понравился ярл Харальд — а тот взял да и отказал.
Жила бы себе любимой балованной женой хирдмана Убби, гоняла бы по дому рабынь. Может, Убби даже выкупил бы ее сестер. Конечно, не напрямую, а окольными путями, через кого-нибудь.
В конце концов, за красивую девку на торжищах дают от трех до десяти серебряных марок, не больше. А Убби, после того, как получил свою долю от добычи, взятой в Веллинхеле, вполне мог выкупить всех сестер разом. Затем отправил бы их в свой дом, откуда собирался забрать мать и первую жену…
Но от себя самого не уйти. В жилах Рагнхильд течет кровь воинов, а не торгашей. Просто жизни в довольстве ей мало, она помнит, кто она — точнее, кем она была.
— Время разобраться с этим делом, — объявил Харальд.
И бросил на землю перед собой окровавленное бабье тряпье, которое вынес из женского дома.
Затем посмотрел на Рагнхильд, стоявшую посередине людского круга.
Она замерла с высоко поднятой головой, внешне спокойная. Рядом застыл Убби, хмурый, чуть сгорбленный, с потемневшим от горя и ярости лицом. В шаге от них стоял Свальд.
Остальные девки торчали в паре шагов. Тихо плакали, сбившись в кучу.
— Вы все знаете, что случилось, — бросил Харальд в толпу. — Дом мой сгорел, сам я едва не погиб…
А может, и не погиб бы, скользнуло у него в уме. Но воинам об этом знать не обязательно.
Хорошо уже то, что они не разбежались, когда сам Ермунгард то и дело показывал — он не хочет, чтобы сын ходил по земле в человеческой шкуре. Когда устраивал ему ловушки, подсылал драугаров…
— И я сгорел бы, если бы не смекалка Торвальда, который полез за мной под горящий дом, — спокойно сказал Харальд. — Кроме того, этой ночью убили стражников, охранявших вход на хозяйскую половину. Они подпустили к себе убийц, потому что знали их. И умерли, потому что не ожидали нападения.
Толпа воинов загудела.
Как раз в этот момент из толпы с левой стороны круга вышел Болли, несший Сванхильд — осторожно подхватив под коленями и под плечами.
И по тому, как она застыла у него на руках, деревянно, как-то слишком ровно, Харальд сообразил — ожог у нее не маленький. И болезненный. А может, и не один. Поэтому Сванхильд напрягается, держась так, чтобы ткань одежды его не касалась.
Следом за Болли топали рабыни, Ислейв и трое воинов из охраны Сванхильд. Все шагали к дверям женского дома.
Он надеялся, что ум у девчонки затуманен от боли достаточно, чтобы та не начала дергаться, завидев сборище перед женским домом. Но его надежды не оправдались. Харальд прямо-таки отследил, как ее взгляд метнулся сначала к нему, потом к хнычущим бабам…
И она, ухватившись за шею Болли, тут же забарахталась. По ожогу наверняка прошлась сразу же ткань нижней рубахи, обдирая там все…
— Харальд, — сдавленно крикнула Сванхильд. — Я хотеть говорить.
— Уноси, — рыкнул он, свирепо глянув на Болли. — Кейлев, где ты? Займись своей дочерью — она, похоже, надышалась, и до сих пор не пришла в себя.
Кейлев уже вынырнул из круга воинов, следом за своими сыновьями. Кивнул — и торопливо зашагал к двери женского дома.
Скорей бы приехали жены Кейлевсонов, угрюмо подумал Харальд, снова поворачиваясь к Рагнхильд и ее сестрам. Может, хоть они научат Сванхильд нехитрой истине — когда ярл говорит со своими воинами, женщины должны молчать.
И говорить, только если их спросят.
За спиной загудел бас Болли:
— Успокойся, сестра. Ты надышалась. Но все кончилось, скоро тебе станет легче.
— Нет, я хорошо… — лепетала девчонка. — Пусти…
Дверь женского дома хлопнула, отрезая от него Сванхильд — и ее неразумные слова.
— Убби, — громко сказал Харальд. — Ты сказал мне, что я обвинил невинную женщину. Я хочу, чтобы ты сходил в женский дом. И внимательно осмотрел норы, которые Рагнхильд и ее сестры вырыли под домом. А еще я хочу, чтобы ты осмотрел эти тряпки. При всех.
Он ткнул рукой в бабью одежду, валявшуюся на земле. Продолжил, не повышая голоса — потому что толпа перед женским домом затихла, внимательно его слушая:
— Здесь два женских плаща и два платья, еще мокрые от крови. Подойди, Убби. Возьми их в руки. Потому что ты просил меня доказать мои слова. И потому, что речь идет о жизни твоей жены.
Харальд глянул на людей, стоявших с факелами на краю круга. Приказал:
— Сюда. Посветите ему — чтобы не говорил потом, что дело было ночью, и он ничего не видел.
Убби, стиснув зубы, подошел. Наклонился, поднял тряпки по одной. Распялил их перед собой, ощупал. Потом, не говоря ни слова, ушел в женский дом.