И способная на убийство.
Мысль пришла неожиданно. Харальд нахмурился. Конечно, Рагнхильд не посмеет сделать что-то, помня о своих сестрах.
И все же. В ней течет кровь конунгов, в ее роду были одни воины. Ему ли не знать, на что способен человек с такой кровью — после вспышки ярости, в приступе гнева…
Сванхильд вдруг метнулась от простенка к кровати. Обошла его по кругу, собрала шитье, валявшееся на постели, перенесла на сундук.
Обернулась к нему.
И все мысли Харальда о Рагнхильд смыло как волной. Он уставился на Сванхильд, как четырнадцатилетний сопляк на первую в его жизни девку. Стоял, смотрел, как девчонка берется за подол, как тело ее прогибается, пока платье ползет вверх. А следом за ним — рубаха…
Она шагнула от сундука, оставшись в одних коротких сапожках. Острые грудки раздвигали пряди золотистых волос, падавших с плеч. Подошла, не отводя от него взгляда, запрокинув белое лицо. Полуоткрытые губы едва заметно шевелились, словно хотела что-то сказать — но не решалась.
Харальд стоял неподвижно. Не хотел спугнуть.
А ниже пояса тело знакомо наливалось тяжестью. И штаны уже топорщились.
Сванхильд взялась за его пояс, потянула, пытаясь справится с тугой застежкой. Он не шевельнулся, только облизал пересохшие губы.
Застежку сверху прикрывали две бляхи, поставленные близко, почти впритык. Забава расстегнула ее не сразу. Харальд втянул живот, тяжело дыхнув, и только тогда она смогла выдернуть конец ремня.
Бляхи, идущие по поясу сплошь, грозно звякнули, когда он повис у нее в руке.
Просто бросить пояс на пол, как это делал сам Харальд, Забава не решилась. Попятилась и уложила на сундук. Вернувшись, взялась за его рубаху.
Она спешила, стараясь отогнать от себя все мысли, все воспоминания. Всю горечь, оставшуюся после слов Харальда, прозвучавших сегодня. У нее в мире не было ничего и никого, только он.
И все, что она могла сделать — это быть с ним рядом. Утешаться тем, что Харальд сначала убьет ее, и только потом поднимет руку на другую бабу.
Уже и то хорошо, что напоследок она поживет честной женой.
Он поднял руки, позволяя ей стащить рубаху.
От тела Харальда шло тепло — Забава чувствовала его, даже не прикасаясь. Торопливо повесила рубаху на изножье кровати. Сглотнула и взялась за завязки штанов.
Ткань ниже уже натянулась, выпирала бугром…
Забава кое-как распутала тесемки.
И тут Харальд отбросил ее руки. Быстро сел на кровать, стащил сапоги, не отводя от нее взгляда. Приподнявшись, стянул штаны, отшвырнул в сторону сундука.
Снова сел, сказал — и она поняла:
— Иди сюда.
Забава шагнула, опять оказавшись меж его ног. Харальд тут же сдвинул колени, жесткие бедра, поросшие белесыми волосками, поймали ее, стиснув, как капкан.
И руки его двинулись, поднимаясь от ее колен. Большие пальцы поглаживали внутреннюю поверхность бедер, ласкали, выписывая крохотные круги, цепью идущие вверх.
Она задохнулась, когда пальцы Харальда дошли до бугорка, поросшего завитками. Мягко, щекотно коснулись складок между ног…
И начали гладить. Сначала почти неощутимо, по границе, где завитки переходили в розовую, беззащитную плоть. Потом скользнули глубже, тревожа все — и вход, и место рядом, в котором словно бусина каталась, твердея под его пальцами.
Забава ухватилась за его плечи, и колени Харальда наконец раздвинулись. Он потянул ее вниз, к кровати, тут же опрокидывая на спину. Приподнялся сам, движением руки смахнул с нее сапожки, закинул ее ноги на постель.
И улегся сверху. Прошептал что-то, нависая над ней, почти касаясь губами ее губ…
Она моргнула, непонимающе вскинула брови. Харальд, обдувая тяжелым дыханием ее лицо, снова что-то сказал — такое же непонятное.
Потом Забава ощутила, как в нее ткнулось его мужское копье. Надавило, отодвинулось. И снова вжалось, нащупывая вход.
Он входил в нее медленно, не спеша. Раздвигая ее тело там, внизу, между ног, заставляя почувствовать, каким тугим оно стало — и как бьется в нем какая-то жила, охватывая его копье кольцом.
Тень стыда за себя, за то, что радуется, когда Красава и прочие бабы рядом горюют, скользнула по сознанию Забавы.
И исчезла, стертая сладкой мукой, рождавшейся в теле от рывков Харальда.
Трепет. Дрожь. И горячей водой по животу расплескивается наслаждение. Выдохи Харальда, шипящие, срывающиеся в рык.
А потом снова — тяжелая ласка мозолистой ладони, поймавшей ее грудь. Поцелуи, от которых задыхаешься. Руки, от которых не знаешь, куда деваться…
Встав утром, Харальд снова вспомнил о Белой Лани. Задумался на мгновенье, глядя на спящую Сванхильд.
Ты всегда будешь со мной, сказал он ей ночью. И я убью любого, кто протянет к тебе руку.
Харальд улыбнулся, припомнив, как она закусывала губу, пытаясь не стонать. Девчонка тиха в постели, как мышка. И стоны ее больше похожи на вздохи, смешанные с оханьем. Правда, иногда она ойкает. Время от времени даже возмущенно…
Но под ним обычно стонали в голос. Бывало, что и орали.
Рагнхильд, напомнил себе Харальд. И вышел.
У дверей женского дома стояли четыре стражника. И с ними еще трое из охраны Сванхильд — остальные пока не подошли. Харальд кивком отправил троицу внутрь, к опочивальне. Спросил у оставшихся:
— Убби не видели?
Парни заухмылялись.
— Он тут, у своей невесты. С ночи сидит.
Поговорю с ним позже, решил Харальд. Не вламываться же к ним в опочивальню непрошеным гостем…
Забава встала раньше, чем появилась бабка Маленя с рабынями. Расчесала пряди, спутавшиеся ночью под руками Харальда. Натянула платье — новое, сшитое только вчера, на пару с одной из рабынь.
Сегодня она хотела, как говорят чужане, выглядеть достойно. Объявила бабке, когда та вошла:
— Пойду поговорю с Кейлевом… то есть с моим отцом.
— А поутренничать? — немного обиженно проворчала Маленя.
Тут в дверь вплыла Рагнхильд. Забава, глянув на нее, быстро сказала:
— Это потом. Скажи Рагнхильд — пусть отдохнет пока, свои дела поделает.
Беловолосая красавица, выслушав бабку, изумленно вскинула брови. Ответила что-то — голос прозвучал мягко, но по-хозяйски.
— Говорит, ее к тебе приставил сам ярл Харальд, — немного испугано перевела бабка. — И если ты куда-то идешь, то она пойдет с тобой.
Забава тяжело вздохнула. Сказала, чувствуя, как внутри зарождается упрямство — но подбирая слова осторожно, чтобы все-таки не обидеть:
— Я схожу к своему отцу, поговорю с ним. Ты не беспокойся, я ненадолго.
И повернулась, чтобы взять плащ, уже приготовленный, лежавший на кровати.
Рагнхильд опять что-то заявила.
— Тебе, говорит, нельзя без нее…
— Можно, — негромко ответила Забава. — В охранниках у меня другие, не она.
И, накинув плащ, посмотрела на Рагнхильд.
Губы беловолосой брезгливо дернулись — но тут же снова растянулись в улыбке.
Я для нее вчерашняя рабыня, подумала Забава. Все правильно, с чего бы этой Рагнхильд ее любить? Тем более что беловолосая сама, по словам бабки Малени, желала стать женой Харальда.
— Хочу поговорить со своим отцом наедине, — выдохнула Забава. — Хочешь, здесь подожди, хочешь, к себе иди.
Она кивнула бабке Малене, давая знать, чтобы та шла следом. Шагнула за порог, где уже ждала пятерка стражников. Сказала на чужанском:
— Доброе утро.
— Доброе, — нестройно отозвались те.
А выйдя во двор, Забава вдруг обнаружила, что Рагнхильд идет следом.
Ну и как тут быть, подумала Забава.
Бабка Маленя, словно прочитав ее мысли, едва слышно прошамкала:
— Да скажи стражникам, и дело с концом. Им указ только ты — да сам ярл. Уж они-то беловолосой своевольничать не дадут.
И Забава в который раз вздохнула. Ну, прикажет она, и что дальше? По ее приказу беловолосую обидят. Кому от этого будет лучше?
Уж точно не ей. И пойдет о ней слава, что она, вчерашняя рабыня, напускает воинов ярла на баб.
Она повернулась, сказала на чужанском:
— Прошу тебя, Рагнхильд. Пожалуйста…
На большее ее познаний не хватило, и после этого она просто ткнула рукой в сторону женского дома.
Рагнхильд несколько мгновений смотрела на Забаву, часто дыша и удерживая на лице улыбку. Угол рта подергивался. Пятеро стражников переводили взгляды с нее на Забаву.
И все-таки беловолосая уступила. Резко развернулась, зашагала к дому.
Забава оглянулась на стражников. Спросила:
— Кейлев? Где Кейлев?
Один из воинов тут же окликнул кого-то во дворе, выслушал ответ. И двинулся вперед, махнув ей рукой. Она заторопилась следом.
Приемный отец отыскался на берегу. Завидел ее издалека, сбежал по сходням с корабля, крайнего в ряду. Бросил стражникам несколько слов, после чего те сразу же отошли.
И заговорил первым, внимательно глядя на Забаву.
— Он говорит, ты запомнила его слова — прийти к нему, если что-то случится. Это хорошо, — перевела бабка. — Он знает о том, что произошло вчера. Ты пришла поговорить об этом?
— Нет, о другом, — Забава помолчала.
Седой старик смотрел не зло. Вроде бы не зло.
— Я знаю, в женском доме живут те, кого… — тут ее смелость закончилась, и сказать следующее слово она не посмела.
Подумала испуганно — а может, и он, ее приемный отец, в этом замешан? Забава сглотнула, пробормотала уже совсем упавшим голосом:
— Там живут женщины. Что их ждет?
— Это зависит от воли ярла, — перевела бабка ответ Кейлева. — Он может их продать, как рабынь. Может выгнать. Пока он их терпит. Они тебя обижают?
— Нет-нет, — торопливо сказала Забава. — А могут они выйти замуж? Чтобы как-то жить дальше?
Кейлев скривился.
— Если когда-нибудь и смогут, то не сейчас. Потом, может быть, когда все забудется. Правда, им придется нелегко. Работать, как простые женщины, они не умеют…
Доживу ли я до того времени, когда все забудется, безрадостно подумала Забава. Значит, помочь в этом тем бабам, что живут в женском доме, она не сможет.