– Черное ризотто с морепродуктами!
– Клафути с вишней!
– Десерт «Любимая женщина»!
Коварная мама Соня нанесла последний удар:
– Имей в виду, оливье я тебе не доверю!
Такова была ее изощренная месть! От этого удара Петрович зашатался, но все же устоял: «Как скажешь, Соня!»
– Если надо – я готов поехать в магазин за продуктами! – обрадовался Егор.
– Пройдемте! – процедила мама Соня Петровичу, указывая в сторону кухни.
Провожая их взглядом, Аня прошептала:
– Надо бы вынести из кухни все острые и колющие предметы… Так… на всякий случай. Впрочем, теперь уже поздно.
Ксения придирчиво оглядела себя в зеркало – это платье обязывало выпрямить спину, гордо поднять голову и поверить в свою исключительность и красоту. Она выпрямилась, как струна – будем учиться! Неожиданно зазвонил мобильный телефон. Увидев на экране высветившийся номер Кости, Ксения замерла. Костя, как очень уверенный в себе человек, звонил долго. «Наверное, хочет поздравить меня с Новым годом! – усмехнулась Ксения». Наконец телефон замолчал.
Она подошла к окну, выглянула в сад. Прошлый год уходил, до полуночи оставалось чуть больше часа. Обычно в Москве в это время, когда уже готов оливье, накрыт стол, она подходила к окну, чтобы остановить бег суетных мыслей хоть на мгновение и посмотреть, как падает снег. А сейчас за окном вместо снега – ночной сад с мерцающими фонарями. Вот странно! И где-то совсем рядом пальмы и море…
Дверь приоткрылась.
– Ксюша, пора спускаться в гостиную, – сказала Аня. – Ой, какое у тебя платье, отпад!
…В дверях гостиной она столкнулась с Петровичем, который подтвердил, что ей необычайно идет это платье, и церемонно поцеловал руку. Ему, конечно, уже давно указали на допущенную им оплошность, теперь он знал, что невеста Егора – Леля, но после той утренней сцены с цветами между ним и Ксенией установились какие-то особенные отношения, Петрович часто подбадривал ее улыбкой, взглядом и говорил искренние, небанальные комплименты.
Войдя в гостиную, Ксения обомлела – в центре празднично украшенного стола на огромном блюде красовалась живописная композиция немыслимой красоты, состоявшая из нежных лилий, прекрасных роз, великолепных орхидей, огненных маков. Оказалось, что это диво дивное соорудил Петрович. Ксения слышала раньше про кулинарный карвинг (искусство вырезания и гравировки на овощах и фруктах), но видеть это великолепие наяву ей до сих пор не доводилось. Рукотворное цветочное чудо вызвало у всех восхищение, лишь мама Соня пренебрежительно хмыкнула – мол, только и всего? На самом деле, нужно было сильно обижаться на Петровича, чтобы не оценить этот безусловный шедевр!
Мама Соня с Петровичем гордо водружали на стол изысканные блюда, над приготовлением которых оба трудились до самого вечера. Особую гордость Петровича составляли вина, которые он привез с собой; он пояснил, что хранил их для особого случая.
Елка светилась огнями, горел камин. На время новогодней ночи между мамой Соней и Петровичем было объявлено негласное перемирие; она стоически смолчала даже, когда Петрович провозгласил тост за любовь, выразительно глядя на нее. Незадолго до полуночи пришел Влад Никитский и сел за стол вместе со всеми. В ближайшие полчаса присутствующим предстояло определить, кто же победил в великой кулинарной битве.
– …В этом бою нет проигравших, – выдохнул Егор, доедая кусочек вишневого клафути.
Ксения с Аней поспешили с ним согласиться – все было необыкновенно вкусно, и выбрать победителя не представлялось возможным.
– Победила дружба! – сказала Леля. – И в моем случае – скорый, неминуемый целлюлит.
Московские куранты возвестили начало Нового года. Ксения вздохнула: Москва была далеко… И прошлый год теперь уже далеко. И, кажется, прошлая жизнь. «Это самый странный Новый год в моей биографии, – подумала Ксения. – Но при этом у меня ощущение, что я дома. Среди родных, любимых людей».
В разгар застолья она вышла на веранду – прочитать эсэмэс, которое прислал ей Костя. «Ксения, почему ты не отвечаешь на мои звонки? Это глупо. Я хотел поздравить тебя с Новым годом. Хочешь, я завтра приеду за тобой?» Нет, Костя, не хочу. Не надо приезжать. И поздравлять меня с Новым годом тоже не надо. И вообще… Пусть все остается, как есть… Кроме одного, что необходимо исправить в Новом году. Волнуясь, она набрала телефонный номер родителей.
Раньше, когда Ксения мысленно представляла разговор с мамой, ей казалось, что для него непременно нужно придумать глубокие, правильные фразы, но в действительности оказалось, что достаточно нескольких простых, выстраданных слов: «Здравствуй, мама! С Новым годом, я очень соскучилась!» И после того, что она услышала в ответ – стало так хорошо и легко, словно ей прямо сейчас вернули и паспорт, и деньги, и вручили билет в Москву с открытой датой. «Мама, я сейчас в отъезде, но скоро вернусь, старый Новый год мы будем встречать вместе. Я очень люблю вас с папой!»
Ксения вышла в сад и, запрокинув голову, смотрела на звезды. Из дома вышли все остальные. Егор устроил грандиозный фейерверк, который понравился всем, кроме Мальчика.
После фейерверка вернулись на веранду. Аня попросила Егора сходить за гитарой. Он долго отнекивался, потом все-таки принес гитару и подыграл маме Соне с Аней, когда они запели. У обеих оказались красивые голоса, у мамы Сони – низкий, сильный, глубокий, у Ани – высокий, нежный, очень мелодичный.
Они пели так слаженно и душевно, что Ксения расчувствовалась, а когда затянули «Грузинскую песню» Окуджавы, у нее на глазах выступили слезы. В правильных, звучавших из самого сердца словах было столько любви и светлой радости, что у нее возникло чувство, будто она всегда знала и любила этих людей. Два женских голоса проникновенно пели, а на ступенях веранды чинно расположились полосатые коты и, казалось, внимали пению.
«И друзей созову, на любовь свое сердце настрою, а иначе, зачем на земле этой вечной живу?»
Часть 3Море было большое
Глава 11
Утром, проснувшись, Ксения прислушалась – в доме было тихо, все отсыпались после праздника, закончившегося лишь с рассветом. Она решила прогуляться и отправилась в бухту.
В это первое утро Нового года на берегу никого не было. Тишину нарушал только ветер и неугомонные чайки; волны вздымались и пенились.
Ксения шла вдоль берега, подставив лицо ветру, чувствуя вкус морской соли на губах. Тихая бухта казалась ей идеальным местом для важной внутренней перезагрузки. Ксения даже подумала, что попала сюда отнюдь не случайно, и, возможно, все произошедшее с ней за последнюю неделю – это некий знак свыше, почтовая открытка с неба – мол, надо срочно что-то менять, задумайся…
Она повернулась лицом к морю. Вспомнилось, как в детстве, когда с родителями отдыхали в Крыму, каждое утро, пока все еще спали, она уходила на море, ложилась на огромный, в ее рост, камень и лежала долго-долго, глядя на облака. Небо сливалось с морем, и ей было хорошо и блаженно в том состоянии одиночества и свободы, так хорошо, что иногда хотелось плакать от счастья; и не знала она тогда никаких страхов, была естественной и свободной. Сейчас, вспомнив то свое ощущение – состояние беспредельной свободы, она вдруг подумала, какая все это ерунда: лифты, самолеты и прочие надуманные страхи! Почему-то здесь и сейчас, в этот январский день, на берегу моря собственные фобии показались ей самой пустяковыми и смешными.
Она услышала голос Егора, обернулась и увидела, что он идет ей навстречу. Мгновенно внутри ее волной поднялась радость.
– Вот ты где! – улыбнулся Егор. – А я постучал в твою комнату, хотел предложить кофе, но никого не застал…
– Я проснулась рано и ушла гулять.
– Я почему-то сразу догадался, что ты на берегу. Вот, хотел подарить, – Егор протянул ей на ладони морскую раковину, – это, чтобы море всегда было с тобой.
– Спасибо, Егор. Замечательный подарок! – Она бережно спрятала раковину в карман куртки. – А еще я хочу поблагодарить тебя за чудесную новогоднюю ночь!
– Надеюсь, мы не испортили тебе настроение нашими шекспировскими страстями? Если честно, когда я приглашал отца на свадьбу, то не ожидал, что со стороны мамы Сони последует такая реакция.
– Ты бы хотел, чтобы они помирились?
– Я просто знаю, что они должны быть вместе, и все! Они любят друг друга. Это любовь, пронесенная через все обиды и годы.
Они молчали, смотрели на море. Темнело. Несмотря на то что день был серым и пасмурным, Ксении сейчас казалось, что она видит закат такой красоты, как на Анькиных картинах, где все переливается разными красками. Она вдруг почувствовала, что какое-то или новое, или забытое чувство плещется внутри нее, подобно морю.
Как известно, жизнь – зебра полосатая, и вслед за безмятежным первым днем января наступил совсем другой день. Знаете, летом бывает так, что небо перед грозой затягивает черным, в самом воздухе застывает напряжение, в плотной, сгущенной духоте трудно дышать, и кажется, что в гнетущей тишине назревает что-то страшное. Вот в это январское утро был тот же эффект летнего грозового дня. За завтраком выяснилось, что почти все в доме перессорились. Верхнюю строчку в хит-параде конфликтов занимала, конечно же, пара: мама Соня – Петрович. По всей видимости, Софья Петровна сочла, что перемирие, объявленное по случаю Нового года – закончилось, и второго января она имеет полное право напомнить Петровичу, как она на самом деле к нему относится. Леля с Егором также повздорили; она демонстративно не разговаривала с женихом, и во время завтрака была похожа на прекрасную застывшую статую. Петрович с Егором большей частью молчали, явно пребывая не в лучшем расположении духа. Один Влад пытался разрядить витавшее в воздухе напряжение, но его усилий переломить эту сложную ситуацию было недостаточно, и вскоре он умолк, поддавшись общему унынию. Растерянная Ксения тоже предпочитала молчать.