Та девушка была года на три старше ее самой. Очень хорошенькая, курносая, голубоглазая. На щеках – ямочки, в носу – колечко. Девушка была парапланеристкой и почти постоянно жила в Турции. В Ясином обществе она чувствовала себя свободно – звонким голосом рассказывала о своей жизни, своих полетах и своем новом бойфренде, владельце пятизведного отеля. Постепенно и Ярослава расслабилась. Наталья ей понравилась, несмотря на то что они вряд ли могли бы стать подругами.
А теперь вот такое… Получается, что она находится на одном постаменте с этой морщинистой карлицей. Они обе равны, они – зарубки на ножке его кровати. И о той и о другой можно сказать одинаково – «женщины Полонского».
С другой стороны, а что она хотела – он ведь старше ее на целых девятнадцать лет! У него совершенно другие представления о женской привлекательности, и наверняка некоторые из его любовниц выглядят так, что ей вообще лучше никогда с ними не пересекаться, чтобы уберечь себя от очередного потрясения.
Ей было легко смириться с симпатичной парапланеристкой и даже с галеристкой Оксаной Дробашенко, которая хоть и показалась ей полной дурой, но хотя бы была вполне хороша собой.
– Внимание, завершающие па очень важны. Финальные движения – это то впечатление, которое вы оставите после танца, – гнусавила Роза Яковлевна, – слушайте музыку, отдайтесь ей. Раз-два-три, раз-два-три, приготовились остановиться, раз-два три, оп-па!
Когда она воскликнула «Оп-па!», Ярослава машинально резким отточенным движением согнула в колене ногу. Михаил Марленович захрипел, согнулся пополам, а потом и вовсе рухнул на пол.
– Мишель! – Роза Яковлевна бросилась к нему, с ненавистью поглядывая на Ясю, в глазах которой стояли слезы.
Все. Так больше не может продолжаться. Ее подсознание сделало выбор за нее. Полонский самолюбив, он в любом случае не простит ей этой выходки.
– Я… Миша, прости, – пробормотала она и, развернувшись на каблуках, выбежала из зала.
Она уже успела долететь по лестнице до первого этажа, когда с верхнего пролета послышался его запыхавшийся голос:
– Яся! Яся, стой! Подожди! Прости меня, Ясенька, я это заслужил!
Ярослава и Вика сидели на столике для грима, синхронно болтая ногами. Наконец-то Ясю допустили в святая святых – гримерную Великолепного Ренатика. Дело было в одном из огромных ночных клубов Москвы, а сама поп-звезда находилась на сцене – вполголоса подпевала собственной фонограмме, весело прыгая по сцене.
– Может, сходим послушать концерт? – предложила Яся.
– Да ну, – зевнула Вика, – я это уже сотню раз слышала. А мне еще в гастрольный тур с ним ехать.
– Оставайся в Москве, – пожала плечами Яся, – хоть продышишься. А то он совсем тебя заездил.
– Что ты имеешь в виду? – строптиво вскинула голову Вика. А потом, вздохнув, поникла и пробормотала: – Вообще-то ты права. Я его люблю, но… Каждое утро мы просыпаемся под его диск. Эти песни у меня уже в печенках сидят. И он запрещает мне есть. Эта дурацкая диета по группе крови… Сначала мне нравилось, а теперь уже тошнит от салата латук. Едва он упускает меня из поля зрения, как я на всех парах мчусь в Макдоналдс. И у него такие странные представления о вкусе. Он дарит мне бижутерию со стразами.
– Что же ты до сих пор делаешь рядом с ним? Яся обвела взглядом гримерку. На стуле небрежно валялись мятые льняные брюки Рената с вышитыми золотыми звездами и его же розовая футболка с надписью «Я люблю Бритни Спирс!».
– Люблю его, – вздохнула Вика, – никогда ни к кому так не привязывалась.
– А что с его женой? – сочувственно спросила Яся. – Он вообще думает разводиться? Ты вроде говорила…
– Да ни о чем он не думает! – раздраженно перебила Вика, в сердцах смахнув со стола коробочку румян. – Ему так удобно, понимаешь? Он, видите ли, ненавидит бюрократию. Ему лень разводиться. Ему в лом оторвать попу от стула и прийти в загс. Как только я пытаюсь об этом заговорить, у него сразу же начинается мигрень.
– Ты просто устала, – Яся погладила ее по плечу, – если бы он сделал тебе предложение, все было бы по-другому, так? Ты носила бы стразы и с удвоенным энтузиазмом наворачивала бы латук.
– Да уж… Самое обидное, что в последнее время мы только и говорим, что о свадьбе. Он ведь пишет эту чертову песню! Ой, прости… – она зажала ладошкой рот.
– Да ничего, – махнула рукой Яся, – если хочешь, можно все отменить…
– Ну что ты. Разве я могу лишить тебя такого подарка. Сам Ренат Рагимов поет на твоей свадьбе, для тебя, – в Викиных глазах стояли слезы, – любая девушка может об этом только мечтать… Только все это между нами, хорошо?
– Вы с Аленой до сих пор не разговариваете?
– А то! С чего бы я начала с ней общаться? – фыркнула Вика и, посмотрев на часы, констатировала: – Скоро концерт закончится. Сейчас Ренатик явится, и тебе придется подождать в машине. Он ненавидит переодеваться при посторонних.
Ярослава усмехнулась и деликатно промолчала. Дело в том, что большинство концертных костюмов Ренатика представляло из себя несколько лоскутков размером не больше носового платка. Напрашивался резонный вопрос: если он так стесняется прилюдно переодеваться, то отчего же ему совсем не совестно прыгать по сцене и вовсе раздетым?!
Тем временем дверь приоткрылась, и в гримерную, тактично кашлянув, вдвинулось существо неопределенного пола и рода деятельности. Было оно высоким, узкобедрым и дочерна загорелым. Несмотря на то что в Москве уже неделю как воцарилась непроницаемая жара, существо зачем-то обрядилось в черную рубаху балахонистого фасона и напялило на голову широкополую фетровую шляпу пронзительно фиолетового цвета. Из-под шляпы по спине существа струился каскад иссиня-черных дредов.
Ярослава не успела, нахмурившись, подумать, что где-то она все это уже видела, как Вика спрыгнула со стола, подбежала к существу и радостно чмокнула его (ее?!) в щеку.
– Падре Диего! – завопила она. – Ты все-таки пришел!
Яся выпучила глаза, а потом, глуповато хихикнув, нащупала на затылке темные очки и водрузила их на нос. Но эта жалкая попытка конспирации не имела никакого смысла, потому что он ее уже узнал. Ей просто не повезло – тот вечер оказался одним из немногих, когда сознание Падре Диего не было одурманено парами марихуаны, и Ярослава никак не могла пытаться прикинуться безвредной галлюцинацией.
– Яся! – Он поцеловал ее в лоб. От него пахло чесноком и дорогущей туалетной водой «Этро».
– Я тебя сразу и не узнала, – смущенно пробормотала она.
– Бороду сбрил! И не только. Еще интимную стрижку забацал. Показать? – Его смуглые пальцы с готовностью потянулись к ширинке.
– Не-ет! – хором возопили Яся и Вика.
– Зря, – расстроился Падре Диего, – хотя, может, это и к лучшему. Потому что получилось не очень. Я ведь попросил их изобразить голову Гомера Симпсона. А они устроили какое-то… золотое руно!
– Погодите-ка! – Отсмеявшись над идеей увековечить главу семейства Симпсонов под трусами, опомнилась Виктория: – А откуда вы знакомы?
– А вы? – спросила Яся, чтобы хоть как-то потянуть время.
– Падре Диего будет режиссером нового клипа Ренатика.
– И это будет лучший клип чартов, девочки, – подмигнул «Падре», церемонно снимая шляпу, – никакой интеллигентности, сплошной порок. Братание кровью, ритуальные жертвоприношения…
– Беснующиеся панки? – подсказала Яся.
– А ты-то откуда знаешь? – подозрительно сузила глаза Вика. – Диего, ты что, уже всем раззвонил?! А как же пункт 154Б нашего контракта?
– Что ты, Викуля! Просто у нашей Яси… хорошо развитое воображение. Мы с ней понимаем друг друга с полуслова. Ты разве не знала, что я ставлю ей свадебный танец?
– Да? – недоверчиво спросила Вика, переводя взгляд на потупившуюся Ярославу. – Вы меня не разыгрываете?
– А почему ты так решила? Я люблю заниматься свадебными сценариями, – приосанился Падре Диего, – и Ясечке очень понравилось мое художественное решение про мумбу-гнумбу. Яся, неужели ты никому не рассказала? Вот это сила воли, – искренне восхитился он.
– Мумбу-гнумбу… – озадаченно повторила Вика.
– Полное название танца такое: «Смелый воин из племени мумбу-гнумбу силой берет самую красивую девушку деревни!», – поспешил проинформировать режиссер.
Вика недоверчиво смотрела на потухшую Яролаву.
– И… твой жених не против?
– Нет, – с улыбкой выпалила Яся, – ну что мы все про танец. Расскажите лучше про клип Ренатика.
– Нет уж, – заинтригованную Викторию было не так-то просто сбить с толку, – а в чем заключается этот ваш танец мумбу-гнумбу? Что-то латиноамериканское? Типа ча-ча-ча?
Падре Диего оскорбленно фыркнул, на его впалых щеках заалел румянец.
– Скажешь тоже! Разве надо было привлекать меня для какого-то убогого ча-ча-ча? Нет, это будет настоящий карнавал страстей! Костры, африканские барабаны, невеста, мечущаяся по сцене, гоняющийся за ней жених!
– Это здорово… Но как ты его уговорила? – округлила глаза Вика.
– Это было совсем несложно, – ответил за Ясю Падре Диего, – на самом деле если и надо было кого уговаривать, так это наш Ярославу. Жених сразу пришел в восторг. Еще бы – он такой живчик. Весь в свою мамочку. Вика, ты ведь знаешь, что мы с мамой жениха…
– … хорошо знакомы, – перебила Яся, – а теперь перейдем к обсуждению клипа.
– … любовники! – невозмутимо выпалил Падре Диего. – Уже много лет. Что за женщина! – восхищенно причмокнул он. – Настоящая женщина!
– Елена Игоревна? – прошептала Вика. – Та самая сушеная сельдь, про которую ты нам рассказывала?
– Знаете, – пробормотала Яся, – я вдруг тут вспомнила… Мне надо срочно бежать!
И пока они не успели опомниться, она подхватила сумку и пулей вылетела из гримерной.
Свидание вчетвером.
Веет от этого некой шальной студенческой наивностью, когда еще был актуален поиск компромисса между разудалой компанией и неумелыми французскими поцелуями с одним ее избранным представителем.