Всем в усадьбе известно, что старшая Долгорукая меня не жалует, она могла мимо пробежать, сделав вид, что не заметила, а юная прелестница с рыжим цветом волос искренне беспокоится. Да и помыслы у нее чистые, дар подсказывает.
— Анька, — выпалила горничная.
— Вот, что, Анька, — наказала я. — Принеси мне, пожалуйста, что от завтрака осталось, в столовую. Если на кухне ворчать будут, сообщи им, что приду с ревизией. В целом, сначала про ревизию сообщи, полезнее будет.
— Все исполню, — она поклонилась и рванула в неизвестном мне направлении.
Я уселась на одном из стульев, погладила двумя руками скатерть и взглянула на часы. Стрелки медленно тянулись к десяти. Тут действительно вставали рано, трапеза начиналась в восемь, а обед будет часа через два. Но я жутко голодная, и хлеб с ветчиной меня не спасут.
Пока мне готовили, приносили приборы и наливали чай, размышляла, как лучше вести себя с родственниками князя. По-моему, будь я безропотной, молчаливой супругой Сергея, меня все равно бы невзлюбили. Велика у них ненависть к Бестужевым, и презирают пустышку. К тому же подозревала, что слуги о моем рождении до ушей свекрови дошли.
Смысла строить из себя умницу и тихоню не было, а постоять за себя стоило.
Дождавшись завтрака, почуяв аромат горячей пищи, с трудом удержалась от того, чтобы не проглотить слюну.
— Ань, — поймала девицу за запястье. — У меня еще одна просьба.
— Какая, барыня? — присела она в реверансе.
— Позови ко мне управляющего Карла Филипповича и экономку Жанну Васильевну.
— Как прикажете. — Залепетала она и вновь устремилась удалиться.
Я неторопливо пробовала каждое блюдо, отметила, что готовят у Сергея вкусно, сытно, без всяких новомодных блюд. Лично меня приятное открытие радовало. Терпеть не могу ковырять вилкой в салате, не понимая, из чего он сделал.
К концу трапезы подоспели и вызванные служащие.
Иностранец, но выросший в империи, Карл Филиппочив был необычайно худым, напоминал палку, зато имел красивые, длинные и закрученные усы. Жанна Васильевна ходила в чепце, раздалась немного вширь, но это не портило о ней впечатления. С виду она была приятной женщиной.
— Звали, барыня? — первой спросила экономка.
— Звала, звала, — «протанцевала» пальцами по столешнице. — Садитесь, в ногах правды нет, — кивнула на стулья, стоящие возле меня.
— Мы не можем, Ваше Сиятельство, — растерялся управляющий.
— Я разрешаю, садитесь, — настояла на своем.
Не люблю, когда надо мной возвышаются.
Они непонимающе переглянулись. Нехотя мужчина и женщина устроились, продолжая с опаской озираться. Гнева вдовствующей княгини боялись.
— Я хочу сегодня со всеми познакомиться, — объявила экономке, — узнать, чем живет усадьба. А вы, Карл Филиппович, — посмотрела на усача, — покажите мне книги счетные.
— Эм... — замялся он.
— Что? — выгнула брови.
— Да у нас принято, что барыня Екатерина Степановна всем ведает, — произнес настороженно. — Новых распоряжений от Его Сиятельства не поступало.
— Да? — спросила раздраженно и бросила салфетку. — Давайте вместе подумаем, кто теперь новая хозяйка поместья?
— Вы, барыня, — вяло ответил Карл Филиппович, явно не согласный со сменой власти.
— И кто будет заведовать счетными книгами? — скрыла в голосе усмешку.
Он, бедолага, словно скиснул, но подтвердил, что я имею право заглянуть в бухгалтерию Долгоруких. Я вернулась к Жанне Васильевне.
— Сегодня ко мне горничная не пришла. Камин ночью не топился, а кота моего не покормили. Объяснитесь, вы же глава всей прислуги.
— Простите, барыня, простите, — женщина напряглась и подалась вперед. — Женьку Екатерина Степановна поутру вызвала, задачу ей какую-то дала, а вас посоветовала не будить. Не гоните девку, она прилежная, умелая, старательная...
Дураку понятно, отчего они ее защищают. И идиотку из меня делают заодно. Это бесило еще больше.
— Хорошо, Женька была занята, почему другую не прислали? — сверлила взглядом экономку.
Она замямлила что-то нечленораздельное, но неожиданно выпрямилась, подскочила. На миг показалось, что ей пятки огнем обожгли. За ней с молниеносной скоростью встал и управляющий.
Глядели они не на меня, а вдаль, за мою спину.
Развернувшись, обнаружила Екатерину Степановну собственной персоной. Она сжимала веер с такой силой, что тот чуть на две половинки не разломался.
Определенно злилась.
— Чего это ты тут устроила, Олюшка? — вроде вежливо, но из уст сочился яд.
Правильный был расчет. Не сомневалась, что прислуга побежит докладывать бывшей хозяйке, что я нагло распоряжаюсь. И она поспешила ко мне.
Теоретически плевать мне было на хозяйство, на ведение дел в поместье, на ревизию. Я преследовала определенную цель — показать княгине, что сама не пальцем деланная, и что не дам себя обижать. И собиралась завоевать авторитет среди служащих. Жаль, что приходится действовать через скандал.
Пришлось встать, чтобы разговаривать с матерью Сергея на равных.
— Добрый день, Екатерина Степановна, — я поклонилась, уважая ее возраст. — Вот, знакомлюсь со всеми, замечания даю.
— Какие такие замечания? — темнело лицо женщины.
— Упущения у вас, — развела руками, — горничная ко мне не явилась, к завтраку не разбудила, приказ о животном мимо ушей пропустила. Разве это честная работа? Кто же так с хозяйкой обращается?
Чувствовала нутром, как слово «хозяйка» резануло слух Долгорукой. Морщинки углубились, взгляд заострился на мне.
Она обошла стол, силясь унять эмоции. Не пристало главе дома на глазах у прислуги ругаться. Села с противоположной стороны, сложила ладони в замок.
— Ты садись, Ольга, — разрешила она мне.
Хмыкнув, я снова заняла свое место, жалея, что не сделала этого раньше. Выглядело, будто я ее побаиваюсь, а на деле просто среагировать не успела.
— Еще вечером, — начала Екатерина Степановна, — ко мне Женька пришла и сообщила, что барыня ее прогнала. Раз уж ты ее освободила, я нашла ей новую задачу. В усадьбе никто не прохлаждается. Не разбудили тебя по моей просьбе, я о тебе забочусь, глупенькая. Заметила, в каком расстройстве ты была после прогулки с Его Высочеством. — Она говорила и улыбалась, изображая участливую мать всего семейства. — А что до кота... прости. Нечего дворовому зверью в спальнях хозяев делать. Сергей домом не занимается, не в курсе, а я подобного позволить не могу.
Стерва какая.
Буквально выставляла меня перед управляющим и экономкой неблагодарной, избалованной дурочкой. Намеренно.
Она быстро осознала, что я не скромница, зашла с другой стороны.
Закатить истерику или поступить мудрее?
Первоначальным желанием, естественно, было наброситься на свекровь с обвинениями. Приструнить, может, брата вызвать. Да вариантов много. За меня не только Бестужевы, император и цесаревич защищать будут, ежели попрошу.
Или...
— Простите, маменька, — глупо похлопала ресницами. — Мы хоть с Сергеем Владимировичем и поссорились крупно , но он ясно сказал, что вам отдыхать надобно. Что я ваши усилия должна ценить, вас глубоко уважать. И в связи с этим, я снимаю с вас эти тяжелые обязанности. Ведением хозяйства займусь я.
— Ты? — старшая Долгорукая не удержалась и фыркнула.
— Я. Вы не беспокойтесь, — торопливо ее заверила. — Считаю и пишу я хорошо, родная мать меня обучала домашним заботам. Рано или поздно вам же придется усадьбу покинуть, а я ничего не умею. Князь нас обоих не похвалит. Но я охотно любую помощь и науку от вас приму.
Не сказывала, соловьем наивным заливалась. А Екатерина Степановна заливалась краской, покрывалась алыми пятнами в районе декольте и на шее. Собиралась поспорить, но, посмотрев на Карла Филипповича и Жанну Васильевну, передумала.
Я уловила, что мужчина и женщина ей незаметно моргнули, словно уверяли в беспрекословной верности.
Тревожный знак для меня.
— Ладно, Олюшка, в чем-то ты права, — она вздохнула и поправила складки у груди. — Карл Филиппович, будьте добры, невестке моей все передайте. А вы, Жанна, проведите беседу с Евгенией. Даже если барыня ее «прогоняет», — не скрывая сарказма, заявила она, — это не повод для служанки ночью и поутру от дел отлынивать.
— Будет исполнено, Ваше Сиятельство. — Оба ей поклонились.
— Кота покормить, — напомнила уходящим. — Не обижать. Увижу, что его пинают, издеваются, приму самые суровые меры.
Воланд не создавал впечатления слабого противника, очень храбро меня защищал перед князем, но мало ли. Злая свекровь опаснее демона. Она собак на фамильяра может спустить, или еще что похуже.
Она подавила в себе нервный смешок и глазами подтвердила мой приказ. Бесило невероятно, но все равно я полагала, что добилась первой победы.
Дальше на отдых времени не осталось. Теперь я поняла задумку свекрови. Сначала я встретилась со всей челядью, старательно запоминала имена, после отправилась в кабинет Екатерины Степановны, куда управляющий принес счетные книги и принялся монотонным голосом объяснять, что к чему.
За пару часов меня начало клонить в сон, разболелась голова, от скуки я зевала, перестав стесняться усатого мужчины.
Прервав его бессвязную речь, я повелела вызвать слуг в левое крыло, оборудовать мне рабочее место и перенести книги туда. В покоях матери Сергея мне не нравилось, свободы не ощущалось. Чувствовала, как она сидит за стеной и довольно потирает ладоши.
Я вышла на свежий воздух, на крыльцо, где расположилась вся семья. Они чаевничали перед ужином, одетые в легкие полушубки, платки, тихо о чем-то беседовали, а мне не обрадовались.
— Так быстро закончила, Олюшка? — упивалась превосходством Долгорукая, погладив притороченный лисий мех на воротнике.
— Нет, куда мне до вашего опыта, — признала я, ежась от холода. — Но решила вам не мешать и помещения ваши не занимать. Приказала все в левое крыло перенести.
Екатерину Степановну перекосило. Ясно-понятно, она наблюдать за мной вздумала, а чтобы в отдаленные закоулки особняка пойти — нужен какой-то основательный предлог.