– Бить тебя? – удивилась Мила, почувствовав, что лежит ни больше ни меньше как на холодном асфальте. – Разве у меня может подняться рука?
– По моим наблюдениям, – робко сообщил Гуркин, – она должна была уже устать. Вставай, Тыквочка!
Он перебежал на другую сторону и, схватив Милу за руки, изо всех сил потянул ее вверх.
Приняв вертикальное положение, Мила увидела согнувшегося пополам Листопадова.
– Что это с ним? – спросила она, тряхнув головой.
– Не знаю, – пробормотал Гуркин. – Кажется, кто-то ударил его ногами.
– Ах! – сказала Мила. – Досадно, что так получилось. Листопадов! – позвала она. – Садитесь за руль, мне срочно нужно домой. Писать рассказ о медсестре Жанне.
– Зачем о Жанне? – почему-то испугался Гуркин.
– Она вся такая розовая, как будто бы ее вылепили из жвачки, – охотно пояснила Мила. – Должно получиться очень красиво. Жвачная история! Детектив с верхнего этажа прилипает к медсестре с первого.
– Почему ты на «вы» со своим братом? – продолжал допытываться Гуркин, схватив Милу в охапку и двигая ее в направлении машины.
– Кто такой у меня брат?
– Саша, – мотнул Гуркин головой на продолжавшего скакать в сложенном состоянии Листопадова.
– Никакой он мне не брат! – возмутилась Мила. – Он мой хыр… хыр…
– Что-то я не могу придумать родственников, начинающихся на «хыр».
– Телохранитель, – выговорила наконец Мила.
– Откуда у тебя телохранитель? – не отставал Гуркин, запихивая ее на заднее сиденье и загружаясь следом. – Зачем?
– Мне прислали его сверху, – пробормотала Мила, чувствуя, что ее начало клонить в сон. – Все так сложно объяснить, Андрей. Это все очень глубоко… Глубоководно!
Впоследствии ей вспоминалось, что будто бы, приехав домой, она действительно уселась за письменный стол и сочиняла длинный, путаный рассказ о медсестре Жанне, потом совала его в большой конверт, надписывала адрес редакции и требовала у Листопадова, чтобы он немедленно бежал на улицу к почтовому ящику и опустил этот шедевр в него. Когда за ним захлопнулась входная дверь, Мила окончательно провалилась в пустоту.
Первое, что она увидела, открыв глаза, была ледяная физиономия Ольги.
– Сестра! – проблеяла Мила, исторгнув пробный стон из пересохших внутренностей. – Воды!
– Я не работаю в Красном Кресте, – холодно ответила Ольга, продолжая морозить ее взором.
– Что со мной? – просипела Мила, попытавшись приподняться и тут же ощутив, что тело ее многократно бито. – Отчего мне так некомфортно, так… хреново, я бы сказала? Где я вчера была?
– На столетии прадедушки, – коротко ответила Ольга, не пожелав ничего добавить.
– Разве праздник уже состоялся? – пробормотала Мила, выстраивая брови в сплошную линию.
– Хочешь сказать, что ты ничего не помнишь? – спросила Ольга, с деланым безразличием принимаясь разглядывать свои ногти.
– А что? На юбилее случилось что-то интересное?
– Рассказать? – дернула та щекой.
Мила в ответ издала низкий тягучий звук. Приняв ее мычание за поощрение, Ольга оторвалась от ногтей и, закинув левую ногу на правую, стала нервно покачивать ею. Тут ей отказала выдержка, и она злобно выплюнула:
– Ты целовалась с Николаем!
Мила некоторое время молчала, переваривая информацию, потом вяло отмахнулась:
– Не может быть. Для этого надо было наливать мне как минимум керосин или технический спирт.
– Целовалась! – завизжала Ольга, сжав кулаки и потрясая ими в воздухе. – Не только я видела! Гуркин тоже видел! И Орехов! Ты утащила его на служебную лестницу и там… там… – Ольга задохнулась, не в силах вымолвить самое страшное.
– Это у него изо рта пахнет ментолом? – наморщила лоб Мила, и Ольга тут же бросилась на нее, взревев, словно стартовавший бульдозер.
Когда сестрица пару раз ударила ее по ребрам, Мила попыталась откатиться и свалилась с кровати на пол. Грохот вышел страшный, как будто бы упал мешок с камнями.
– Не убивай меня! – закричала Мила голосом Золотой рыбки, попавшейся в сети жадного и голодного старика.
– На черта ты мне нужна? – немного поостыла Ольга. – Только руки марать.
– Ольга, я была пьяная! – заскулила Мила, кутаясь в упавшее сверху одеяло. – Ты же знаешь, что я терпеть не могу твоего Николая!
– Откуда я могу это знать? – ехидно поинтересовалась та. – На словах выходит одно, а на деле…
– Ольга, я ничего не помню! – взмолилась Мила. – Я с таким же успехом могла целовать не Николая, а какого-нибудь официанта!
– Официанта ты тоже целовала, – как будто смягчилась та. – Рассказать, что ты еще делала?
Мила не отвечала, неподвижно глядя перед собой. На Ольгу, впрочем, это не произвело особого впечатления, поэтому она продолжила:
– Сначала ты рассказала прадедушке про то, как ходила в секс-шоп, и в подробностях ознакомила его с ассортиментом товаров.
– Не может быть.
– Еще ты поведала маме, как недавно целовалась с Аликом Цимжановым, после чего Софья охотилась за тобой, чтобы выжечь тебе кислотой глаза. Орехову ты наконец-то призналась в супружеской измене, подробно рассказав про Толика Хлюпова, при этом не забыла осветить подробности его недавней кончины.
– Я все разболтала? – изо всех сил зажмурилась Мила.
– Да. Еще ты напала на Гуркина и хотела перегрызть ему горло. Благо он отделался одним галстуком. А в заключение всего, – голос Ольги отчетливо зазвенел, – ты принялась бегать вокруг меня, тыкать пальцем и кричать: «Слушайте все! Ей сорок шесть лет!» При этом хохотала, как гиена.
После этих слов Мила попыталась заползти под кровать, но Ольга проворно схватила ее за ногу.
– Нет-нет, останься, дорогуша, – потребовала она. – Тебе придется посмотреть мне в глаза!
– Я не знаю, почему все это сделала! – зарыдала Мила, скомкав одеяло и уткнувшись в него носом и ртом. – Это было наваждение!
– А Гуркину ты выболтала, что Листопадов тебя охраняет! – добила ее Ольга. – Теперь твой поклонник постоянно звонит мне и пытается выяснить, что у тебя происходит. Довольна? Ну?
– Боже мой! Я падшая женщина! – ревела Мила, не жалея одеяла.
– Надеюсь, ты пала не с моим мужем? – с подозрением спросила Ольга.
– Я ничего не помню!
– Николая я простила, – сообщила сестра почти нормальным тоном. – Ладно, прощу и тебя. Видимо, твои страдания как-то влияют на мои гены, не могу спокойно слышать этот рев.
– Так твой муж жив? – выпрастываясь из одеяла, радостно воскликнула Мила, ожидавшая, что скоро услышит ни больше ни меньше, как о дне похорон Николая.
– Он сказал, что ничего не сделал. Что это ты его прижала к стенке. Честное слово, я бы ему не поверила, если бы своими глазами не видела, как ты кидаешься на Гуркина. Это выглядело так отвратительно! Ты кусала его за галстук, он бегал кругами, а ты бегала за ним, отплевываясь клочьями…
– Ольга! Наверное, меня опоили! – внезапно догадалась Мила и проворно поднялась на ноги. – Я просто не могла выделывать все эти вещи, находясь под мухой. Ты когда-нибудь видела, чтобы я при всех так бесчинствовала?
– Честно говоря, нет, – заинтересовалась новой версией происходящего Ольга. – А чем тебя могли опоить? И главное, кто? Вспоминай, что ты вчера употребляла?
Мила напыжилась, пытаясь сообразить, что же она пила.
– Орехов, как только мы приехали, заставил меня выпить целый бокал красного.
– Орехов? Интересно… У нас ведь уже была версия, что ты возила для него наркотики через границу.
– А перед этим, еще дома, я выпила две таблетки. Одну без спросу взяла в квартире соседки снизу, Капитолины Захаровны, а вторую, тоже без спросу, вытащила из пиджака Андрея.
– Может быть, одна из этих таблеток была наркотиком? – предположила Ольга.
– Ольга, мне нужно попить! – заскулила Мила, устремившись на кухню. Сестра потопала за ней, задумчиво пожевывая нижнюю губу.
– А что, если главный наркоделец – это Капитолина Захаровна? – внезапно воскликнула она. – Я сто раз читала в книжках про инвалидов – главарей мафии. Их никто не подозревает, потому что они парализованы и вообще такие с виду бедняжки. И только в конце выясняется их подлинная сущность!
– Точно, – мрачно подхватила Мила, залпом проглотив чашку воды из-под крана. – Капитолина Захаровна орудует вдвоем с медсестрой Жанной. У той и внешность подходящая – сущий ангел, только крылышки присобачить. Кстати, Гуркин от нее без ума.
– Ты за это изгрызла его галстук?
– Ольга, я не ревнива. Говорю тебе, это было какое-то зелье.
– А что, если Орехов решил приворожить тебя? – ахнула Ольга, сверкая глазами. – Сходил к какой-нибудь бабке, и та всучила ему жидкость, которую Илья подлил в то самое вино?
– Ну да.
– Что – ну да? Он ведь хотел вернуться? Хотел?
– Мало ли чего он хотел, – проворчала Мила. – Оставь свои романтические сопли. Если это что и было, то наркотик, а не приворотное зелье. Меня так заглючило – не приведи господи. Впрочем, ты сама видела. Если уж меня потянуло на Николая… Как ему в глаза теперь смотреть? Слушай, а что, если наркотик был у Гуркина в кармане? Замаскированный под таблетки? Я проглотила таблетку, а ведь он не знал. Он хотел отпаивать меня чаем! Сказал, что не надо мне пить ничего обезболивающего. Это несмотря на то, что у меня началась жесточайшая мигрень!
– Милка, ты так рискуешь! – покачала головой Ольга. – Надо срочно заявить в милицию. Срочно. Или взять денег у папы. Ну, на коммерческую команду сыщиков. Мы с тобой уже это обсуждали! Но лучше все-таки в милицию.
– И слышать не хочу! Меня сразу посадят за поганки. Хотелось бы тебе оказаться в каталажке и месяцами ждать, пока следователи чего-нибудь нароют в твою пользу? А если они не захотят? Если станут меня подозревать? Меня вообще сошлют в Сибирь!
– Ну, как хочешь, – сказала Ольга, поднимаясь. – Я уезжаю. Не могу жить только твоей жизнью. Теперь, когда Николай знает, сколько мне лет, я должна особенно тщательно следить за своей внешностью.