– Понимаю, осознал, – мэр глянул на часы. – Впопыхах ничего не решим.
– А навскидку? Нужны зацепки. Может быть, домработница? Кто-то из охраны имеет доступ. Это близкий человек. Дарья Семеновна, ее знакомые? Ты можешь не знать.
– Что ты, Сережа. Мачеха твоя святая женщина. Она и домработница, хозяйка и повариха. Никто не бывает. Как же я забыл? – мэр хлопнул ладонью по столу. – Этой машинки давно в доме-то нет! Валера как-то попросил, у него электрическая машинка сломалась, отдал в ремонт, тут понадобилась, да зачем она? Хлам старый, потом выбросил, наверно. Это года два назад было, я и забыл.
– Братец мой сводный, о нем речь?
– Послушай, Сережа, – мэр постучал пальцем по часам. – Наверно, у тебя дела в городе?.. У меня предложение. Ты вечером приезжай домой, не спеша посидим и все обсудим, под пельмени. Дарья Семеновна обрадуется! Старка припасена, твоя любимая, водочки выпьем. Без повода не разрешает, заботится. Решено? Ставлю на голосование.
– Принято единогласно. – Ежов поднялся. – До вечера дел хватит.
– Отлично, – мэр тоже соскочил. – Тебе куда? Если по пути, подброшу. Или доедем до Обкома, потом Юра тебя доставит, куда скажешь.
– Думаю начать с Валерки, Центральный гастроном.
– Поаккуратней, пожалуйста, – мэр уже открыл стенной шкаф и облачался. – Он хороший парень. Собака меж вами пробежала. Прямо Каин и Авель. Может, его позвать? Заодно и помиритесь.
– Это вряд ли.
– Как тебе? – мэр стоял в сером пальто с каракулевым воротом и такой же папахе.
– Кокарды не хватает, – усмехнулся Ежов. – Хоть сейчас на трибуну Мавзолея.
– А что, – в тон ответил мэр. – Я подумаю. Были предложения, но! Здесь я хозяин. А что Москва?.. Отказался, в общем. Ты в гардеробе разделся или в приемной?.. По коням.
Они вышли из здания Горисполкома и по широкой лестнице спустились на грешную землю, где ходят и живут обычные люди. Против вчерашнего значительно потеплело, сыпал реденький снежок. Мэр покосился на клетчатое пальто сына, явно демисезонного покроя, без теплого воротника, ничего не сказал, решив при случае сделать подарок. Черная «Волга», хищно вывернув широкие колеса, сыто урчала на холостых оборотах, поблизости старательно пыхтел трудяга-самосвал, скребком вылизывая исполкомовскую стоянку. Мэр по-хозяйски приблизился к «Волге», распахнул переднюю дверку, перед тем как сесть, обернулся к сыну, протянул ему свой портфель.
– Возьми, положи там. Знаешь, в чем разница? Раньше ездили на заднем сиденье, а теперь рядом с водителем, вот и вся Перестройка. Зато машина новая. Здравствуй, Юра.
– Здравствуйте, – толстяк Юра растянул холеную физиономию в улыбке. – Куда едем?
– Добросим товарища до Центрального гастронома, и сразу в Обком. Учти, опаздываем.
– Сделаем, Петр Тимофеевич.
Водитель дождался, пока пассажиры захлопнут дверки, повернулся, вдруг подпрыгнул на сиденье, и начал яростно давить на клаксон. Прямо на них задом пятился самосвал. Массивный зад грузовика с заляпанными грязью номерами замер в каком-нибудь полуметре от их капота. Мэр города с веселым любопытством рассматривал полукруглый борт, нависший над лобовым стеклом. Юра перестал давить на клаксон и ревел мотором в ожидании, пока грузовик освободит проезд. Но самосвал вдруг дернулся и заглох.
– Ездюк! – выругал шофер Юра незадачливого коллегу. Сам он был в костюме с галстуком, тут сбоку выскочил чумазый парнишка в ватнике и брезентовых рукавицах, мельком глянув на озверевшего Юру, схватился за металлический трос, прикрепленный к станине, начал разматывать.
– Этого еще не хватало. Сломался, – мэр начал волноваться.
«Волга» стояла под углом к тротуару и оказалась запакована между бордюром и грузовиком. Паренек, взявшись за стальной крюк на конце троса, отступил в сторону и поднял руку. Самосвал дернулся и завелся, выплюнув отработанные газы. «Волга» окуталась черным дымом.
– Что он делает?! – воскликнул мэр.
Паренек нырнул к передку исполкомовской машины, лязгнуло железо.
– Не смей!! – закричал Юра, выскакивая на улицу.
Но самосвал уже тронулся, а паренек сиганул в сторону стоявшего неподалеку такси. «Волгу» резко дернуло и потащило со стоянки. Шофер Юра остался стоять с разведенными в стороны руками. Никто не ничего понимал. Ежов сообразил первым. Перегнувшись через спинку водительского кресла, он дернул ручник. «Волга» визгнула, их потащило юзом, тут раздался хруст, ручной тормоз сорвало. Мэр в панике завертелся, папаха слетела на колени, газончик седины растрепался, лысина сверкала как бильярдный шар, глаза достигли размера бифокальных очков.
– Не мешай! – рявкнул Ежов, пытаясь протиснуться между креслами на водительское сиденье, но в болтающейся из стороны в сторону машине это было невозможно. Тогда он налег всем весом, рванул кресло на себя, спинка упала. Опершись на руки, он бросил ноги вперед, и тут же ухватился за баранку. И вовремя! Самосвал, почти не сбавляя ход, совершил правый поворот, прицеп по инерции вынесло на встречную полосу, Ежов нащупал ногами педали. Машина не слушалась, они едва избежали встречного столкновения с автобусом. Кое-как он выровнял движение.
Бешеная езда продолжалась. Ехали как раз не быстро, центр города все-таки, но движение было не управляемым, потому и казалось бешеным. Мимо проносились фасады, деревья и машины, пешеходы. Мимо проносилась обычная жизнь. Она была мирной и удивительно счастливой, чужой и недоступной. Шагавшие по тротуарам люди даже не подозревали, как они в сущности счастливы, им дела не было до черной исполкомовской «Волги», ни до ее пассажиров, до перепуганного насмерть мэра. Их волокли по улице как старый ненужный хлам, как допотопную пишущую машинку, которой самое место на свалке. Кто написал? Да плевать миру на это письмо с угрозами. В стране Перестройка, старье тащат на свалку, вместе с его начальниками. Казалось, их сцапало какое-то жуткое чудовище и, хрюкая, тащит в бездны мироздания.
Впрочем, философствовать Ежову было некогда. Очередной перекресток проскочили с запозданием на красный свет, водитель самосвала не пытался затормозить, его мало заботило самочувствие прицепа. Мелькнуло изумленное лицо инспектора ГАИ, бедняга хотел свистнуть и чуть свистульку не съел, распознав мэра, точнее, номера машины. Понеслась беспорядочная толпа народа, штурмующего винный магазин. Очередь занимала целый квартал и напоминала гигантского ящера с чешуей из человеческих голов. Потянулся зеленый забор строительный площадки.
– Приготовься! – крикнул Ежов. – Сейчас выйдем! Слышишь?
Глаза сверкали, он был в азарте. Тело мгновенно реагировало на указания мозга, который даже не успевал осмыслить обстановку, но посылал импульсы. Прыгающий перед самым носом зад самосвала заслонил всю прожитую жизнь и почти все небо, но вот ход бешеной гонки замедлился, близился большой перекресток, который нахрапом не проскочишь. Ежов, по возможности сохраняя дистанцию, нажал бесчувственной ногой на тормоз, еще раз. Снова. Все! Остановились.
– Выходим! Папаху не забудь.
– Портфель! – мэр поднял из-под ног свой каракулевый убор, с которым не стыдно подняться на трибуну Мавзолея. – Портфель! Там папка…
Едва они покинули горемычную «Волгу», как самосвал злобно зарычал, и потащил свою жертву. Ежов проводил его взглядом. Такой прицеп без водителя далеко не уедет. Он присоединился к отцу, стоявшему на обочине с непокрытой головой. Сыну показалось, что тот не в себе, иначе не понять, почему ярый коммунист, перед тем как водрузить папаху, истово перекрестился. Глаза под очками были совершенно дурными, зрачков не было. Они сократились до булавочного укола.
– Скорую? – Ежов искал глазами телефон-автомат.
– Волки, – не своим голосом сказал мэр, безумными глазами глядя на сына. Это был не голос, а скрип железа по стеклу. Похоже, пережитый стресс не прошел даром.
– Какие волки, ты что. Пап! Может, в больницу. Как себя чувствуешь? – Ежов приподнял портфель, поводил им перед носом мэра, надеясь, что вид важного предмета приведет отца в чувство.
– В Обком, Сережа! – мэр забрал портфель. – Поймай машину.
Ежов вышел на дорогу и поднял руку, останавливая любого частника в потоке машин. С обочины неподалеку тут же отъехал оранжевый «Москвич», и остановился перед ними.
Глава 7
Макс
Принц Уэльский
Я мертвых дядей вовсе не боюсь.
Глостер
Ну, а живых, надеюсь, тоже?
«Ричард III». Шекспир.
– Здесь остановите, – сказал пассажир в клетчатом пальто, и сунул руку в карман. Макс, нижнюю половину лица которого скрывал широкий шарф, угрюмо кивнул. В последний момент они проскочили перекресток, желтый свет уже мигал. Глянув на знак, запрещающий остановку, Макс прижался к тротуару возле гастронома, и резко затормозил. Старенький «Москвич» от такого обращения дернулся и заглох. Клетчатый пассажир сочувственно вздохнул.
– Три рубля устроит?
Макс в ответ что-то буркнул и, не удостоив клиента взглядом, взял протянутую купюру и небрежно бросил в бокс на панели. Пассажир с любопытством глянул на неразговорчивого водителя и вышел из машины. Макс проводил его пустым, ничего не выражающим взглядом, заблокировал двери. Когда спина пассажира скрылась за углом, Макс тяжело повернулся, отчего сиденье под ним жалобно скрипнуло, взялся обеими руками за увесистый кофр, какими обычно пользуются киношники, и переставил его на соседнее сиденье. Огляделся.
Снег усиливался, начал валить крупными хлопьями. У винного отдела толпа прессовалась в шевелящийся массив, от которого тянулся безнадежно длинный хвост черной очереди. Падающий снег превращал мир в кадры старой кинохроники. Подавшись корпусом вперед, через облепленное снежинками лобовое стекло, Макс глянул круто вверх, на окна объекта. Затем достал из бардачка баллончик с аэрозолем, и тонким слоем запылил стекла специальной эмульсией, вздохнул. Теперь салон машины и сам водитель защищены от взоров случайных зевак. Народу возле гастронома толклось множество, и меры предосторожности могли оказаться не лишними.