– Жми, Хрюша!
– Пропадите вы пропадом со своим Барином, и вашими деньгами, – Хряк обошел попутный КамАЗ, и продолжал держаться левой стороны. «Форд» приближался. – У тебя под сиденьем обрез, готовься!
– Что ж ты молчал, Хрюша? – Альбинос вытащил промасленный сверток.
– Дробовик, толку мало. Два заряда. Я буду идти по левой стороне, начнут обходить справа. – Хряк словно взял команду на себя. – Стреляй первый раз в стекло водителя. Второй раз по колесу. Водителя сменят, а колесо менять долго, уйдем! Открывай окно, они на обгон собираются.
Хряк продолжал вести машину по левой стороне трассы, «Форд» шел вплотную, чуть справа. Альбинос открутил окно, холодный ветер ворвался в салон. Жмуря заслезившиеся глаза, Альбинос выставил в окно обрез, стараясь прицелиться. Хряк закричал:
– Куда?! Рано еще. Впустую уйдет! Будут обходить – тогда в упор.
«Форд» начал сигналить и мигать фарами, призывая остановиться. Альбинос вдруг положил обрез на колени, посмотрел на Хряка.
– Может, остановимся? Силы не равны.
– Нет, – категорично сказал Хряк, на лице которого проявилось упрямство. – Нас убьют.
– Что мы с одним обрезом. У них автоматы, в окно машут! Их четверо, Хрюша. Тормози. Все беру на себя, договоримся.
– Нет. – Хряк взял левее, давая место для обгона.
– Кому говорят! Я главный!
– Не нравится – выходи.
«Форд» начал обходить справа. Хряк понял, что на Альбиноса рассчитывать не приходится, включил правый поворот и вильнул вправо, перекрывая обгон. «Форд» поспешно притормозил и сразу отстал.
– Ага! – Хряк утопил педаль акселератора и увеличил разрыв. Но ненадолго. «Форда» подтянулся, начали стрелять, видимо, по колесам. Ни одна пуля не попала в цель, стекла оставались целыми. Две машины летели по шоссе, словно играли в догонялки.
Альбиноса как подменили. Лицо побелело, зрачки сузились, он стал походить на маляра, опрокинувшего на себя ведро с белилами. Рот открывался и закрывался, он кричал:
– Хряк! Умоляю, Хряк! Остановись!
Но Хряк его не слышал и не слушал, все внимание сосредоточив на зеркалах заднего вида. «Форд» предпринял новую попытку обойти беглецов, и Хряк снова упредил их маневр.
– Хряк!
– Заткнись. Мы им живыми нужны, иначе бы уже скосили. Сиди спокойно! Нам до Северного шоссе дотянуть, немного осталось, а там движение, посты ГАИ. Прорвемся, Ваня!
И тут, совершенно обезумев, Альбинос начал хвататься за руль, требуя немедленной остановки. На такой скорости это было непростительно. «Волгу» резко развернуло, ткнуло носом в утрамбованный сугроб, и машина закувыркалась по шоссе, подскакивая как бешеная табуретка, во все стороны посыпалось битое стекло и детали кузова. «Форд» по левой стороне проскочил мимо, притормозил, начал пятиться.
Покореженное такси стояло на колесах, вполоборота к обочине, вид был жалок. Всего несколько мгновений превратили «Волгу» в металлолом. Смятая крыша, скрюченные стойки, полу-оторванные дверки… Альбинос валялся на обочине, его выбросило при аварии. Хряк сидел за рулем, лицо было в крови. Он находился в шоке и бессмысленным взором смотрел на людей, вышедших из «Форда». Один приблизился, шепеляво спросил:
– Живой?
Хряк молчал, ему было не до разговоров.
– Хасан! Волоки его в багажник, – скомандовал массивный мужчина в темных очках, в котором Хряк узнал Макса. – Поторапливайся!
Макс и еще двое направились к лежащему Альбиносу. Хасан схватил Хряка за шиворот:
– Вылезай. Приехали.
– Не тронь, – с трудом ворочая языком, сказал Хряк. – Больно.
Хасан схватил его за плечи двумя руками, пытаясь вытащить из машины, но тщетно. Хряк был тяжел и слишком грузен. Хасан ударил его по голове кулаком.
– Вылезай! Козел.
И тут дуплет из обреза разорвал Хасану грудь, отшвырнув бандита на дорогу. Хряк уронил голову на баранку, потерял сознание. Макс подошел к Хасану, лежащему посреди шоссе, грудь превратилась в кровавые лохмотья, он был мертв. Макс повернулся к подручным:
– Хасана в такси, этого кончайте, – он кивнул на Хряка. – Джексон.
Заработал Калашников, со звоном вышибая мозги Хряка на капот.
– Джексон! Хорош. Отойди.
Бандит отодвинулся в сторону. Макс осмотрел покореженный салон, достал злополучный дипломат, стряхнул с него белое стекло. Хасана засунули на заднее сиденье. Мимо, отчаянно сигналя, промчался давешний КамАЗ. Бандиты вовремя отвернулись, чтобы не показывать лица. Альбинос, очухавшись, сидел на обочине, держась руками за голову. Макс подошел, вынул пистолет, приставил ствол прямо к его глазу.
– Где мой сын? Если не знаешь, выстрелю. Ну?
– Макс! Прости. Про сына ничего не знаю, – заверил Альбинос, смотря мимо ствола в темные очки. – Век воли не видать, клянусь, Макс. Мамой клянусь!
– Она у тебя была? Вставай.
– Не убивай, Макс. Это Барин приказал Драму замочить. – Альбинос поднялся, не выпрямляясь до конца, все заглядывал в очки. – Макс, клянусь! – атлетическая фигура Альбиноса имела жалкий вид, колени дрожали.
– Садись в машину, – Макс указал стволом на такси.
– Не убивай, Макс. Псом твоим буду! – бормотал Альбинос. – Не убивай, Макс.
– Джексон! Неси канистру.
Через минуту Альбинос сидел рядом с мертвым Хряком, прижимая к груди канистру с бензином, по щекам его катились слезы. Он и не знал, что умирать так страшно.
– Последний раз спрашиваю, где мой сын? – ласково спросил Макс. – Я жду, дорогуша.
Губы Альбиноса беззвучно шевелились, возможно, он впервые в жизни читал молитву, впрочем, он их никогда не знал. На горизонте показался автобус. Макс махнул рукой и направился к «Форду», где его дожидались подручные.
– Джексон, зажги его.
Джексон, плотоядно улыбаясь, быстро заменил магазин в автомате. Трассирующая очередь прошила такси, словно макет на стрельбище, внутри находился живой человек. Был живой. В руках Альбиноса что-то хрюкнуло, и вдруг взорвалось. Крыша такси повисла в воздухе. «Форд» поспешно покинул место происшествия.
Глава 20
Барин
Берегитесь лжепророков, которые
приходят к вам в овечьей одежде,
а внутри суть волки хищные.
Евангелие. Матфей 7, 15.
Детство Федора Краснова выпало на послевоенные годы. И хотя отец его был директором военного завода по строительству, сладким это детство никак не назовешь. Отец был жестким, старой партийной закалки человеком, воспитывал ремнем, а то и нагайкой. Кроме Федора, в семье было двое младших детей, за которых ему часто и весьма основательно перепадало. Голодать тоже приходилось если не долго, то довольно часто, хлеб был радостью. В то время Федор и познакомился с Костей, щуплым пареньком по прозвищу Граф. Отец Кости был окончательно спившимся алкоголиком. На поселке говорили, что он бывший граф и картежный шулер. Жили их семьи в одном доме, так что понемногу восьмилетние пареньки сдружились, особенно после одного случая. Они возвращались из очередного набега на каменоломни, как их окружила толпа «химиков», детей ссыльных заключенных, работавших на строительстве завода. Ожидалась неминуема расправа. Федор поднял с земли увесистую палку, собираясь оказать посильное сопротивление. Шпана не торопилась, их было человек шесть или семь, и каждый на два-три года старше, до города не близко, спешить некуда. И тут Костя удивил.
– Здорово, пацаны! – развязным голосом обратился он к «химикам». Те опешили от такой наглости, а Костя, воспользовавшись замешательством, вытащил из кармана колоду карт. – Покалечить вы нас успеете, на это ума не надо. Может, скатаем партийку, а потом уже бить будете. А, пацаны! В двадцать одно умеете?
Еще бы они не умели. Среди них были и мастера, поэтому идея понравилась: проучить наглецов в карты, а потом проучить по морде. Трое сразу вызвались. Однако Костя выиграл.
– А в буру? – коротко предложил он.
Сыграли и в буру. Костя снова выиграл, «химики» бить не торопились. Получилось бы, что мстят за поражение. Наконец, выиграли, хотелось закрепить успех, и тут же два раза проиграли.
– Чего без толку зря карты мусолить, деньги есть у кого-нибудь? – небрежно спросил Костя, достал складной ножичек. – Ставлю на кон.
Нашлись и деньги. Короче, резались до темной ночи, зато домой вернулись целыми и невредимыми. Косте-то ничего, а вот Федору от отца досталось похуже, чем могло достаться от «химиков». С той поры пошла у них развеселая жизнь. Шпана приняла Графа и Барина в свою компанию. Костю прозвали Графом как бы по наследству, а Федора – Барином, тоже понятно, сын начальника. Карточная мания захватила всю округу. Никто из уважающих себя пацанов уже не играл в футбол или другие дебильные игры. С утра до вечера, а то и до ночи сидели по кустам, подвалам и чердакам, резались в карты, самые опытные осваивали "пульку". В школе Графа и Барина теперь боялись не только ровесники, но ученики старших классов. Даже учителя предпочитали их с утра выгнать с уроков, иначе весь класс отбивался от рук. Родителей в школу не вызывали, еще бы! После того, как однажды сходивший в школу отец Федора отстегал его нагайкой, и сказал, чтобы вызовов не было, их и не было. На следующий день, правда, шпана выхлестала все окна в школе. Намек был понят. Больше директора по строительству не беспокоили, и он был уверен, что козья нога пошла на пользу.
После школы Граф пошел в армию, а Федор сумел поступить в Юридический институт, без приятеля взялся за ум, и был на третьем курсе, как вернулся сильно повзрослевший и возмужавший Константин. Федор уговорил его поступить в этот же институт. Тот подал документы вначале на рабфак, через год стал студентом, и снова потянулись у друзей веселые деньки. Правда, у Федора денег было не густо, отец помогал только подросшим любимчикам, а вот у Кости деньги водились, и немалые. Несмотря на то, что старый и спившийся граф давно умер, он сумел-таки оставить сыну недурное наследство. Как-то во время очередной студенческой попойки Костя открыл другу секрет своей удачи в карточной игре, какой-то сногсшибательный шулерский прием. Федор был пьян и ничего не понял.