Голос не прозвучал, он возник в моей голове, хотя головы не было. Я замешкался, не зная, что и сказать. Тут произошло нечто, о чем я когда-то слышал и где-то читал. Вся моя жизнь от первого крика до последнего вздоха пронеслась передо мной за одно мгновение. Об этом следует рассказать, чтобы запомнить. Картины детства и мамочка, которую я нежно любил, вызвали в душе моей слезное умиление. В ту пору я был ангелом воплоти, взрослых уважал, без нужды не врал, мозги людям не парил, а в общении с девочками так и вовсе краснел, и даже представить, что из меня вырастет, себе не мог. Сексуальные подвиги в юности и самоуважение, с ними связанное, удостоились легкой усмешки, зато первые мысли о драматургии, которым я не придавал серьезного значения, вызвали определенную симпатию. Я сам оценивал себя как бы со стороны. Полная переоценка ценностей. Стыд начался, когда я занялся провинциалками. Позор. Стыд и позорище, хотелось провалиться в тартарары, только бы не смотреть. Сцены шантажа резали душу на куски и рвали в клочья. И не спрячешься. Я был потрясен своей подлостью. Существо, преподавшее мне урок, как бы посмеивалось. Я даже усомнился в его великодушии, еще подумал, что злорадство не делает чести никому. Если уж грешен я, снимавший провинциалок на пленку в момент супружеской измены, то как назвать это кино?! Если заранее знать, мы бы и жили иначе. Существо вовсе не обиделось, я услышал кроткий ответ.
– Мы равны в грехе, как и в добродетели.
Бог ты мой, я устыдился еще больше. Он разделял мой позор и делился добродетелью, а я тут еще ерепенюсь и защищаюсь. От Кого?
Нет смысла пересказывать весь дальнейший сюжет, скажу только, что Существо переживало вместе со мной, и даже больше. Меня волновали собственные несчастья, его заботило человечество в целом. Я чувствовал его огорчение по поводу России и нашего города в частности, хотя, возможно, это были его мысли и чувства, но одновременно и моими, наши общие. Так опытный учитель спрашивает совета у непоседы, добиваясь, чтобы он обеими ногами встал на пути истинный. Конец фильма я встретил в полном изнеможении, но что странно. Вся жизнь моя, показанная целиком, длилась не долее секунды. Один миг. Я даже подумал, а есть ли время на этом свете? В смысле – на том. Я искренне поблагодарил учителя за урок и услышал, что меня ждет сюрприз. Тут вокруг как бы сгустился туман, большое облако, которое медленно ко мне приближалось. Без сомнения, наступал решающий момент. До соединения с этим туманом я еще мог вернуться к земной жизни, но теперь? Ничего себе, сюрприз. Не успел я пошутить по этому поводу, как среди тумана возникла светящаяся точка.
– Мама! Мамочка моя! Родная, – детская любовь полыхнула во мне, и я слепо устремился к ней навстречу. Это же мама!
Но она меня остановила. Наш разговор проходил без слов. Подробности не для вас, скажу только, мама хотела, чтобы я вернулся. Зачем, мама? Так надо. Оказывается, я еще не выполнил задачи, мой путь не окончен. Что от меня требуется? Я должен сам это понять и решить, на то и задача. Мама, мамочка! Я не хочу тебя покидать! Мы скоро увидимся, ответила она, и растворилась в тумане. Не успел ей даже сказать до свидания. Я так расстроился, что слезы брызнули из глаз. И затрещали ребра. Мне делали закрытый массаж сердца.
– Плачет! – воскликнул кто-то.
– Слава богу, очнулся, – ответил кто-то другой.
Ясно кто, практикант и пигалица. Толчки прекратились. Вот именно, слава Богу, вы тут совсем ни при чем, бандиты, чуть ребра не сломали, подумал я, и хотел сарказма добавить, но тут же, вспомнив про Существо, устыдился своей неблагодарности. Они мне жизнь спасли. Я открыл глаза, увидел головы, размытые слезами, и сказал:
– Спасибо, ребята.
– Ну-ну, батенька, все позади. Сейчас поставим укол, и вы, как следует, поспите.
Мои веки умиротворенно сомкнулись, и я с готовностью отдал себя во власть этих самых лучших на свете врачей. С моим телом что-то делали, куда-то перевозили, все это как бы не имело ко мне прямого отношения, я даже радовался. Душа моя все еще пребывала между небом и землей. Помню, испытывал легкую досаду, хотелось побыстрей освободиться от процедур и остаться наедине с собой. Наконец-то меня оставили в покое, я почувствовал тошнотворную слабость, и провалился в забытье. Но оно было недолгим, скоро я очнулся.
Палата, сумерки. На соседней кровати ворочался… Валет. Мирно так, по-домашнему. Странно, как будто ничего и не произошло за это время. И все-таки изменилось многое, изменился я сам, а со мною весь мир. Я любил эту палату, сумерки, люстру на тонкой ножке. Даже Валет, сам того не подозревая, стал мне братом. Пусть спит, у него все впереди.
Зачем же я родился, что мне предназначено? Особо неприятных ощущений я не испытывал, наоборот, обрел ясность мыслей и спокойствие. Земные заботы мной не владели, смерть не пугала, и я отдался решению философских вопросов, которые единственно меня волновали. В чем смысл жизни, что такое человек? Зачем он? Не решив глобальных вопросов, я не мог перейти к своим, личным проблемам. Философия, никуда от нее не денешься. Что ж, делать все равно нечего. Всякая научная работа требует оппонента. А что, они есть у меня. Вон. Валет на соседней койке, ему тоже скучно. Итак, приступим.
Откуда же ты взялся, человек! Человечище?.. Валет перестал храпеть, задумался, помолчал. И вдруг издал неприличный звук. Вот и оппонент вступил в работу. Мерси, веское замечание.
Однако, я не знал, с чего начать, за что уцепиться, чтобы распутать клубок. Неразрешимые вопросы, которые человечество задает себе с первого дня существования, навалились на меня всей неподъемной тяжестью. Глаза мои начали слипаться, мысли разбегались в стороны, как мыши в темноте, я поплыл в туманную даль, как бригантина. И вдруг мяукнула кошка. Протяжно и отчетливо. Откуда кошки на корабле? Пардон, я хотел сказать, в больнице. Кошка снова мяукнула, поскребла когтями по паркету, подзывая мышей, и вдруг запрыгнула ко мне на кровать. Меня шибануло потом. Докатился, кошек боюсь. Два светящихся глаза пристально следили за мной. Дурочка, я не мышь! Не надо. Я заелозил ногами. Брысь! Нечистая сила… и проснулся. Была ночь. Над дверью горел синий фонарь. Очевидно, я проспал несколько часов.
Это не страшно, я всю жизнь чуть не проспал. Живем, а зачем живем? Не знаем. Неутомимый Валет сладко посапывал, а я словно стометровку пробежал за себя и за того парня, или залпом стакан выпил. Сердце колотилось, предчувствуя прозрение, сна ни в одном глазу, в животе горячо. Это анестезия отходит. И вдруг понял. Нет, я не проснулся, меня разбудили. Кто? Светящееся Существо. Ученик был на этом свете, учитель – на том, но мы были рядом. Не для того я родился, умер и вернулся к жизни, чтобы бездарно дрыхнуть. Теория поля, конечно. Вот с чего надо начинать. Эх, Марина, тебя не хватает, для вдохновения, твоих чудных зеленых глаз. Брысь, нечистая сила. Эти женщины, они вечно мешают, мозги от них набекрень.
Сколько ученых, начиная с великого Эйнштейна, сломали зубы этим орешком. Хотя, почему бы и не рискнуть здоровьем, которого нет. Все равно, считай, в долг живу. Итак, теория поля, гасите свет, воздушная тревога. Без паники, товарищи ученые, я на ваши лавры и пенсии не претендую. Если скучно, читайте Маркса. А я понадеюсь на чувство прекрасного, и кинусь в прорубь. Что есть «поле»? Система противоречий, напряжение. Довольно обтекаемо, но большего и не требуется. Я не собираюсь совать пальцы в розетку и кричать от восторга. Мне нужна не физика, а философия. А что есть «единое»? Нечто целое, что нельзя разделить ни ножичком, ни боеголовкой, ни молотком разбить, ни возражениями опровергнуть. И это целое должно быть вечным. Бессмертие, жизнь вечная. Единым называется поле, способное восстанавливать самое себя. Сам не понимаю, но звучит! Это есть система бессмертия. Приплыли, товарищи ученые, сливайте воду. Философский камень, эликсир бессмертия, вечный двигатель, и голова вроде не болит. Едем дальше, видим мост. Всякое поле должно иметь, как иначе, два основных полюса, плюс и минус. Попробуем нарисовать общую картину Вселенной… Валет, собака такая, затих. Наверно, оппонент собирался возразить, что рисовать он не умеет, а главное, не хочет. В детстве не приучили, папа пил, мама гуляла, воровать начал. Добро бы, бабу голую рисовать, а то Вселенную. Так ведь это одно и то же. Пришлось вступить в полемику, для разрядки международных отношений. Поэтом можешь ты не быть, но человеком быть обязан. Сказал Маяковский и застрелился. Все беды из-за баб. То Дункан, то Гончарова, то Пума с Маринкой. Не переживай, дружок. О женщинах речь тоже будет. Валет довольно засопел! Оппонент называется, я продолжил.
Существует звездное поле. Звезды – женское начало, энергия со знаком минус, материя в чистом виде. Почему минус? Да потом что стремится к покою, подавляется гравитацией, но порождает плюс, вокруг звезд образуется вакуум. Космос – мужское начало, дух в чистом виде, энергия пространства, где мчатся бешеные младенцы вроде меня, нейтрино и разные свободные частицы, которым хочется все понять и обязательно кого-нибудь трахнуть, желательно звездочку покрасивее, и погибнуть геройски, зато дети появятся. Тут и продолжение рода, и вечная память. Напряжение между звездами и космосом образует родительское поле, еще не единое. Единое – это когда все вместе, родители и дети в одной кастрюле парятся. Я не декабрист, прошу не путать. Трубецких нас было полсела, может быть, в сомнениях и муках – от князя прапрабабка родила. По образу и подобию.
Солнце мама! Космос папа. Целовались не зря, получилась Земля. Как вышло? Жила себе звездочка, молодая и красивая, звали ее Солнышко. Космос-удалец мимо пролетал. Зацепило, начал круги мотать, стихи читать, поэмы про любовь и райское блаженство. Все ближе, ближе… Вдруг бац! Выброс энергии. Как? Что? Позовите врача! Караул, мы беременны. Обрюхатили Солнышко. И пришлось добру молодцу бросать живопись и поэзию. Конфетный период закончился, началась семейная жизнь. Родительское поле затратило часть энергии, образовалось сложное поле. Солнечная Система. А детей? Их семеро по лавкам, куда деваться. Папаша, гони денежки! Алиментики, так сказать.