Тишина в комнате стала гулкой. Звуки дворца — шаги, голоса — доносились приглушенно, как из другого мира. Его слова висели между нами, огромные, невероятные, пугающие.
Любовь. Он сказал это слово. И он имел в виду... меня. Беспокойную, вечно голодную, вляпывающуюся в истории ведьму с сомнительным прошлым и еще более сомнительным будущим.
Я смотрела на него, на его лицо, еще хранящее следы копоти и усталости, на его глаза — искренние, уязвимые, полные надежды. Все мои защитные стены, все саркастичные шутки, все попытки убежать — они рассыпались в прах перед этой простой, оголенной правдой. Он любил меня и был готов на все.
Во рту пересохло. Я чувствовала, как дрожат мои руки. Я должна была что-то сказать. Хотя бы что-то. Но слова застревали. Страх сменялся волной невероятного тепла, а потом снова страхом — уже другого рода. Страхом перед правдой, которую я должна была открыть.
— Ройс... — мой голос звучал чужим, тихим и хриплым. — Ты... ты серьезно? Готов на все?
— Абсолютно, — он не моргнул.
Я глубоко вдохнула, собираясь с духом. Это было страшнее, чем прыжок в яму или пытки.
— А... а как ты отнесешься к тому, — начала я, глядя куда-то в область его подбородка, не в силах выдержать его взгляд, — что женщина, в которую ты... влюбился... — слово далось с трудом, — она не просто из Эльхалии? Не из Сенебриса или Анксарии? Она... она вообще из другого мира? Совсем. Другого.
Я подняла глаза. На его лице застыло выражение полнейшего, абсолютного непонимания. Как будто я только что заговорила на том самом древнеэльфийском языке Пенни без перевода.
Тишина снова натянулась, как тетива лука, готовая запустить стрелу в неизвестность. Я ждала. Затаив дыхание. Зная, что следующий его вопрос или восклицание определит все. Абсолютно все.
Его молчание длилось вечность. Или три секунды. В голове пронеслись все возможные реакции: смех, недоверие, ужас, отторжение... Но не это я увидела в его глазах, когда наконец осмелилась поднять взгляд. Там не было ни капли насмешки или страха. Только... искрящееся, жадное любопытство. Как у мальчишки, которому показали потайной ход в запретную башню.
—Другой мир...— прошептал он, не отрывая от меня взгляда. Не вопрос. Констатация. Как будто сложный пазл встал на место. — Другой мир. Боги, Лавли... это объясняет так многое.
Я замерла, не веря своему слуху. Ни тени сомнения? Ни единого "ты шутишь?"
— Объясняет? — выдавила я. — Что именно? Мою странную тягу к приключениям и афоризмам? Или то, что я считаю поэзию Пенни самой жестокой пыткой?
Он рассмеялся – низко, тепло, и этот звук обволок меня, как мягкое одеяло.
— Все. Абсолютно все. Твои странные слова, которые никто не понимает. Твой взгляд на наш мир — будто ты все видишь впервые и в сотый раз одновременно. Твою... невероятную, безумную храбрость. Твою способность находить выход там, где его нет. — Он сделал шаг ближе, его пальцы осторожно коснулись моей щеки, смахивая след пыли (или слезу?). — Обычная женщина... даже самая отчаянная ведьма из Эльхалии... не смогла бы так ворваться в мою жизнь. Перевернуть все с ног на голову. Заставить меня... чувствовать так сильно. Ты – как падающая звезда, Лавли. Неожиданная, ослепительная, сжигающая все на своем пути. И я... я сгораю счастливо. Ты мой идеал. Мой хаос. Моя невероятная, чудесная реальность. Из какого бы мира ты ни пришла. Я люблю тебя. Только тебя.
Он так сладко говорил. Слова его были как теплый летний дождь после долгой засухи. Они смывали последние остатки страха, недоверия, этой вечной готовности к отступлению. Сердце мое, это колючее, вечно защищающееся существо, дрогнуло. Сжалось. А потом... распахнулось настежь, выпуская наружу все то тепло, что копилось годами за броней сарказма и шуток. Но даже в этом море нахлынувшего чувства, одна мысль пронзила меня остротой серебряной вилки Пенни. Доверие – да. Любовь – да. Но я знала себя. Знала свою ревнивую, неистовую натуру.
— Ройс... — голос мой звучал тихо, но с неожиданной твердостью. Я поймала его руку, прижала к своей груди, где сердце колотилось как пойманная птица. — Если... если ты выберешь меня. Если мы... — Я сглотнула, собираясь с духом. — Знай. Я не Лалисса с ее холодной расчетливостью. Не Андрея с ее тайнами. И уж тем более не Психея с ее безумием. Я – Лавли. Со всеми моими тараканами, голодом и готовностью щекотать узлы корнями. == Я посмотрела ему прямо в глаза, в эти синие, теперь такие родные глубины. —И если ты выберешь меня... то только меня. Навсегда. Никаких других. Никаких "придворных интрижек", никаких "мимолетных увлечений". Если ты когда-нибудь... — Голос дрогнул, но я выпрямилась. — Я не прощу. Будучи ведьмой, да еще и попавшей сюда бог знает как... я отомщу так жестоко, что весь этот ужас, что ты увидел сегодня, покажется детским лепетом. Понял?
Я ждала испуга, отторжения, может, даже гнева на такую дикую ревность. Но он... улыбнулся. Широко, искренне, с облегчением. Его рука легла мне на затылок, пальцы впутались в мои спутанные волосы.
— Милая моя безумная ведьма, — прошептал он, и его губы были так близко, что дыхание смешалось. — Ты думаешь, после тебя... после этой падающей звезды... я смогу увидеть кого-то еще? Ты заполонила все. Весь мой мир. Весь мой разум. Весь мой воздух. Лучше тебя... просто не существует. Ни в этом мире, ни в твоем, ни в каком другом. Только ты.
Последние сомнения, последние страхи рассыпались в прах. Его слова были не просто обещанием. Они были клятвой, высеченной прямо у меня на сердце. И когда его губы коснулись моих, это было не началом, а закономерным завершением долгого пути через страх, пытки и непонимание.
Этот поцелуй... это было как падение в теплую, бездонную воду после долгого бега. Как первый глоток воды в пустыне. Как щекотка, от которой не хочется убегать, а хочется смеяться и тонуть в ней с головой. Его губы были твердыми и в то же время невероятно мягкими, настойчивыми и бесконечно нежными. В них был вкус пыли дороги, усталости битвы и чего-то неуловимо его – пряного, теплого, бесконечно родного.
Я ответила. Сначала неуверенно, потом — со всей страстью, что клокотала во мне, сдерживаемая годами одиночества и маскировки. Мои руки вцепились в его куртку, сминая дорогую ткань, притягивая его ближе, еще ближе. Казалось, никакая близость не сможет стереть ту невидимую грань, что всегда была между нами. Но она стиралась.
С каждым прикосновением, с каждым вздохом, с каждым стуком наших сердец в унисон. Его руки скользили по моей спине, согревая, разминая затекшие мышцы, сжигая память о плетях и утюгах. Его прикосновения были как целебный бальзам, как магия, сильнее всех зелий Психеи. Они не требовали, они... исследовали. С благоговением и жадностью первооткрывателя. Каждый шрам, каждую царапину, каждый изгиб — как драгоценность.
Мы двигались в каком-то странном, чудесном танце, увлекая друг друга глубже в его покои, к широкому канапе у камина. Одежда — грязная, пропахшая подземельем и страхом – казалась ненужной, чуждой броней. Она падала с нас кусками, шепча по полу, освобождая кожу для прикосновений. Его руки на моей коже... это было как пламя. Не обжигающее, а согревающее до самых костей. Заставляющее меня выгибаться навстречу, терять голову, забыть обо всем – о дворцовых интригах, о плене, о другом мире. Существовал только он. Его дыхание на моей шее. Его губы, вырисовывающие узоры на моих плечах. Его низкий стон, когда мои пальцы впились в его волосы.Мы были двумя половинками, наконец нашедшими друг друга после долгого странствия. Двумя звездами, столкнувшимися в ослепительной вспышке. Не было неуклюжести, не было стыда. Была только нарастающая волна чувств, захлестывающая с головой.
Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждое движение было откровением. Я тонула в нем. В его силе, его нежности, его абсолютном, безоговорочном принятии. Он был моей гаванью после долгого шторма. Моей землей под ногами после падения в яму. Моей... настоящей реальностью.
Когда волна накрыла нас окончательно, вынеся на пике блаженства за пределы слов и мыслей, это было не просто удовлетворение. Это было... возвращение домой. В место, которого я не знала, но которое искала всю жизнь.
Мы лежали, сплетенные, дыша в унисон, его сильная рука прижимала меня к его груди, где сердце билось так же бешено, как мое. На коже еще танцевали отголоски страсти, но внутри царил мир. Глубокий, безмятежный, полный.Я прижалась щекой к его плечу, слушая его дыхание, вдыхая его запах – теперь смешанный с моим. За окном мерцали звезды Эльхалии. Но в эту ночь они светили и для меня. Для нас. Только его тепло, его руки вокруг меня и тихий шепот в темноте:"Моя звезда... Моя Лавли...
***
Проснулась я от знакомого ощущения – острого, грызущего голода в животе и… тихого храпа у самого уха. Вот последнее было довольно неожиданным.
Открыла один глаз, потом второй... Ройс спал, крепко прижав меня к себе одной рукой, второй закинув за голову. Выглядел… беззащитным. Совсем не как грозный глава тайной канцелярии, а как уставший мальчишка. Уголки губ даже подрагивали в подобии улыбки.
«Мой мальчишка», – подумала я с внезапной нежностью, от которой внутри все ёкнуло.
Но нежность – нежностью, а реальность стучалась в дверь в виде обязанностей. Я тихонько выскользнула из его объятий (он хмыкнул во сне и потянулся к пустому месту), натянула первое, что попалось под руку, а это была его рубашка и безразмерные штаны, и вышла в коридор.
Мир не перевернулся от вчерашнего признания. Дворец жил своей жизнью: слуги спешили с подносами, стражники меняли караул, а где-то вдалеке слышались взволнованные голоса – видимо, разбирались с последствиями вчерашнего захвата пещеры. Я вернулась в покои близнецов, где явно не ночевала Катрина.
Прощу ей эту наглость, ведь она уже больше суток, как замужняя дама. Но едва я попыталась покинуть эти комнаты и вернуться к Ройсу, как ко мне подбежала запыхавшаяся горничная принца.
— Леди Лавли! Госпожа Катрина просит вас! Срочно! Платье для аудиенции у короля… та