– Как, ты говоришь, у Гоши фамилия? – подавился пирожным Дуся.
– Капелькин, такая веселая фамилия, а вот…
– И сын у них сыщик, так?
– Андрей-то? Да какой там сыщик! – махнула рукой Олимпиада Петровна. – Мне бабы про него такого порассказали! Тоже мне – Анискин! Это он теперь частным сыщиком сделался, а раньше в милиции работал. Так чего там вытворял! Бабы говорили: как конец квартала, так он всех без разбору в обезьянник тащит. Сначала понапихает туда честного народа, а потом сидит, голову ломает, что бы им пришить, какое дело. Вот так однажды тоже: возьми и поймай на дороге мужичка безобидного. Чем уж тот ему не приглянулся, теперь никто не знает. Короче, посадил болезного в клетушку, а наутро – начальство, да не просто так, а с журналистами. Ну, видать, очень хотелось начальству на газетные листы попасть, да чтобы о них говорили только приятное. Приходят, начальник у Андрея Капелькина интересуется: этого, мол, за что посадили, а этого? Ну наш орел и давай перечислять: этот за нарушение паспортного режима, а этот, паразит, оскорблял милицейские органы при исполнении! Матом, негодяй, поливал! И давай задержанного бедолагу во всех грехах обвинять. А тот только «му» да «му». Журналисточка давай разбираться, оказалось, что наш Капелькин за маты посадил немого! У того и книжечка, документ имелся – немой, мол, по всем статьям. Понятно, после такого случая шумиха в прессе поднялась, Андрея выкинули с работы. Но ведь он извернулся – устроился частным детективом и теперь только посмеивается, дескать, еще неизвестно, кто в большем выигрыше оказался. Сейчас он богатеньких дурачков ищет и хоть деньги зарабатывает приличные, но Катька рассказывала, еще ни одного дела так и не раскрыл. Он их запутывает только, и оказывается, что несчастный всегда сам и виноват. Дуся! Ты спишь, что ли? Рассказываю тебе, рассказываю!
Сегодня Дуся решил ночевать дома. Он только позвонил, предупредил Ксению, что остается у матери. Девчонка, похоже, даже не заметила, что братца еще нет. Это больно царапнуло где-то в области грудной клетки, но едва Евдоким улегся в свою кровать, как его мягко обняла лапа сна. Однако выспаться не получилось. У матери накопилось столько новостей, что просто так отдаться сну она не могла… Больше всего Дусе понравился рассказ про сына Капелькиных, но матушка потом так же подробно расписала жену, а после заливалась соловьем, воспевая все достоинства главы семейства.
– И ведь какой человек благородный! Всегда придет, аккуратненько разденется – рубашечку в одну сторону, брюки в другую! А вчера он меня с собой на дачу звал морковку сеять. Такой выдумщик!
Дуся понял, отчего несчастный матушкин жених страдал ревностью. Однако матушка Алексу тоже не уступает. Посчастливилось же у таких вот предков на свет выродиться!
Наутро Евдоким твердо решил навестить Анну Левашову. Все-таки не по-человечески получается: лежит себе Анна одна-одинешенька, беременная вся, тайны какие-то в уме складывает. Это какие же нервы надо иметь, чтобы ото всех секреты хранить! И ведь Дуся точно знает, он в роддоме работал – никак нельзя будущим мамочкам нервничать, а тут! Нет, надо помочь девчонке – исповедать. Только вот ее бы сначала найти. И Дуся даже догадывался как.
С самого утра, облачившись в новый светлый костюм, Дуся направился на место своей предыдущей работы. Последняя встреча с главврачом Беликовым Матвеем Макаровичем была несколько неудачной. Беликов поддался на провокацию, спутал Дусю с каким-то электриком и в результате потерял ценного санитара. Но сегодня будет все не так. И Матвей Макарович обязательно поможет Дусе отыскать несчастную Левашову.
Евдоким Филин шагал знакомой дорожкой, и на душе играл тромбон. Он посадил на щеки ироническую улыбку, немного больше выпятил нижнюю челюсть и наполовину прикрыл веки. Все! Новый Дуся сразит бывших коллег наповал! Оглядывая себя во всех витринах, Дуся добрался до роддома и уверенно прошагал к служебному входу.
– О! Совсем глаза жиром заплыли! Теперь, ежели с деньгами, так скоро и через форточки лазить будут, все дозволено! – недовольно ворчала санитарка тетя Клаша, выплескивая грязную воду прямо под ноги Дусе.
– Ну, те-еть Клаша! – подпрыгнув козликом, обиделся тот. – Ну чего вы не смотрите-то? К вам с добром, а вы…
Тетя Клаша хотела было высказаться, где она видела такое добро, но что-то в поведении незнакомца показалось ей странным. Излишняя уверенность, что ли…
– Дай-ка гляну… Дуська! Никак ты?! – брякнула она с радости ведро о землю. – Тебя ж и не узнать! Прямо такой гусь! А ты чего у нас? Неужель какая дуреха от тебя дите решила родить?
– Мне Беликова надо, он никуда не уезжал?
– Ой, боже ж мой! Да куда он уедет?! У себя, с утра воздух портит, – радостно оповестила тетушка и принялась выплескивать на новые уши все последние новости. – А у нас тут такой Содом устроили! Ты ж ить не знаешь. Сейчас наша-то родильня одна на весь берег! На правом-то берегу – свои, а у нас два роддома закрыли – везде карантин, заразу какую-то занесли. Мы вот с Никитичной думаем, что диверсия. Запустили небось в город диверсантников зараженных, а теперь от их бабенки и пошли заразу по роддомам растаскивать. А то как еще!
– Подождите-ка! Значит, в наш роддом всех везут, со всего берега? – уточнил Дуся. Город испокон веков был разделен на правый и левый берега. И вполне возможно, что, если на левом не осталось больше действующих роддомов, Дусе и искать Левашову особенно не придется – здесь и найдет. – Это и на сохранение к нам везут?
– Везут, а ты чего обрадел-то? Тоже мне – радость! Работы-то прибавилось знаешь сколько! А зарплата та же – птичья! Только на овес и хватает!
Дуся широким жестом полез в пакет, который предусмотрительно захватил с собой – очень уж хотелось выглядеть солидно, по-мужски, и протянул старушке нарядную коробку.
– Возьмите, теть Клаша. Это вам за старание.
– А деньгами нельзя? – на всякий случай уточнила старушка, но коробку все же схватила. – А тебе чего надо-то?
Дуся немного помялся, стоит ли говорить санитарке о своих планах, но потом решил, что скромные санитарки иной раз лучше ведают, что творится у них в палатах, нежели серьезный персонал, и открылся:
– Знакомая у меня… на сохранение увезли, не знаю теперь, как найти. Может, у нас лежит?
– Может… Может, и лежит… А кто такая? – сосредоточилась тетушка.
– Анна Левашова.
– Левашова… Левашова… Кто ж ее знает. Я ж тебе толкую – у нас их здесь стоко навезли, разе всех-то упомнишь? Дак, а сам-то чего как неродной? Возьми халатик беленькой, носилочки и вперед. А чтоб пустым-то не мотаться, ведерко мое прихвати, да куль вон тот на второй этаж затащи, да…
– У нас же на сохранении на первом лежат, – вспомнил Дуся.
– Ну так ты с кулем можешь и по первому пройтись, а уж потом его ко мне на второй запереть, чего ж так-то, с пустыми руками…
Дуся так и сделал – он ухватил ведро, потом ему указали на здоровенный куль, который он еле оторвал от пола, и побрел детектив, покачиваясь под ношей, разыскивать Левашову.
По трудам и награда – сгибаясь под тяжестью огроменного мешка, в коридоре первого этажа он узрел-таки знакомое лицо.
– Анечка! Какая встреча! – швырнул он на пол поклажу и кинулся к девушке, которая лежала на кровати у коридорного окна и, не отрываясь, глядела на воробьиную драку. – А я вас искал!
Анна вздрогнула, увидела Дусю, и ее щека непроизвольно дернулась.
– Вы?.. Это вы, Евдоким? – пролепетала девушка. – Что вы… делаете в таком месте?
– Я тут местным аистом работаю! – лукаво подмигнул бывший санитар и вдруг посерьезнел. – А чего это вы здесь, а не в палате? Почему в коридоре?
– А вас даже не удивляет, что я вообще в роддоме? – вскинула брови Левашова.
– А чего удивляться-то? Эка невидаль – женщина в роддом попала! Если бы ваш муж вместо вас здесь лежал, я бы удивился, а так… Кстати, а кто отец вашего малыша? Я слышал, Левашов Виктор…
– Федорович, – угрюмо подсказала Анна.
– Точно. Какого-то древнего года рождения. Он и в самом деле папаша будущий?
– А то вы не догадались! Конечно, нет. Левашов Виктор Федорович, это папа мой. Я просто не хотела приплетать сюда Сашу. А Саша сказал, что все равно у его ребенка будет нормальная семья!
– Ага… Значит, Александр Иванович догадывался о прибавлении?
– Он не догадывался. Он точно знал. Он даже завещание переписал в мою пользу и ребенка. Кстати, вы же знаете, Саша еще семь лет назад побеспокоился о завещании, а когда узнал, что у меня будет ребенок от него, внес кое-какие коррективы, – с хмурой задумчивостью говорила Анна. – Да только нам ничего не надо. Никакие златые горы не могут заменить любимого человека.
Дуся немедленно согласился. Ему вообще при этом разговоре хотелось стоять навытяжку, желательно босым и голодным, прикрываясь портретом любимой дамы. Однако единственная любимая дама оказалась сестрой, и ее портрета он не имел, поэтому и беседу повел нудную и невозвышенную.
– В последний раз, когда я вас видел, вы сразу после разговора быстро оделись и куда-то собрались. Но увидели наш джип и вернулись, – напомнил он. – Хотелось бы узнать, куда это вы так спешили? И почему не хотели попадаться нам на глаза?
Анна устроилась на кровати, подложив подушку под поясницу, и устало ответила:
– Да я в консультацию торопилась. Но не хотела, чтобы знали… ну, что я ребенка жду. Поэтому и болезнь себе выдумала – гастрит.
Дуся переминался с ноги на ногу – разговор длился уже долго, а Аня так и не предложила сесть.
– А кто у вас? – кивнул он на совсем еще плоский живот молодой женщины.
– Саша, – просто ответила она. – А мальчик или девочка, это значения не имеет.
Дуся только было собрался спросить, а чем занималась сама Анна в ту злополучную ночь, когда погиб Алекс, как в начале больничного коридора появился главврач Беликов. Видимо, у него уже развилась старческая дальнозоркость, потому что постороннего мужчину он заметил сразу же и, в отличие от тети Клаши, моментально узнал в мужчине своего блудного санитара. Однако сегодняшний внешний состоятельный вид Дуси не позволил просто так выставить его на улицу. Беликов подошел и с неприятной улыбкой поинтересовался: