Они вернулись к машине и поехали в аэропорт. Шерон вела машину молча, глядя прямо вперед, погрузившись в глубокие раздумья.
— Вы, говорите, журналист? — спросила Юми.
Шерон медленно, рассеяно кивнула.
— Да, верно. Я работаю на местной телестанции.
— Это хорошо. Значит, вы умеете и собирать информацию, и распространять ее. Гласность может послужить очень мощным оружием против отца. — Юми вынула из сумки описание проекта «ЖС», а также компад Бейли. — Ваш муж случайно забыл эти вещи у отца. Я подумала, что в компаде его личные заметки, и не смотрела, но они могут быть полезны. А в папке — описание проекта. Будете читать: не забывайте: мой отец признался мне в личной беседе, что они добились успеха в решении всех поставленных задач. — Юми положила то и другое на заднее сиденье.
Шерон выехала на пандус, ведущий к Федерал Эрлайнс Билдинг, высмотрев свободное место, подрулила к бровке и поставила машину на тормоз. Откинувшись на заднее сиденье, она устало провела руками по лицу.
— Мне следует поблагодарить вас, — подавленно сказала она. — Только я от всей души надеюсь, что вы ошибаетесь относительно… того, что может случиться.
— Конечно, я могу ошибаться. Муж ваш может быть в каком–нибудь мотеле у прибрежного шоссе. Вполне возможно.
— Наверное, мне лучше поехать поискать его. Хуже от этого не будет.
Юми обдумала все это и покачала головой:
— Если с ним все в порядке, очевидно, что он связался бы с вами. Если же, напротив, случилось что–то плохое, отец сделает все, чтобы отвести от себя подозрения. Я понимаю очень трудно вот так сидеть и ждать, но, я уверена, вы в любом случае очень скоро что–нибудь узнаете. — Она взглянула на часы и отворила дверцу машины. — Боюсь, мне пора. Надо бы мне остаться, помочь вам, но если отец проверить списки пассажиров и обнаружит, что я не села в самолет, он поймет, что тут что–то не так.
Шерон разглядывала свои руки, лежавшие на баранке. Затем, повинуясь порыву, она распахнула свою дверцу, выбралась наружу, быстро обойдя машину, подошла к Юми, стоявший уже на тротуаре, и взяла ее за руку.
— Вы сделали гораздо больше, чем должны были, — сказала она. — Я вам так благодарна… — И неожиданно обняла ее.
Юми была слишком удивлена, чтобы как–то реагировать. Шерон крепче сжала ее в объятиях, затем немного отстранилась, глядя ей в глаза с явной искренней благодарностью. Все произошло настолько стихийно, что Юми не знала, что и думать, а уж тем более — что сказать.
— Можно позвонить вам и рассказать, как все вышло? спросила Шерон.
— Да–да, пожалуйста. — Юми неловко порылась в сумке и нацарапала на клочке бумаги телефон, радуясь поводу отвлечься. — Звоните в любое время. Однако, пока все не разрешится, будьте осторожны с упоминаниями того, о чем я вам говорила. — Она втиснула бумажку в ладонь Шерон и, испугавшись переполнявших ее чувств, повернулась и поспешила к аэровокзалу.
LAST RITES [Последние процедуры]
Голова болела, точно цепами молотили; во рту — неприятный кислый привкус… Бейли встрепенулся и заморгал, пытаясь сосредоточится. Темно; кажется его куда–то везут… Машина? Сиденье неудобное, жесткое… Он попробовал пошевелить руками и обнаружил, что запястья снова стянуты лентой. И на голове что–то такое есть. Опять черный пластиковый пакет. Пакет ли? Он тряхнул головой. Да, пластик на лице, стянут вокруг шеи.
Впрочем, больших неудобств это не причиняло: он был очень сонным и, как бы ни старался сконцентрироваться, мысли ускользали куда–то в темноту. Опять наркотики, пришло смутное понимание. Он сглотнул и облизнул губы.
— Куда мы едем? — услышал он собственный голос, до странного громко прозвучавший внутри головы.
— Я везу вас в гости к одним моим друзьям.
Бейли снова и снова силился сосредоточится. Ну да, этот, рядом — Готтбаум.
— Мы едем назад в купол?
— Нет. Мы с вами, мистер Бейли, в большом Лос–Анджелесе. Теперь вы — мой подопечный. Доктор Френч пожелала, чтобы было так.
— Я хочу выглянуть в окно. Можно?
— Сожалею. Будет лучше, если вы не увидите, куда вас везут. Мои друзья согласились помочь на условиях полной анонимности.
Бейли рассмеялся. Смех сильной болью отдавался в голове, да еще породил кашель, отчего стало еще хуже.
Он слабо рванулся. Лишенный возможности видеть, он чувствовал себя весьма погано.
— Все равно собираетесь убить — так какая разница?
— Не убить. Просто деанимировать, — поправил Готтбаум. — И если все пройдет, как задумано, в чем я ничуть не сомневаюсь, вы сохраните все свои качества. Включая память.
— Как инфоморф… — Это не имело значения. Никакого.
— Да, вы станете инфоморфом, — отстраненно, безучастно ответил Готтбаум.
Бейли пытался подумать, невзирая на наркотики, как следует. Простейшая логика давалась с необычайным трудом.
— Если вы отпустите меня, я ничего не скажу. Не стану бурю затевать. Слышьте, я даже рапорта не успел составить…
— Рад слышать. Спасибо за подтверждение. И все же ставка тут слишком высока для нас, чтобы просто отпустить вас под честное слово.
Бейли поерзал на сиденьи и, точно сквозь туман, осознал: он — на переднем сиденьи, а сидящий рядом Готтбаум — за водителя. Может, удастся пробить головой стекло, выбраться, упасть на дорогу, а тогда кто–нибудь увидит… Ехать, куда везут, ему вовсе не хотелось. Страшно было. Он, конечно, под наркотиками и не может нормально думать, однако он знал, что ему страшно. Может, удастся пробить головой стекло…
Машина остановилась; Готтбаум нажал клаксон — раз, еще.
— Приехали, — сказал он.
Бейли внесли в какое–то помещение. Пахло химией. Было холодно. Его разложили на чем–то твердом, привязали и сняли с головы пакет. Он сощурился и заморгал. Сглотнул — очень хотелось есть. Почему его не кормят? Куда привезли? Стеллаж во всю стену, уставлен электронным оборудованием; пара каких–то устройств с отходящими от них трубками; два человека в хирургических масках и зеленых халатах… Что здесь творится?
Появился третий — то был Готтбаум, тоже в маске, шапочке и стерильном халате.
— Уверяю вас, — сказал он Бейли, — все пройдет относительно безболезненно.
— Безболезненно? — Он медленно повернул голову, пытаясь вникнуть в суть.
— Сканирование, Бейли, есть процедура долгая деликатная и хлопотная. Ваш мозг придется охладить до полного затвердевания. Мои друзья — рекомендую — специалисты по крионике. Они в нашу работу верят и вполне осведомлены о ее результатах.
Бейли скривился.
— Нет, — слабым голосом сказал он. — Я не хочу…
— Мы готовы начать перфузию, доктор Готтбаум, — сказал один из тех, в халатах. Над его маской можно было различить бледноголубые глаза, да маленькую розовую родинку на лбу, чуть сбоку. Говорил он так, точно для счастья ему не хватало чего–то очень существенного.
Сквозь туман в голове блеснуло воспоминание. Бейли бессознательно рванулся, пытаясь сесть.
— А где Баттеруорт?
— Майкл Баттеруорт вместе с остальными членами группы сейчас в «Норт–Индастриз» готовит оборудование для вашего сканирования. К счастью, сегодня воскресенье, и мы можем работать, не слишком опасаясь нежелательных вторжений. Баттеруорт будет заниматься расчетами мозга. В настоящее время он — единственный, чья квалификация достаточно высока.
Бейли слабо застонал. Тот единственный, кому он хотел довериться — именно он собирается… разрезать его, Бейли, на куски…
— Вы просто отпустите меня, — сказал он. — Оставьте меня в покое, а я оставлю в покое вас.
— Доктор Готтбаум? — Тот с родинкой, что–то держал в руках. — Я полагаю, именно вам следует…
— Да. Это — моя обязанность. — Он опустил взгляд на Бейли. — Сейчас вам введут нейтрализатор для введенного ранее седатива. Вы ощутите вдруг необычайный прилив сил ясность мысли. Затем мы начнем перфузию — заменим вашу кровь реактивами, которые предохранят ваши клетки от повреждений при замораживании и вы быстро потеряете сознание. А ощутите только нарастающую слабость. — И с этими словами он приложил инъектор к руке Бейли.
Туман в голове — точно ветром унесло. Бейли, словно бы вышел из мрачной, невыносимо жаркой комнаты в ослепительный, льдисто–холодный зимний день. Пульс забился в два раза чаще. Бейли обнаружил, что привязан к операционному столу; дикий, ослепляющий свет бьет прямо в лицо; на колесном столике, стоящем в головах, разложены стальные инструменты. Его собираются убить.
— Нет! — закричал он. — Господи… Шерон!
В руку его вонзилась полая игла. От сильной боли Бейли вскрикнул. Машина [?]. Рука тут же стала холодной, как лед, и начала очень болезненно пульсировать.
— Стойте! — Он рванулся изо всех сил. — Ублюдки вы клятые…
— Два литра, — сказал кто–то.
Все окружающее отступило куда–то вдаль. Глуховатый пульс его сменил частоту и теперь отдавался в ушах быстрым стрекотом пишущей машинки. Столешница вместе с Бейли словно бы начала уходить в пол. Люди в халатах превратились просто в кукол, плавающих в белом сиянии.
— Шерон! — охнул он.
И отключился.
Из ГРАНДА–ХИЛЛС ГАЗЕТТ; выходные, 20 мая, 2030 г.
АГЕНТ ФБР СГОРАЕТ В СОБСТВЕННОЙ МАШИНЕ.
Наш земляк из Гранда–Хиллс, работавший в ФБР, нашел свою смерть ранним утром в понедельник. Его машина врезалась в ограждение на Первом Шоссе, невдалеке от Каюноса, и вспыхнула.
Пожарная команда, вызванная на место происшествия, оказалась бессильна — спасти 33–х летнего Джеймса Бейли из адского пекла салона его экипажа не удалось. По словам местного участкового брандмейстера Ларри Мангрегора, при соударении машины с камнями на берегу произошло повреждение аккумулятора и высвободившийся водород послужил причиной взрыва. Останки водителя так обуглились, что личность была установлена лишь по анализам ДНК.
Брюс Тейлор, чей ресторан «Приют рыбака» расположен менее чем в 500–х футах от места происшествия, сказал следователям, что слышал визг покрышек, и а после — удар и громкий взрыв около 5–00.