Атторней сидел за столом в командной рубке.
— Добрый день, Роуч, — по голосу Ларкина чувствовалось, что день ему кажется каким угодно, только не добрым. — Вы, однако, не слишком торопились.
Оливер вздохнул.
— Я избавился от стариков, как только смог, господин атторней. И еще: я переговорил с Айзеком Гейлордом. Он, кажется, заинтересован в экспедиции по пустырям. Правда, мне пока непонятно, почему именно. Он должен прийти сегодня вечером.
Ларкин от удивления подскочил на стуле.
— Прийти сюда, Роуч?! Да вы с ума сошли! На каком, собственно, основании вы вздумали приглашать сюда, на исследовательский корабль, этого грязного мужика? Вы слишком много на себя берете, Роуч! Вы должны были провести переговоры в его… его лачуге, а не здесь!
У Оливера сдавали нервы. Он с трудом удерживал себя в руках.
— Мистер Ларкин, постарайтесь понять, что люди в деревне мучаются похмельем — в десять раз более жестоким, чем нам с вами когда-нибудь приходилось испытывать. Если вы думаете, что там сейчас кто-то может сидеть и дружески беседовать с инопланетником, так почему бы вам не пойти и не попробовать самому!
Наступила тишина. Ларкин сжал губы в нитку и принялся разглядывать промокашку на своем столе. По его лицу было заметно, что он любуется собственным самообладанием. Когда он заговорил, его голос звучал ровно и бесстрастно.
— Ваше поведение, Роуч, граничит с неповиновением. Я достаточно долго терпел вашу неучтивость и пререкания. Если вы намерены и дальше испытывать мое терпение, результаты для вас будут самыми плачевными, — он поднял от стола злые глаза. — Выйдите, Роуч, прошу вас.
Оливер с бесстрастным лицом вышел из рубки. Учитывая благоговение Ларкина перед уставными требованиями, спорить было по крайней мере безрассудно. Ларкин был руководителем экспедиции и был вполне готов — более того! — он жаждал воспользоваться преимуществами своего положения. Так что Оливер подавил обиду, заперся в своей каюте и сел перед терминалом для ввода информации. Он вынул портативный стенограф и начал наговаривать то, что успел узнать о Копре и ее жителях, и чего еще не было в банке данных. Слева от него стоял компьютер, набитый статистическими данными и сводками по сотням астероидов, на которых он побывал раньше. Банк видеоданных содержал в файлах несколько тысяч фотографий.
Это и была работа Оливера, работа Наблюдателя и Регистратора.
И еще — это была его страсть. И лучшим способом снять напряжение было погрузиться в записи, процедить информацию и ввести ее в банк данных. Он потерял чувство времени. Он забыл о сложностях окружающей жизни. Перед ним, на расстоянии вытянутой руки, находились целые миры, полные событий, фактов — всего того, что он любил.
Его больше не волновало, что там сказал Ларкин, что наворотили Гейлорд и его копранцы, да и Джульетта больше не вторгалась в его мысли.
Он успел пообедать — и даже поужинать, — прежде чем Гейлорд дал о себе знать. Что-то стукнуло в иллюминатор. Оливер с трудом оторвался от сложных демографических выкладок. Опять слабый стук — в окно снаружи бросили камешек.
А потом пригоршню гравия.
Гейлорд, похоже, не любил ждать.
Оливер спустился к шлюзу и принялся всматриваться через иллюминатор в темноту. Гейлорд поднялся по трапу, жестами требуя, чтобы Оливер открыл люк и впустил его.
Нужно было выбирать — впустить его в корабль или шлепать по копранской грязи к его дому. Оливер решил, что сейчас это ему не по силам. Он повернул рычаг и наружный люк распахнулся. Гейлорд зашел в шлюз, и Оливер закрыл за ним наружную дверь, прежде чем открыть внутреннюю. Он не хотел, чтобы в корабль просочился воздух Копры.
Гейлорд направился за Оливером к его каюте.
— Я не хочу тебе надоедать, ноги моей здесь бы не было, если бы я не отчаялся, — он вошел вслед за Оливером в каюту, небрежно захлопнул за собой дверь, сел и принялся раскачиваться на стуле. Под его тяжестью несчастный стул скрипел и стонал.
— Ты не наш, тебе не понять, — продолжал он. — Когда теряешь свой скарб, это как будто ты больше никогда не сможешь посмотреть в глаза своим друзьям. Тут уж не до гордости.
— Вы так и не узнали, кто украл вашу коллекцию?
— Нет. Весь вечер рыскал по деревне. Ты уж поверь, я здесь знаю каждую дырку. Нигде его нет. Я так думаю, это дело рук бродяг, какой-нибудь шайки с пустырей.
Он встал со стула и принялся бродить от стены к стене — разговор об утерянном скарбе действовал ему на нервы. Комья засохшей грязи сыпались с его одежды и хрустели под ногами, а воздух напитался вонью немытого тела. Оливер потихоньку включил вытяжной вентилятор.
— Но ведь бродягам понадобился бы транспорт, чтобы вывезти такую груду вещей?
— Так и что? Нашим деревенским — тоже. Грузовик есть у меня одного, на нем Джульетта добычу возит. Любому в деревне пришлось бы попотеть, перетаскивая такой здоровенный скарб. Так вот я и думаю — это была какая-нибудь шайка. Какие-то бродяги отыскали в пузыре, например, вездеход…
— А, понимаю. Звучит логично. Но какое отношение это имеет к…
Гейлорд вздохнул.
— Только подумать, до чего дожил, а? Прошу о помощи инопланетянца… — пробурчал он, опять сел и закусил нижнюю губу. — Ох, не по душе мне все это! — Он вдруг запустил руку в карман драного пиджака и вытащил пластиковую фляжку. — И не буду просить, пока ближе не сойдемся. Выпьем.
— О, нет, спасибо, — сказал Оливер, вспомнив неразбавленный копранский самогон, который он продегустировал этой ночью. — На мой вкус, крепковато. Может, выпьем моего? — он нашел бутылку виски и поставил на стол две рюмки.
— Справедливо, — сказал Гейлорд. — Премного благодарен. Никогда не пробовал инопланетского первача, — он взял рюмку, которую Оливер наполнил до половины. Мясистый нос дернулся, обнюхивая янтарный напиток. Затем Гейлорд пожал плечами, выпил одним глотком, вытер губы, сморщился и замотал головой. Пораженный Оливер смотрел, как Гейлорд наполнил рюмку из своей фляжки и огромным глотком выдул мутный коричневый самогон.
— Слышь, не в обиду, — сказал Гейлорд, — но твой мне не вставит, — он поставил рюмку на место и удовлетворенно потер руки. — Ну, к делу. Значит, ты собираешься собрать всех бродяг, каких только найдешь, так? Так. Так вот, дам я тебе проводника, но услуга за услугу. Я тебе прямо скажу — я хочу поехать с тобой и попробовать найти парней, которые сперли мой скарб. Уловил?
— Нет проблем, — кивнул Оливер, — Только сможете ли вы быть проводником?
— За деревней я ничего не знаю. Всегда хватало дел дома. Единственный человек, который знает округу — это Джульетта. Чуть ли не каждый день там ковыряется. Сложность в другом…
— Ну, так в чем же сложность? — перебил Оливер, — И чем была так расстроена ваша дочь сегодня утром?
Гейлорд машинально поковырял в носу и обтер пальцы о полу пиджака.
— Хорошо, — сказал он. — Значит, нам придется прояснить кой-чего, чтобы не было неясности. Ты знаешь, какого мы мнения об инопланетянцах. Тебя мы в расчет не берем, так? — но мы терпеть не можем их закатываний глазок и жеманных бабских манер. Нам не нравится, что они льют помои нам на голову, а потом, понимаешь, трындят, что мы не такие чистюли, как они. Теперь, что касается моей девочки, Джульетты. Она вчера расстроилась из-за моего скарба, и вообще, ей обрыдла наша деревенская толпа. И тут появляешься ты. Она, бедняжка, так напилась, что решила: неважно, мол, что ты чужак. И придумала себе, что влюбилась. Само собой, ничего из этого не могло выйти. Сгорает со стыда сейчас, понятное дело. Ну, так ей и надо.
— Но ведь вы понимаете, что я здесь не при чем, — настороженно сказал Оливер.
— Не об этом разговор. Разговор о том, что ты ее зацепил. Что она на тебя залипла. И ты на нее глаз положил, как только увидел, а? — думаешь, я не заметил? И мне это не нравится, понял? Потому что ты — инопланетчик, а она — копранка.
Гейлорд плеснул себе еще мутняка. Он уже успел разгорячиться.
— Это глупо, — сказал Оливер. — Во-первых, ваша дочь неопрятна. Я никогда бы не смог…
Гейлорд радостно захрюкал и принялся размахивать толстым грязным пальцем у Оливера перед носом.
— Не дурачь себя, парень. Вот побудешь еще у нас, и поймешь, что в "немножко грязи" ничего плохого нет. На самом деле, черт возьми, — он наклонился ближе, — черт меня раздери, если я не читаю это в твоих глазах!
Оливер отвернул лицо от придвигавшегося все ближе Гейлорда. От отставного старосты разило всеми ароматами Копры, и над этим букетом царило зловоние только что выпитого первача.
— Ерунда, — сказал он. — Я был воспитан в такой же чистоте, как любой в Поясе Астероидов.
Гейлорд взмахнул ручищами.
— Это еще ни-че-го не значит, да, ни-чер-та! Не спрашивай, откуда я знаю, но уж знаю-то наверняка. Так что мне ох как понятно, что тебе нужно на самом деле, там, в глубине души, — он сделал попытку показать, где именно. — На самом деле ты хочешь залезть во всю эту грязь, во все эти помои, да еще и руки туда запустить… Ладно, чего ты ерепенишься? Что вижу, то и говорю. В том, как ты ходишь, как говоришь… Самый страх в том, что ты боишься дать себе волю. Боишься признаться в своих желаниях, что тебе хочется вываляться в грязи, насладиться жизнью, в полный рост.
Затуманенный выпивкой рассудок Оливера был уже не в состоянии связно мыслить.
— Это все ерунда, — вклинился он в непрерывный монолог Гейлорда. — Могу признаться только в одном — помню, я подумал, что не будь ваша дочь такая замарашка, если бы она мылась и прилично одевалась, она бы была чертовски привлекательна. Нет, в самом деле.
Гейлорд гоготнул.
— "Чертовски привлекательна!" Херня какая. Мне это нравится. Я хочу тебе кой-чего сказать, парень. Был бы ты из наших, — да хотя бы просто бросил свои поганые чужаковские привычки! — был бы грязный! — мне было бы наплевать, что ты трешься вокруг моей Джульетты. Я был бы даже доволен, разрази меня гром!
Он склонил голову набок, прищурился и оценивающе осмотрел Оливера. Потом рванулся вперед и, прежде, чем Оливер успел отпрянуть, обтер свои грязные ладони о розовые щеки Регистратора, оставив на них черные следы.