-- Как это? -- спросила вдовушка, делая неуловимое движение шелковой юбкой и в то же время отодвигая портьеру, чтобы пропустить гостей в будуар.
-- О, ваш рыцарь человек коварный... Представьте себе, что его лучший друг только после пятилетних просьб добился чести быть вам представленным.
-- Валентин, -- засуетился Ежиков, -- ты преувеличиваешь, и все.
-- Нисколько, -- возразил Модерни, -- а между тем...
Он остановился, как бы восхищенный, и сделал паузу.
-- Этот будуар... Бездна вкуса... Какая прелестная скульптура... Какие поэтические тона... Этот угол -- точно кусочек морских глубин. Очаровательно. Эдакий злодей Венедикт Иванович! Мне как будто снился этот будуар... Эдакий злодей!..
-- Садитесь, пожалуйста, -- польщенная похвалами, жеманно сказала Настенька и опустилась на кушетку, причем раздался шелест шелкового платья, а кончики маленьких ног выглянули наружу.
Молодые люди расположились напротив вдовушки на стульях. Модерни продолжал ораторствовать с какой-то воздушной непринужденностью. Ежиков восторженно мигал глазами, а Настенька Спирина, прислушиваясь к гармонической речи человека, соскочившего прямо со сцены Михайловского театра, следила за его лицом, на котором как бы скользила дымка мимолетных настроений.
-- Положительно, ваша обстановка приводит меня в восторг. Простите, я буду говорить то, что думаю. Вы не рискуете ничем: здесь, в вашем обществе, могут приходить в голову только самые изысканные мысли.
И Модерни, все больше и больше вдохновляясь, заговорил на тему причудливо-неопределенную. Тут были и пестрые краски, и туманные сравнения, и неожиданные переходы от сверкающей канители фраз к осторожно-пытливому проникновению в душу молоденькой вдовушки.
-- Ах, какую феерически прекрасную жизнь можно создать себе при желании и, конечно, при известных средствах... Утомительно сладкая цена восхищений, экстазов... Произведения искусства, музыка, театр, какая великолепная область для тончайших ощущений! Вы, конечно, поклонница французской комедии? -- бросил он наугад. -- Я понимаю вас: новейшая русская драма слишком реальна и не вызывает эстетических эмоций. Вы счастливица, Настасья Михайловна, вас миновали будничные заботы, и вы можете без конца погружаться в море неизведанной красоты... Даже больше: я уверен, что вы уже создали себе какой-нибудь тайный культ... О, я не стремлюсь поднять завесу...
Он поднялся со стула и начал обходить будуар, поминутно останавливаясь и с видом знатока похваливая посредственные картины. Перед одной из них он отступил на несколько шагов и компетентно замер, вставив монокль в глаз.
Вдовушка, утомленная потоком изящной речи, как бы очнувшись от сладкого полусна, наклонилась к Ежикову и тихонько сказала:
-- Ах, какой ваш друг... шикарный! Вы свой человек, сходите в столовую, распорядитесь насчет чая, ну, и еще чего- нибудь...
-- Как сказать, вообще... -- радостно произнес Ежиков.
-- Хорошо, хорошо, -- перебила Настенька, -- хотя вы не стоите дружбы: вас бы следовало наказать хорошенько.
-- За что? -- испугался Ежиков. -- Вы знаете, я всегда готов и вообще...
-- А кто меня окружает китайской стеной? Ну идите, иди-те... -- И она кокетливо толкнула его в плечо.
-- Чудесно!.. И какой рисунок, колорит! -- говорил Модерни, поворачиваясь от картины.
-- Ах, что вы, это такие пустяки! -- сказала Настенька.
-- Ты куда? -- бросил Модерни уходящему приятелю.
Тот только скользнул по нему восхищенным взором.
А Модерни, отойдя от картины, как бы случайно опустился на кушетку рядом с Настенькой и вынул монокль из глаза.
-- Как он вас любит! -- грустным, задумчивым тоном произнес он.
-- Как это? -- переспросила Настенька.
-- Я говорю: бедный Ежиков влюблен в вас, как сорок тысяч братьев.
-- Ах, что это вы? Я совсем не замечаю. -- И она скромно потупила глазки.
-- Неужели это черный бриллиант? -- быстро спросил Модерни, наклоняясь к ее руке.
Она поднесла ему руку. Из бриллиантовых граней сверкнул черно-зеленый изменчивый огонь. Тот же огонь, но еще более изменчивый и тайный, сверкнул в пристальном взоре Модерни, взявшего приподнятую маленькую и влажную ручку.
-- Этот бриллиант, сверкая на ваших пальцах, обладает чудодейственной силой сводить с ума, -- придав мрачный оттенок голосу, сказал Модерни и вдруг жадно поцеловал Настенькины пальцы.
Она лениво высвободила руку и медленно произнесла:
-- Что это Венедикт Иванович так долго?
-- Бывают сроки еще более долгие, -- без тени смущения сказал Модерни.
-- Например? -- недоумевала Настенька.
-- Например, шесть лет самого платонического обожания. Например, такой любви, какою вас любит Ежиков.
-- Ну, и еще что?
-- А еще вот что: Ежиков просит вашей руки.
-- Мне это ни к чему... ха-ха-ха! -- расхохоталась Настенька.
-- Нет, серьезно. Я приехал за него сватом, пойдете за него замуж?
-- Я не понимаю, как это? Если вы серьезно, то я, право, не знаю... Он очень милый, преданный, но...
-- Без всяких "но"! Этот человек обожает вас. Для него поцеловать эту руку, -- Модерни взял руку Настеньки и поцеловал, -- для него одно это наслаждение может оказаться невыносимым, смертельным...
-- Да неужели? -- смеясь каким-то дробным, глуховатым смехом, спрашивала вдовушка. -- Какой вы... странный!
Тайный, изменчивый огонь, похожий на блеск бриллиантовых граней, снова пробежал в глазах Модерни, и он повторил:
-- Да, да, вам нужен именно такой муж, бессловесный, обожающий...
-- Да почему же, скажите на милость?.. Ежиков хороший, но он ужасно скучный...
-- Зато вы будете дворянкой, женой архитектора, -- как бы поддразнивал он.
-- Ха-ха-ха! -- смеялась Настенька. -- Вы совсем сваха, настоящая Акулина Саввишна.
-- Решайте скорее, -- наклоняясь к ней и обжигая ее взором, сказал Модерни, -- иначе...
-- Что иначе? Вы меня пугаете!
-- Иначе я не выдержу роли свата и влюблюсь в вас. И буду сам просить вашей руки... вот этой самой маленькой ручки, которая сейчас вырывается от меня, не дается... не дается...
-- Ах! -- томно произнесла Настенька, вырывая у него руку и нечаянно, в борьбе, склоняясь к нему на плечо.
-- Я люблю вас, -- сказал Модерни, -- но вы должны выйти замуж за Ежикова. Я очень несчастлив, -- закрывая глаза, грустно промолвил он, -- никто не знает, как я несчастлив. О, если бы я мог быть на месте Ежикова!
-- Оставьте Ежикова, -- с оттенком скуки, продолжая лежать у него на плече, сказала вдовушка. -- Отчего нет? -- уже шепотом докончила она.
Он не слышал вопроса и продолжал:
-- Я не знаю, что я говорю вам! Как странно... Мы едва знакомы, но я помню вас, вы мне снились. Очаровательное видение! Этот черный бриллиант -- волшебный камень! Слышите -- не выходите за Ежикова... Вы будете у меня завтра вечером, в восемь?.. Да?
-- Ах, вы меня совсем запутали, -- сказала вдовушка, проводя рукою по глазам, -- уйдите, вы сами какой-то... волшебный.
III
В эту минуту на пороге показался Ежиков. Модерни быстро встал, грациозно выпрямился и, беря приятеля под руку, обратился к Настеньке:
-- Ни слова больше. Иначе наш заговор не удастся. Подумайте о моем предложении. Подумаете?
И он многозначительно посмотрел Ежикову в глаза.
-- Хорошо, я подумаю, -- растерянно проговорила вдовушка.
В столовой, после закуски, чая, отрывочных разговоров о пустяках и многочисленных рюмок ликеру, Модерни, сжигая Настеньку пристальным взором, потихоньку, под столом, наступал ей на ногу и в то же время трепал Ежикова по плечу:
-- Ах ты, ежиная порода... Собачья старость! Ну, не сердись, не сердись... Настасья Михайловна наш общий друг. Ведь правда?
-- Я не знаю, как это? -- смущенно говорила Настенька.
-- Ты, Валентин, как сказать, шутник и все.
-- Молодец, Венедикт Иванович! Молодец! -- твердил Модерни. -- Эдакий сердцеед!.. Посмотрите, Настасья Михайловна, какой у него профиль! А усы, усы!.. Нет, вы его еще мало знаете. Под маской робости могут скрываться демонические страсти... Однако пора -- мы засиделись.
Несмотря на выпитый ликер, Модерни гибким, стальным движением поднялся с места, подошел к хозяйке и, прощаясь одним наклоном головы, произнес:
-- Madame! Я надеюсь, что вы разрешите мне хотя бы изредка навещать вас вместе с моим другом?
Ежиков бегал по всей квартире, разыскивая свою меховую стариковскую шапку, а Модерни, впиваясь поцелуем в руку Настеньки, говорил:
-- Завтра в восемь? Да? Я безумно люблю вас.
Это "безумно" было произнесено таким жгучим тоном, так "по-вяльцевски", что вдовушка не выдержала, вся закраснелась и, приблизив к нему свое лицо, сказала быстро, глухим голосом: -- Хорошо, я приду, сумасшедший...
И, повернувшись, скользнула в гостиную.
-- Венедикт Иваныч, Венедикт Иваныч, -- звала она, -- нашли вы свою шапку?
-- Нашел, здесь вместе с шубой... как сказать... вечно куда-нибудь запропастится, и все.
Модерни быстро прошел в переднюю.
-- Я жду вас, господа, до свиданья! -- звонким, веселым голосом крикнула Настенька, не выходя из полумрака гостиной.
Через две минуты, сидя на извозчике, Модерни уже не обнимал приятеля за талию, а говорил ему усталым, суховатым тоном:
-- Какой ты, однако, наивный, Ежище! Нельзя же сразу добиться того, что тебе самому было трудно сделать за пять лет.
Вот подожди, можно будет исподволь. Но, по правде сказать, я не понимаю твоего выбора и даже искренно советовал бы тебе выбросить всю эту ерунду из головы... Настенька тебе совсем не пара. Ну, поезжай куда-нибудь за границу, что ли... Освежись!
------------------------------------------------------------------------
Первое публикация: журнал "Весь мир", 1910, No29.