Алевтина плескалась на отмели. Она, подпрыгивая, брызгалась, и брызги горели на солнце искрами. Потом заходила поглубже. Взвизгивая, падала в воду бревном, и волны долго и неспокойно плюхались о противоположный обрывистый берег, смывая с темных, как головешки, корней березы, поникшей над омутом, жухлые листья.
— Девки, — позвал с обрыва мужской прокуренный голос, и Нюрка увидела, что у березы стоит, посмеиваясь, Коля Задумкин. Она стыдливо присела, обхватившись руками, и закричала испуганно и сердито:
— Ты чего приперся? Не видал, как купаются?
Коля воткнул в березу топор:
— Жерди пошел вырубать, да решил к вам заглянуть.
Он был доволен переполохом, который вызвало его появление, и, словно дразня Нюрку, сел на зеленеющий дерн, свесил ноги с обрыва.
— Коленька, ты что-то хочешь сказать? — игриво спросила его Алевтина. Она, повернувшись к берегу, где стоял Николай, убирала с лица намокшие волосы. Всякий раз, когда Алевтина поднимала руки, над водою вздымались не только плечи, но и четко обозначившаяся на груди ложбинка. Нюрка задыхалась от ужаса: «Да ведь видно все». Она хотела сердито крикнуть: «Ты чего перед ним выголяешься?» — но язык у нее задеревенел.
Коля смущенно поигрывал на берегу топорищем, отводя глаза в сторону.
— Вот что, девки, — сказал он, вставая. — Вы подкормку скорей везите. Мария Попова ругается.
— А чего ей не терпится? — Алевтина перевернулась на спину и поплыла. Коля, отступая от берега, оправдывался:
— Да коров-то пришлось во двор загнать. Сегодня овод большой.
Алевтина, колошматя руками воду, смеялась:
— Ну какой ты мужик? Даже оводу испугался…
Брызги радугой стояли над ней.
Нюрка прислушалась, как Коля, путаясь сапогами в траве, выходил на тропу, дождалась, когда затихнут его шаги, и, воровато оглядываясь и пригибаясь, побежала к кустам, где лежала одежда.
Алевтина громко захохотала. Нюрка, вздрагивая на ветру, укорила ее:
— Бессовестная. Перед чужим мужиком выголяешься.
Алевтина резко оборвала свой смех:
— А мне, миленькая, терять уже нечего… Я замужняя. Вот ты стыдись.
Она вылезла из воды, молчаливо оделась и направилась в поле, где стояла невыпряженной серая лошадь.
Над валками овса густел житный запах.
Алевтина взяла из телеги вилы и, выйдя на край покоса, пошла вдоль рядка. Кошенина застревала в стерне, не держалась на вилах, и Алевтина, сердясь на свою неловкость, всем телом давила на черенок. Металлические рога глубоко уходили в землю, к ним прилипала глина.
— Да будет злиться-то, — сказала Нюрка. — Что, не правду разве сказала?
Алевтина, собрав вилами ношу потяжелее себя, уперлась о землю чернем и подлезла под груз спиной.
— С ума сошла! — испуганно закричала Нюрка, и злость на подругу исчезла. — Надорвешься ведь…
Она подбежала к Алевтине и, пристроившись поудобнее, помогла забросить овес на телегу.
— Очумелая, — сказала она и стряхнула с головы запутавшиеся в волосах травинки.
— Ты сама очумелая, — ответила Алевтина. — Ну, сколько еще годов он будет за нос тебя водить… Пришел, ножки с бережка свесил. И любо ему, что зарделась вся, как осинка дрожишь. Вот, мол, до чего голову ей задурил: просижу на берегу целый день — при мне из воды не вылезет.
— Нет, буду, как ты, голая перед ним подпрыгивать.
— Тьфу ты! — обиделась Алевтина. — Есть еще дуры на белом свете, да не все вместе собраны… Ну, чего ты млеешь так перед ним? Боишься, что разонравишься? Да ведь любил бы, так давно уж посватался… Сколь годов тянет…
Нюрка до крови закусила губу, ничего не сказала в ответ. Обидно слушать такие слова, но и возражать глупо.
Он вот стучит сейчас за рекой топором. Как кукушка кукует. Хоть бросай вилы в сторону да, разинув рот, начинай гадать, чего выстучит: возьмет замуж — не возьмет, возьмет замуж — не возьмет…
Уж не только в своей деревне, а и вторунские девки, и патракеевские — все, наверно, задумались, отчего тянет Коля волынку.
Воз накидали молча. Нюрка забралась наверх и, натянув вожжи, стала править к дороге. Нагруженная овсом телега ощущала колесами каждую неровность загона, каждую вмятину и оттого расшатанно ходила из стороны в сторону, как деревянная веялка.
Алевтина выскочила на тропку и побежала к лаве.
— Я на ферме тебя подожду, — желтый заграничный платок с изображением пальм затрепыхался на ней как живой.
Тропка закаменевшей лентой спускалась по бритой луговине к реке и, выскочив на другом берегу на угор, исчезала в чащобе ельника, где вырубал жерди Коля Задумкин.
Нюрка посмотрела вслед Алевтине, и у нее от кольнувшего подозрения вспотели ладони. Она нетерпеливо заподхлестывала лошадь вожжами. Телегу затрясло, как на кочках.
Алевтинин платок мелькнул несколько раз за кустами, около лавы, потом Нюрка увидела, как Алевтина легко вскарабкалась в гору и сразу же ее заслонил частый ельник.
Нюрка раскрутила над головой спаренный конец вожжей, опустила его на пыльный круп лошади. Но удар получился слабым, натянутые постромки приняли его на себя. И все же лошадь прибавила шагу.
Дорога сбежала к реке, проговорила под колесами настилом моста и наезженной колеей свернула на обрывистый берег, где долго виляла среди кустарника, забирая от Комьи вправо, к пологой вершине ратника.
Тонкостволые березки наклонялись к возу, поджимая его с обеих сторон. По их расшептавшимся на ветру макушкам стлался отчетливый стук топора. Коля вырубал жерди где-то сразу за ратником.
Нюрка, успокаиваясь, остановила лошадь и, соскользнув с воза, взяла ее под уздцы. Начинался спуск к ратнику. Спуск сам по себе не страшный, отлогий, но там, внизу, речьевина расползлась по дороге, и, если лошадь, испугавшись воды, свернет всего на полметра в сторону, колесо обязательно соскочит с вымощенного камнем проезда в ил и по трубицу утонет в болотине. Одной тогда ничего не сделать. Приходилось намеренно притормаживать во время спуска, и потому телега давила на лошадь, передком била ее по ногам. Кобыла хрипела, косилась на Нюрку испуганными глазами, но сдерживала напирающий воз, боялась своей тяжелой поклажи.
Перед лужей, когда уклон кончился, Нюрка остановила лошадь, благодарно погладила ее по шелковистой губе и прикинула по четко обозначившейся при выходе из воды колее, где безопасней проезд.
— Ну, милая! — Нюрка взялась за ременный повод, но, так и не сделав ни одного шага вперед, замерла на месте. Ей показалось, что там, в чащобе ельника, хохотнула Алька. По крайней мере, топор у Коли молчал.
Нюрка долго вслушивалась в тишину. Ей опять послышалось, что Алевтина возбужденно смеется и чего-то нетерпеливо говорит в ответ Коля.
Нюрка рванула на себя лошадь и, сама не сознавая, зачем она это делает, круто повернула от колеи в сторону. Переднее колесо жирно чавкнуло. Лошадь дернулась и, как привязанная за хвост, заперебирала ногами на месте. Натруженно заскрипели гужи. Лошадь метнулась влево и, угрожающе потрескивая оглоблями, вывернула колесо из ила, ткнулась резким рывком вперед, но тогда съехало в болотину заднее колесо, и телега застряла намертво, завалившись на правый бок. Кобыла испуганно шарахнулась к берегу, передок соскочил со шкворня, и телега зеленым островом осталась посреди мутной лужи.
Нюрка привязала взопревшую лошадь к березе и побежала в гору. Наверху она прислушалась к молчаливому лесу, ничего не услышала и, не зная, куда бежать, чуть не разревелась. Запыхавшаяся, она покрутилась на месте и, боясь, что ее могут увидеть такой обезумевшей, нырнула в чащобу ельника. Продираясь сквозь колючие лапы, она торопилась к тропке, соединяющей ферму с деревней. Уж если Алевтины нет и на ферме…
Нюрка выскочила на солнечную поляну и испуганно подалась назад.
Коля сидел на пне, а напротив, прижавшись к березе, стояла Алька. Она прислонялась к дереву не спиной, руками, заложенными назад, и отталкивалась от него, а береза будто магнитом тянула ее к себе.
«Ишь разыгралась», — зло подумала Нюрка. Она не знала, то ли выбежать из ельника, то ли, зарывшись лицом в мягкий мох, нареветься досыта, нажаловаться земле на свою нескладную жизнь. И, не успев ничего решить, услышала ласковый укор Алевтины:
— Ох ты теленочек…
Коля растерянно улыбался.
— Бабы ведь не кусаются, — настаивала Алевтина. — Бабы послаще девок.
Она неестественно засмеялась.
Коля поднялся с пня и, видя, как Алька, оттолкнувшись от дерева, настороженно сделала к нему шаг, громко матюгнулся. Алька удивленно остановилась:
— Это что ж так неласково? — спросила она, одергивая платье.
Коля, краснея, нагнулся за топором.
— A-а, иди ты к… Илюше. — И стал неуверенно ошкуривать жерди, чтобы они быстрее просохли.
Алевтина громко захохотала. И непонятно было, над собой ли она смеялась, над оробевшим ли Колей Задумкиным.
Пропахший лесом и зноем ветер обжал на ней платье, выпукло обозначив и грудь и ноги, будто хотел убедить Задумкина, что тот поступает глупо. Алевтина, не оборачиваясь, шла к тропинке. Ветер играл ее платьем, путался под ногами. Она, вытянув руки по бедрам, не давала ему шалить, уходила быстро, а за ней, выпрямляясь, долго качались в траве ромашки.
Нюрка хотела дождаться, когда Алевтина пересечет поляну, но, вспомнив о ратнике, продралась через чащобу к ложбине, где была привязана лошадь, и закричала призывно, побежала по лесу, откуда едва успела вернуться, ломая сучья, треща валежником:
— Помогите-е-е!
Она выскочила на солнечную поляну намеренно левее того места, где работал Коля, и, намеренно не оглядываясь, побежала к ферме.
— По-мо-о-гите-е!
Алевтинин платок еще не скрылся в кустах и маячил вдали как подсолнух.
Нюрка слышала, что Коля бросил работу, что он догоняет ее.
— По-мо-о-гите-е!
Алевтина обернулась на крик и, увидев, что Нюрка зазывающе машет руками, спотыкаясь, побежала назад.
А за спиной у Нюрки уже тяжело дышал Коля:
— Чего разоралась?
Он стоял перед ней, покорный, и, ловя ртом горячий воздух, дожидался ответа.