— Вы смотрите, а я и не догадывалась! — в какой уже раз удивлялась Светка. — Вы непременно станете большим человеком. Если изобретете свой телефон.
Митька понял, она насмешничала над Аликом.
Ну, Алик-то, конечно, принял ее похвалу за чистую монету, и это прибавило ему смелости.
— Света, — сказал он, — давайте немного отстанем от девочек.
А уж некогда отставать, подошли к дому Павлы Ивановны. Лучше бы предлагал на скамеечку сесть, а он, растяпа, — «отста-а-нем…».
Светкины подруги сразу же, расхохотавшись, юркнули в дверь. Светка рванула следом за ними. Даже за руку не простилась со своим ухажером. Только и сказала:
— Чур! Один аппаратик своего телефона для меня изготовьте. Я с вами буду по ночам разговаривать, чтобы шпионы нас не подслушали. Привет!
Вот как, миленький, товарищей-то бросать! Сам же вчера учил, что надо всем коллективом действовать. Их-то трое, и нам надо троим…
Митька торжествовал, хотел даже выскочить из огорода, поиздеваться над Аликом: ну, что, мол, получил по заслугам?
Да ведь подглядывать за товарищем — все равно что ябедничать. Узнают ребята — нехорошо-о. Поэтому Митька плотнее прижался к земле, чтобы Алик не заметил его, когда пойдет мимо.
И опять Митьку необоримо держало около себя окно — целых полдня просидел возле него. Спроси зачем, так, наверное, не сумел бы ответить. Ну, сидел и сидел, поглядывал на дорогу, убегающую в поле к Заречной Медведице. Надо же человеку куда-то смотреть… Не сучки же на потолочинах выискивать…
Он приметил шарьинок издали. Еще толком и не знал, они ли — из-за покатого бугра на фоне неба выросли лишь одни головы, — но, кроме шарьинок, по этой дороге такой гурьбой идти было некому. Раз, два, три, четыре… Со счету сбился. Конечно, они, шестеро.
Митька схватил висевший на гвоздике пиджак, натянул на плечи и выскочил на улицу, благо брат был укачан, спал в зыбке.
Пиджак на спине коробился, Митька чувствовал это, ощущал кожей пустоту, но сбрасывать его было поздно — девчонки вывернули из-за поворота, входили в деревню.
Митька, съежившись, пошел им навстречу, хмуро напустив на себя озабоченный вид — или не поймете, по делу иду.
Ботинки у него с утра были начищены, блестели сейчас носками, ловили, как в зеркало, солнышко.
Светка, конечно же, всплеснула руками:
— Ой, Митрий, вы, похоже, без нас в кино отправляетесь?
Ну, не бестия ли? Обязательно надо подковырнуть…
— Какое среди бела дня кино? — отозвался он, не смея поднять взгляд и норовя побыстрее разминуться со Светкой.
— Да ведь вы нас в прошлый раз в кино приглашали, — невинно напомнила Светка, не давая ему уйти. — А сами почему-то и не пришли. — Она недоуменно пожала плечами. — Я уж в клубе всю шею извертела, все выглядывала, нет ли вас. Так и не увидела… А очень хотелось с вами рядышком посидеть…
Вот такой попадешься на язык — так и жизнь немила станет. Не зря Павла Ивановна предупреждала: Митя, держись от нее подале. Действительно, такую лучше за три версты обойти.
— Некогда, — буркнул Митька.
— Ну да, я помню, — вздохнула Светка. — Вы очень занятый человек. Павла же Ивановна тогда говорила. — Она еще раз вздохнула. — А может, все же придете? Может, выкроите часок?
Ну, Митька, и понесло тебя на огонь… Сидел бы себе в избе, так выскочил…
— А вам разве Коли Попова и Витьки Зотова мало? — спросил он задиристо.
— Мамочки, и он уже знает! — ненаигранно удивилась Светка, но тут же сразу и подбоченилась. — Ой, Митенька, не ревнуйте меня к ним. Я вас очень прошу. Я не виновата совсем… Кроме вас, мне никто здесь не нравится. — Она и руки прижала к груди.
Митька понял, что снова попал впросак. С такой прилипалой рот лучше и не открывать: что ни скажешь, все невпопад.
— Да мне-то чего ревновать? — не удержался Митька. — Нужна ты мне очень!
Девчонки одобрительно захохотали:
— Правильно. Пусть не пристает.
А Светка притворно заохала:
— Ах, какой грубиян, какой грубиян, — и головой закачала.
Митька рванул спорым шагом от нее вдоль деревни, и сам не зная, куда торопится. С пригорка оглянулся.
И именно в этот самый момент оглянулась и Катя. Митьку всего прошило ознобом.
Митька выковырял из копилки горсть пятаков. Все! С него достаточно, больше он через окошко лазить не будет. В конце-то концов, не маленький. Ведь это же чистый позор, если киномеханик заметит, что Митька пробрался в клуб безбилетником, схватит его за шиворот, как котенка, да и поведет через весь зал к дверям. Вот, мол, вход-то, во-о-от.
Митька вообразил такую картину, и у него мурашки заскребли по спине.
Все, пора взрослым становиться. Чем он хуже Алика?
Что там про Алика ни говорите — и хвастун, и трепач, и бездельник, — а человеческое достоинство он бережет, безбилетником в окно не полезет.
Стоило Алика вспомнить, Алик тут как тут. Легок на помине.
— Митя, они к вашим подкатываются, — сообщил он, подладившись к Митькину шагу.
— Кто «они-то»?
— Да что, тебе Володька разве не говорил? — Он даже заморгал от неожиданности. — Ну, кто же еще? Коля Попов и Витька Зотов.
Вовка-то об этом ему говорил, а вот ты, Аличек, руками своими помахал перед Митькой и убежал. Ведь знал, зна-а-ал, что над товарищами опасность нависла, а промолчал. Своя рубашка ближе к телу… Так, что ли? Не дала бы Светка тебе от ворот поворот, так и сегодня, пожалуй, не вспомнил бы о своих единомышленниках.
— Ну и пусть подкатываются, — сделал обманный ход Митька. Надо же проверить, чего стоит дружок теперь. Может, только и ждет такого ответа? Может, давно готов объединиться с Колей Поповым и Витькой Зотовым?
Алик не попался на удочку:
— Да что они? Не могли к Тишихиным девкам пристроиться? Тишихины-то незанятые пока!
Тут Алик на сто процентов прав. Да ведь прав не прав, а что теперь сделаешь?
— Надо решительно действовать! — как в заклинании, поднял кулак Алик. — Или сегодня, или никогда!
Митька кивнул ему головой, и Алик, успокаиваясь, улыбнулся.
— Ты у меня учись, — он понизил голос, оглянулся, не идет ли кто сзади, и сообщил: — Моя-то вчера мне в любви объяснилась. Вот уж никак не думал, что за один вечер втюрится…
Ну и бахвал! Ври, ври, да не завирайся…
Митька хотел осадить хвастуна, но и себя под монастырь подводить нельзя: шпионить за товарищами нехорошо. И он, стараясь скрыть на лице разоблачающую ухмылку, отвернулся от Алика и деланно завистливым голосом сказал:
— Где уж нам уж, как уж вам уж…
Алику такая Митькина завистливость пришлась по душе:
— Ну, ты же знаешь, девчонки ко мне сами льнут…
Ого, Митьку же и в свидетели привлекает. Ничего, дорогой, не выйдет.
— А откуда мне знать? — отказался он от свидетельской роли.
— Здравствуйте! А разве я вам с Володькой Ворониным не рассказывал, что у меня в Улумбеке было шесть зазноб?
— Ты, кажись, говорил, что пять, — поправил Митька.
Алик начал загибать пальцы:
— Нелька — раз… Это с ней я с третьего-то класса ходил… Зинка Вахромеева — два, Нинка Забияченко — три, Роза Смирнова — четыре, Манька Щепина — пять, Лида Огурцова — шесть… — показал на загнутые пальцы. — Значит, я Нельку не засчитал тогда… Забывать уж стал… ну, так это когда и было — забудешь. — Он сожалеюще прицокнул языком и вздохнул. — Я, пожалуй, специальную тетрадь заведу, чтобы их записывать. А то разве всех в голове удержишь? Столько их! — Алик небрежно махнул рукой.
Митька ничего ему не сказал. И подумал, что одна хорошая заменит всех его шестерых. Еще и седьмую — Светку — в придачу. Да он, признаться, не очень-то и верил Аликовой похвальбе. Уж сколько раз бывало: наговорит с три короба, а на поверку оказывается — вранье. И все же верить Алику Митьке хотелось.
При выходе из клуба Алик снова напомнил ребятам:
— Ну, братва-а-а, действуй решительней!
Вовка подмигнул ему: «Вас понял», — и подтолкнул локтем Митьку. Вовка всегда готов за товарищество погибнуть.
— Да я сейчас… — загорячился он. — Я сейчас первым за ними ринусь…
Шарьинки уже спустились по лестнице на улицу и растворились в темноте.
Вовка, расталкивая людей, устремился за ними.
— Да подожди ты, — попытался остановить его Алик.
Но где там? Вовка гарцеровал на боевом коне! Девиз для него обозначен четко: «Сегодня или никогда!»
В темноте он не сразу сообразил, куда подевались девчонки, потому что на лужайке было полно народу. Кто-то выскочил просто охолонуть от духоты, переждать, пока в клубе не проветрят, и вернуться на танцы. Кто-то не мог опомниться после кино, и ему обязательно надо было выговориться, навязать свое мнение соседу.
Шарьинки, пританцовывая от льнувших к ногам комаров, шушукались под березами. Вовка опешил. Не будешь же наседать на них — провожу, мол, до дому, — когда они, похоже, домой-то идти еще и не ладились. Даже Алик, и тот растерялся.
Нет, все же тронулись. Разделились по трое и пошли… Хотя постой-постой… Одна партия в клуб повернула, а другая домой. Но, господи, как они разделились-то? Не на Тишихиных и Павлы Ивановны, а вразнобой… Катя-то в клуб убежала…
Митька остолбенел. С товарищами идти, так с какой стати? С товарищами ему ровным счетом нечего делать. И одному оставаться в клубе бессмысленно. Он, один-то, к Кате и не подойдет. Это ведь компанией хорошо на такое дело идти, а в одиночку — все равно что за электрический провод хвататься голыми руками…
Митька, выдерживая дистанцию — чтобы уж и не очень близко (зачем людям мешать?) и чтобы не так уж и далеко (все-таки интересно послушать, о чем говорить будут!), — поплелся за ребятами.
Алик — тот бойкий — сразу присоединился к шарьинкам с левой стороны. Шел, пинал ботинками аптечную ромашку — перед клубом ее наросло, хоть с косой выходи. Обрываемые головки только потрескивали.
А Вовка, видать, порастерял свой пыл — куда и храбрость девалась? — тащился за девчонками сзади, как пастух за стадом.