травы, чтобы придать аромат их первой с позапрошлого вечера трапезе. Когда Йим возвращалась на поляну, она нашла тело Гатта в зарослях, куда его притащил Хонус. Сарф был пронзен в сердце.
То ли от спешки, то ли от злости Хонус не успел закрыть Гатту глаза. Поэтому заклятый враг Йим смотрел на нее, как дух на Темном пути. Если не обращать внимания на его татуировки, лицо перед ней имело то же выражение, что и у убитого ею человека, – изумленное. Это заставило Йим задуматься, не было ли это сходство не просто совпадением, и у нее возникло искушение погрузиться в транс, чтобы выяснить это.
Йим поддалась искушению. Успешно погрузившись в транс накануне, Йим решила, что сможет повторить этот подвиг. Она села со скрещенными ногами на землю рядом с трупом Гатта, закрыла глаза и стала медитировать, чтобы очистить свой разум. Не опасаясь неизбежного нападения, она быстро справилась с задачей. Однако, в отличие от предыдущих, ничего не произошло. Йим осталась в мире живых. Через некоторое время она сдалась и вернулась на поляну. Там Хонус развел костер.
Йим смешала в небольшом медном котелке зерно и воду, добавила собранные ею травы и поставила котелок на огонь. Помешивая кашу, она все время думала о мертвом Сарфе в зарослях.
– Хонус, – сказала она наконец. – Если мы захотим совершить над Гаттом почетные обряды, что нужно сделать?
– Его тело сожгут на закате. Сначала его нужно будет очистить. Его руны остаются священной тайной, поэтому сделать это может только Носитель. После того как огонь будет разожжен, я сломаю его меч и положу его к нему. А потом ты попросила бы Карм судить его милосердно.
– Тогда так мы и поступим, ибо я не верю, что он был по-настоящему злым.
– Я не вправе судить о таких вещах, Кармаматус.
– И все же ты не согласен.
– Этот вопрос слишком близок моему сердцу, и мне не хватает твоей доброты. Я всего лишь твой Сарф.
– Ты нечто большее, – ответила Йим низким и застенчивым голосом.
– Ты мой возлюбленный, Хонус.
– Я давно мечтал услышать эти слова.
– Как я могу не любить тебя? Ты спас мне жизнь.
Хонус протянул руку и сжал ее ладонь. Казалось, он собирался что-то сказать, но вместо этого улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
* * *
Глядя на Йим, Хонус понял, что она искренне говорила о своей любви. Он был счастлив, но в то же время озадачен. Он уже спасал Йим, и она не смогла влюбиться. Почему же вчера все было иначе? У Хонуса не было четкого представления. Он не хотел ломать голову над этим вопросом, тем более что загадка меркла по сравнению с гораздо более глубокой тайной.
У Хонуса был опыт борьбы с отравленными ранами, ведь враги часто использовали ядовитые клинки. Он видел, как от них умирало много людей. Лекарства от них не было, отсасывание раны ничего не давало. Более того, Хонус отчетливо помнил, как умирал. Это длилось достаточно долго. Медленно распространяющийся паралич и пронизывающий до костей озноб оставили яркое впечатление. Он вспомнил, как смотрел в небо, не в силах моргнуть, а потом вдруг оказался на Темном Пути. После бесчисленных трансов это место показалось ему очень знакомым.
То, что произошло потом, было менее отчетливым. Он вспомнил присутствие, которое, казалось, объединилось с ним. Может, это была Йим? Он не мог сказать точно, но Йим уже спасала его раньше и отрицала это. Потом он снова оказался в своем теле, озноб и паралич прошли, а Йим лежала рядом, холодная и бледная, как труп. Воспоминание о том моменте кольнуло его в сердце, и он взглянул на Йим, чтобы успокоить себя. Она сидела у огня и помешивала кашу. Йим была грязной и неухоженной, с большой прядью коротко остриженных волос, но ему показалось, что она прекрасна. Она напоминала ему мозаику в святилище храма: изображение Карм не было прекраснее. Более того, Йим внушала ему тот же трепет, что и мозаика. И, несмотря на слова Йим об обратном, он был уверен, что она избавила его от смерти.
Приготовления к последним обрядам Гатта затянулись до самого утра. Хонус отнес тело мертвого Сарфа к ручью и оставил Йим одну, пока она очищала его. Раздевая Гатта, Йим с грустью отметила, насколько он еще молод. Она смыла кровь с его груди, затем перевернула его, чтобы вымыть спину. Руны, вытатуированные на ней, образовывали короткую надпись, они не доходили даже до лопаток сарфа. Похоже, они предрекали ему короткую жизнь, подумала Йим. Язык был тот же архаичный, что и на спине Хонуса, и Йим нашла его текст столь же неинтересным. Тем не менее, она изучила написанное, ища хоть какую-то зацепку для действий Гатта. Одно слово привлекло ее внимание, поскольку оно было уникальным, и она также видела его на спине Хонуса. Это было слово «Дайджен». Оно составляло половину последней надписи: «Bewarr Daijen».
Значит ли это «Остерегайся Дайжена»? Йим вспомнила, что среди татуировок Хонуса была строчка «Он посылает Дайджена». Она решила еще раз взглянуть на руны, чтобы проверить свою память.
Йим обратилась к мертвецу.
– Это Дайджен отравил твой разум? Если да, то как жаль, что у тебя не было Носителя, который мог бы тебя предупредить.
Потом она вспомнила, что Носитель не должен говорить о знамениях на спине сарфа, и поняла, что предупреждение предназначалось не Гатту. Когда Йим вглядывалась в слова, начертанные на трупе, ее посетила леденящая душу мысль: это предупреждение предназначено мне!
14
Йим осталась у ручья после того, как Хонус унес тело Гатта. Внезапность и интенсивность чувств дезориентировали ее, и ей нужно было побыть в тишине, чтобы успокоиться. Йим решила, что ей поможет купание в холодной воде. Перед этим она нарвала душистых трав, чтобы оттереть грязь с кожи, и, когда Хонус увидит ее в следующий раз, от нее будет исходить приятный аромат. Затем Йим сбросила одежду и постирала ее. Выжав ее и развесив на солнце для просушки, Йим принялась мыть себя. Взяв в руки горсть фиалок, лещины и дикой лаванды, она пошла вброд к месту, где вода была чистой и глубокой.
Раньше опасения, что Хонус может увидеть ее купание, всегда заставляли Йим мыться наспех. Теперь же она думала об этом совсем по-другому. Мысль о том, что он увидит ее обнаженной, была восхитительно волнующей, и она не спешила мыться. Протирая кожу влажными травами, Йим представляла, что их листья и цветки – это кончики пальцев Хонуса. Погладив себя по груди, она вспомнила ночь в Лувейне, когда Хонус прикоснулся к ней. Тогда она почувствовала лишь пассивность и страх. Казалось, этот момент был из другой жизни. Подражая тому, как Хонус нежно разминал ее соски, Йим почувствовала, как между бедер разливается теплое, приятное ощущение.
Когда ее дух соединился с духом Хонуса, Йим вновь пережила его воспоминания о страсти. Она жаждала испытать его экстаз воочию. Он хочет меня так же сильно, как и я его. Все, что ей нужно было сделать, – это выразить свою готовность, и Хонус займется с ней любовью. От одной только мысли об этом у нее все затрепетало.
Но как только Йим представила себе исполнение своего желания, возникла противоположная мысль: Я не могу! Я – Избранная. Она не сможет исполнить свой священный долг, если не будет девственницей. Середины не было: она могла исполнить либо свою любовь, либо свое предназначение. Разрываясь между ними, Йим поняла, что не может оставить Карм. Она почитала богиню с детства, а Хонуса любила меньше суток. Тем не менее, сила ее новых чувств делала выбор мучительным. Йим поспешно оделась в мокрую одежду, словно желая приглушить желание. Оно оставалось таким же сильным, как и прежде, но вместо возбуждения превратилось в мучение. Любовь превратилась в грызущий голод без перспективы удовлетворения.
Йим опустилась на камень, озябнув от влажной одежды. Физический дискомфорт отражал ее страдания: радость превратилась в печаль. Какое-то время она пыталась убедить себя, что Карм выбрала Хонуса в качестве отца своего ребенка. Вот почему она помогла мне спасти его. Если бы мне суждено было выносить ребенка Хонуса, мы бы уже давно зачали его. Мудрая женщина утверждала, что богиня откроет отца, поэтому молчание Карма было доказательством того, что Йим еще не встретила его. Возможно, она никогда и не встретит его, если будет заниматься любовью с Хонусом.
Поразмыслив над дилеммой, Йим поняла, что, поддавшись желанию, предаст не только Карм, но и Хонуса. Как Сарф, он посвятил свою жизнь богине. Йим вспомнила слова Кары: «Тебе достаточно забраться в постель Хонуса, чтобы помешать Карм». Йим не могла представить себе Хонуса, выступающего против богини. Заставить его сделать это по неведению было бы обманом и высшим эгоизмом.
Я должна открыть Хонусу, что значит быть Избранной, думала Йим. Другого пути нет. Она чувствовала, что правда разрушит их счастье, и эта мысль приводила ее в уныние. Она с иронией вспомнила, как считала любовь даром Карм. Вместо этого она стала проклятием Карм, ядом – сначала сладким, потом горьким, – который жжет без надежды на облегчение. Йим жалела, что не может любить Хонуса, но не могла смириться с мыслью о разлуке с ним. Она гадала, являются ли ее чувства испытанием, наказанием или средством для достижения какой-то цели, которую она не могла себе представить.
Йим еще некоторое время оставалась на камне, но мысли ее были загнанными в клетку зверьками, которые бегали по кругу. Она любила и Хонуса, и Карм, и получить одного из них могла, только отринув другого. В конце концов, устав от раздумий, Йим перешла ручей вброд, чтобы найти Хонуса и обнажить перед ним свое сердце.
* * *
В центре поляны лежала огромная куча веток и сухого хвороста. На ней лежал Гатт, с видом мирной смерти. Хонуса нигде не было. Йим ждала его, и уходящее время усугубляло ее несчастье. Хонус вернулся только в середине дня. Он нес трех фазанов и широко улыбался, пока не поймал страдальческий взгляд Йим. Его улыбка исчезла.
– Йим, в чем дело?
– Хонус, я должна тебе кое-что сказать. – Йим увидела озабоченность на лице Хонуса и почувствовала, что он никогда не выглядел так прекрасно. Слова на мгновение покинули ее, и она просто смотрела на него, охваченная тоской. Хонус терпеливо ждал, пока она придет в себя. – Хонус, ты знаешь, что я Избранная.