– Где?
– Я знаю один случай среди долбанцев, – сказал Дайджен. – Она прибыла в холд как образец благочестия и мира, подружилась со всеми и завоевала их доверие. А когда все они были околдованы, она впустила своих единомышленников. Дом был разграблен, а семья вырезана.
– Но это место – изолированный холдинг, – сказал Родрик.
Дайжен взглянул в глаза управляющего и направил его мысли в нужное ему русло, разжигая негодование Родрика и одновременно усиливая его страх.
– Нет, – сказал он, – твой клановый зал – куда более значительная награда, да еще и с чужаками, расположившимися вокруг него лагерем.
На лице стюарда отразилась тревога.
– Я предупреждал об этом Мать клана!
– Но она не послушала, я полагаю, – заметил Дайджен. Он тяжело вздохнул. – Молодые головотяпки часто бывают слепы к опасности.
Затем он добавил будничным тоном:
– Когда она кормила тех нищих на днях, с ней была Йим?
– Да, была. Мать клана не обращает на меня внимания, а Йим пробирается все глубже. Она уже спит в покоях матери клана.
– Запомни мои слова. Скоро Йим получит ее в свое распоряжение, – сказал Дайджен. – Мать вашего клана попала в ловушку, как и тот Сарф. Надежды на нее мало.
– Ты сказал мало, но не сказал ничего.
– Ты не можешь уберечь своего вождя от глупостей, ибо власть Йим слишком сильна, – сказал Дайджен. – И все же Йим обрела свою долю врагов. Если бы они смогли добраться до нее, самозванка предстала бы перед судом.
Он пожал плечами.
– Но Йим в безопасности в твоем зале.
– Эти враги, – сказал Родрик. – Их обида направлена исключительно против Йим?
– Да, только на нее.
– Значит, они не причинят вреда никому другому?
– Все, чего они хотят, – это справедливости и спасения других от козней Йим.
Родрик на мгновение задумался.
– В зале есть потайной ход.
– И ты откроешь им его секрет?
– Нет, но я впущу их, чтобы они могли найти того, кого ищут.
– Уркзимди повезло, что ты стал их управителем, и когда заклятие Йим будет снято, мать твоего клана тоже узнает об этом.
– Тогда давай сделаем это поскорее, – сказал Родрик.
– Думаю, Йим станет менее осторожной, когда войска уйдут. Вот тогда-то и стоит нанести удар.
***
Хонус провел день с Кронином и его штабом, обсуждая стратегию и логистику. Ему уже доводилось сражаться вместе с генералом, так что роль была привычной. Только ему довелось столкнуться с Бахлом в бою, и каждый человек внимательно следил за тем, что он говорил. Это были мрачные разговоры, но Хонус видел надежду в плане Кронина и тратил свое время на уточнение его деталей. Уже поздно вечером собрание закончилось, и Хонус отправился на поиски Йим.
Вместо него его нашла Кара.
– Хонус, на пару слов.
– Да, Мать клана. Что ты желаешь?
– О, Хонус, зови меня Карой. И я хочу поговорить с тобой наедине. Пойдем.
Она привела Хонуса в пыльную комнату под карнизом, заставленную сундуками и старинной мебелью. Единственное свободное место было перед мансардой, и они стояли там. Из окна открывался вид на деревню и поля за ней, которые сейчас были заполнены беженцами. Кара недолго смотрела на это зрелище, а затем крепко обняла Хонуса.
– О, Хонус! Позаботься о брате. На этот раз я действительно боюсь за него.
– Я бы сделал это и без твоей просьбы, – ответил Хонус. – Теперь я буду вдвойне бдителен.
– Отличный оборот речи. Весьма элегантно для тебя, Хонус. Я знаю, что ты говоришь это, чтобы поднять мне настроение, и, наверное, так оно и есть. Но есть ли у нас шанс, Хонус? Скажи мне, есть ли вообще хоть какая-то надежда?
– Немного. Мы не идем на верную смерть. Если мы хотим остановить вторжение, то Врата Тора – самое подходящее место для этого.
Кара вздохнула.
– Так говорит брат. Если ты согласна, то я уверена, что он прав. Но это так ужасно, когда тебя оставляют ждать и надеяться. И я знаю, что Йим будет несчастна, когда ты уедешь, но, черт возьми, она несчастна, когда ты здесь! Если любовь делает тебя таким несчастным, я лучше забуду о ней.
– Йим отличается от других женщин, – сказал Хонус. – У Карм на нее свои планы.
– Я знаю, – сказала Кара. – Вот это да! Какие-то планы! Она рассказала мне о том, что стала Избранной, когда мы только познакомились. Я не понимала этого тогда и не понимаю сейчас.
– Некоторые вещи недоступны нашему пониманию.
– Это точно!
Хонус схватил Кару за руку.
– Защищай ее, пока меня не будет. У Йим своя судьба, и я верю, что ее судьба может затмить все наши дела.
Кара вгляделась в лицо Хонуса. У нее всегда был талант видеть под его татуировками, и Хонус не сомневался, что она уловила глубину его любви.
– Клянусь Карм, я буду присматривать за Йим, – сказала Кара, сделав Знак Равновесия. – Она будет мне как сестра.
– Тогда мое сердце успокоится.
Взгляд Кары переместился на поле за деревней. К нему направлялась еще одна потрепанная группа.
– Опять беженцы! Как они переживут зиму? И как мы?
– Думаю, наши беды закончатся раньше, – ответил Хонус. – К добру или к худу.
* * *
Трапеза в банкетном зале была приглушенной, занят был только высокий стол. Йим лишь смутно помнила, как ела. Если разговор и был, то она его не заметила. Не уловила она и того, как Родрик уставился на нее. Ее внимание было приковано исключительно к Хонусу, который сидел по другую сторону от Кары. Все, о чем она могла думать, – это то, что он скоро уйдет. Более того, у нее было зловещее предчувствие их разлуки. Я была одинока почти всю свою жизнь, думала она, и могу привыкнуть к этому снова. Однако, познав вкус любви, она боялась, что это не так.
Никогда еще желание покинуть Карм не было таким сильным. Она жаждала уехать с Хонусом и исполнить свое желание. Идея была восхитительно захватывающей. Мы могли бы уехать далеко отсюда, на Северное Побережье или в Облачные горы. Йим знала, что все, что ей нужно сделать, – это сказать Хонусу, что они должны уехать. Он послушается. Он мой Сарф. Йим гадала, воспримет ли Хонус такой отъезд как волю Карм или сочтет его плодом желания. Этот вопрос привел к другим: Сможет ли она скрыться от богини? Сможет ли она скрыть правду от Хонуса? Как он отнесется к ней, если узнает? Если бы только я могла расшифровать слова на его спине! Ирония судьбы заключалась в том, что ответы были так близки, но так и остались непознанными.
Трапеза закончилась, когда Кара поднялась. Она и остальные ушли, но Йим и Хонус остались.
– Надо бы взять вьючную броню и запасную одежду, – сказал Хонус.
– Конечно, – ответила Йим. – Но кто будет нести твою ношу? Теодус сказал, что ты никогда не должен этого делать.
– Солдат будет нести мою ношу, пока я не вернусь.
– Я ему завидую. – Йим тоскливо улыбнулась. – Сначала я ненавидела эту поклажу. Я ненавидел тебя.
– Я дал тебе повод.
– В тот раз, когда я сбежала, одна женщина чуть не превратила меня в колбасу.
– И это улучшило твое мнение обо мне?
– Немного. Но не до конца. – Йим замолчала.
– До чего?
– До того момента, когда я... О, Хонус, лучше бы ты поехал с Кронином, но я не могу смириться с этой мыслью!
Каждый бросился в объятия другого, где они обнялись крепко и отчаянно. Так они простояли долгое время, не разговаривая, словно только прикосновение могло выразить их чувства. Затем Йим прошептала.
– Я не могу поцеловать тебя, потому что не смогу остановиться.
– Тогда получится неловкий марш, – сказал Хонус.
Несмотря на грусть, Йим улыбнулась при мысли о том, что они будут маршировать с сомкнутыми губами навстречу лорду Бахлу.
26
Может быть, уже наступили сумерки, Хендрик не мог сказать. По его мнению, дни становились все темнее, пока не слились с ночами. В те редкие минуты, когда он был способен думать, он задавался вопросом, не идет ли он по Темному Пути. Но не отсутствие света создавало такое впечатление, а его отдаление от жизни. Он перестал ощущать вкус пищи, тосковать по семье и чувствовать боль. Отрубленные пальцы сделали его правую руку бесполезной, но он заметил это только потому, что ему пришлось хватать меч левой. Это усложняло процесс убийства, но он справлялся.
Ужасы, которые творил Хендрик, больше не волновали его. Он отстранился от тех, кого убивал. Мужчины, женщины и дети волновали его не больше, чем сорняки, которые он срывал на своем поле в прежней жизни. Их голоса не долетали до него, а их страдания проносились над ним, не оставляя следа. Хендрик стал пустым сосудом, который мог наполнить только Бахл, и единственным варевом, которое он наливал, была ненависть.
По мере того как мир становился для Хендрика все темнее, лорд Бахл, казалось, становился все ярче. Хендрик ощущал не совсем свет, ибо сияние было невидимым. Однако он ощущал его, как раньше ощущал солнечное тепло в пасмурный день. У него не было слов для обозначения яркости, но сила или божественность были очень близки. С каждой смертью оно становилось все сильнее.
Впереди вырисовывались горы. Они шли к месту под названием Аверен, хотя это название уже не имело для Хендрика никакого значения. Он понимал только одно: конец близок. Он не знал, чему придет конец – войне, его жизни, миру, а может, и всем трем. Но Хендрик хотел, чтобы конец наступил. И поскорее.
***
В последний день перед отъездом войск в городе царила суматоха. После завтрака Йим не виделась с Хонусом. Отдав его на откуп кампании, она провела день, помогая упаковывать провизию, и присоединилась к Хонусу только во время последнего ужина. Он проходил не в зале, а на улице, вместе со всеми войсками. Он напоминал пир, так как баранов жарили на кострах, а эль не разбавляли, но настроение было мрачным. Для матери клана и высокопоставленных гостей вынесли стол, и они ели вместе с окружавшими их войсками.
Большинство воинов были людьми Уркзимди, но несколько представителей других кланов также предоставили своих бойцов. Йим попыталась сосчитать солдат, но было темно, и она вскоре сдалась. По ее мнению, их число исчислялось сотнями, а не тысячами. Кара поднялась раньше всех, взяла кувшин с элем и стала бродить среди мужчин, чтобы наполнить их чаши. Когда кувшин опустошался, ей приносили другой, и так она кружила среди солдат почти весь пир. Кронин с гордостью наблюдал за жестами сестры, а когда она наконец вернулась к холодной еде, сказал: