В мире за пределами логова время шло своим чередом. С деревьев падали последние листья. Ночи становились все длиннее. Снег падал, пока не скрыл все следы расщелины. Внутри темного убежища Грувфа Йим скользила сквозь изменения в состоянии беспамятства. Ей не было ни тепло, ни холодно. Она и не подозревала, что нашла сосок Грува, чтобы сосать его, как детеныш. Ее разум был спокоен и лишен снов, кровавых или иных.
41
Хонус вжился в жизнь одинокого волка. Всю осень он нападал на дозорных по ночам и наблюдал за поисками днем. Он спал всегда и везде, где только мог, но никогда ни в одном месте подряд. В конце концов ему попался гвардеец, который был не прочь поговорить. Тот описал объект поисков лорда Бахла как женщину восемнадцати зим от роду, с волосами цвета ореха и темными глазами. Обрадованный тем, что его догадки наконец-то подтвердились, Хонус пощадил его жизнь, хотя и был уверен, что его пленник знает больше, чем рассказал.
Милосердие Хонуса стоило ему дорого: Железная гвардия узнала, что Сарф преследует их. С наступлением холодов люди Бахла стали охотиться за ним, как и за Йим. Хонус стал осторожнее, но не потому, что боялся смерти. Скорее, он с болью осознавал, что является единственным защитником Йим. Настойчивые поиски лорда Бахла одновременно беспокоили и ободряли его. Он задавался вопросом, что такого сделала Йим, чтобы спровоцировать столь масштабные усилия, и боялся, что Бахл намерен жестоко отомстить ей. С другой стороны, продолжающиеся поиски свидетельствовали о том, что Йим жива и находится поблизости. Хонус не представлял, откуда Бахл мог это знать, но подозревал, что здесь замешано колдовство.
Живя в обезлюдевшей и разграбленной сельской местности, Хонус зависел от своих врагов в плане пропитания и зимней одежды. Он носил сапоги гвардейца и тяжелый зимний плащ. Он захватывал гвардейские пайки и лошадей и съедал их. Тепло было непозволительной роскошью, и он рисковал развести костер только в самые лютые ночи. Холод, казалось, проникал в него, пока он не стал хладнокровным и бессердечным. Хонус отвык от милосердия. Всякий раз, когда он имел дело с гвардейцем, гнев, вытатуированный на его лице, отражал его чувства. Свой гнев он выражал быстрой смертью. Хонус не был жестоким, но он был безжалостным и эффективным. Часто в снежные дни и холодные ночи он представлял, как истребляет всех людей лорда Бахла, чтобы Бахл был вынужден выйти на бой один на один.
Если ярость подстегивала Хонуса, то любовь – тоже. Он мучился, не зная, где Йим и как она себя чувствует. Хонус воспринимал свои страдания как доказательство преданности и переносил трудности как акт любви. Это был единственный возможный любовный поступок.
Единственное счастье Хонус испытывал от воспоминаний об умерших. После того как Йим стала его Носительницей, он нечасто погружался в трансы, потому что она, как и Теодус, не одобряла его привычку искать радости на Темном пути. К тому же, когда Йим была рядом с ним, Хонус редко испытывал в этом потребность. Когда же ее не стало, желание вернулось с новой силой. Трансинг был очень рискованным занятием там, где творилось столько злодеяний. Хонус часто сталкивался с ними на Бессолнечном пути и был вынужден заново переживать их ужасы. После этого поиск блаженных воспоминаний становился еще более насущным. Больше всего Хонус ценил моменты любви и страсти. Встретившись с одним из них, Хонус на короткое время ощущал тепло и поддержку. Но вскоре это чувство угасало, сменяясь пустотой и тоской. Тогда Хонус снова впадал в транс.
По мере того как сезон затягивался, лорд Бахл перестал обыскивать окрестности крепости и высылал пешие и конные патрули, которые часто пропадали на несколько дней. Это заставило Хонуса изменить тактику. Поскольку он не мог уследить за всеми патрулями, из воина он превратился в шпиона. Он перестал преследовать войска Бахла. Вместо этого он наблюдал за их приходом и уходом, ища любой знак, который мог бы указать на то, что Йим найдена.
Когда дни удлинились с наступлением весны, Хонус поймал лошадь и поставил ее на постой в отдаленной развалине. Хотя держать лошадь было рискованно и требовало времени и сил, Хонус счел это благоразумным. Если Йим все еще находилась в Аверене, то с наступлением теплой погоды она скорее всего отправится в путь. Если ее схватят, то для спасения может понадобиться лошадь.
***
Сознание приходило к Йим короткими эпизодами, растянутыми на много дней. Время от времени она выходила из беспробудного сна и погружалась в него. Тогда у нее появлялось смутное ощущение, что она обладает телом, которое живет во времени и пространстве. И вот однажды она перешла от сна к бодрствованию. Йим поняла, что находится в холодной берлоге, лежит обнаженная рядом с медведем. Когда она подняла голову, медведь тоже зашевелился. Йим зевнула.
– Доброе утро, Грувф.
Медведь рыкнул, поднялся и вышел из берлоги. Когда Йим села, она почувствовала, что ее тело потеряло равновесие и стало неправильным. Она положила руки на живот и с удивлением ощутила большую округлую выпуклость, а на месте пупка – выпирающий бугорок. Затем Йим обхватила в темноте свои груди и обнаружила, что они увеличились и стали нежными. Помогая Мудрой женщине при родах, Йим знала все об изменениях, происходящих во время беременности. Но ее преображение казалось мгновенным, и это ее насторожило. Кроме того, живот беременной женщины должен быть теплым, но ее живот был неестественно холодным.
Йим встала. Не привыкнув к новому центру равновесия своего тела, она, пошатываясь, направилась к входу в логово. Выйдя на утренний солнечный свет, она долго смотрела на себя, несмотря на холодный воздух. Ее груди казались еще больше, чем на самом деле. Они также обвисли и были увенчаны темными и втянутыми сосками. Однако ее внимание привлек выпуклый живот. Казалось, он доминирует над ее телом, как гора над пейзажем. Йим смотрела на него, пытаясь привыкнуть к его виду, но он выглядел слишком чужим.
Когда холод заставил Йим одеться, она нашла одежду, которую хранила в расщелине, и обнаружила в ней гнездо мышей. Она вытряхнула тварей из одежды. Пока Йим осматривала причиненный ими ущерб, Грувф с аппетитом сожрал одну из них. В передней части ее сюртука зияла дыра, а часть блузки была прогрызена и изодрана в клочья. Испорченная одежда посрамила бы нищего и лишь едва отвечала требованиям скромности. К счастью, в плаще было всего две дыры размером с кулак. Йим быстро оделась, а потом стояла, дрожа от холода.
Йим приняла ее дрожь за признак того, что ее потусторонний холод перешел на растущего ребенка. Она все еще ощущала его остатки, но, похоже, ее дискомфорт был связан в основном с погодой. На горе весна была скорее обещанием, чем реальностью. Большую часть склона все еще покрывал снег, по которому Йим придется идти босиком, чтобы добраться до низин.
Грувф повернулся и посмотрел на Йим, а затем издал протяжный рык и направился вниз по склону. Пройдя небольшое расстояние, медведь остановился и снова посмотрел на Йим, давая ей понять, что она должна следовать за ним. Йим так и сделала, и медведь повел ее вниз по склону. Долгий и изнурительный спуск был особенно трудным, потому что Йим не была уверена в своем равновесии. Она боялась, что из-за своей неуклюжести в любой момент сорвется вниз по крутому склону, и от этого все больше отставала. По какой-то причине медведь не сбавлял темп, и через некоторое время Йим шла только по следам на снегу. Йим чувствовала себя покинутой, ей было неловко, холодно и хотелось есть. Она была так несчастна, что разрыдалась. Йим вспомнила всех угрюмых будущих матерей, которых опекала Мудрая женщина, и поняла, что сама стала такой же.
Медведица спускалась с горы совсем не тем путем, которым она пришла к берлоге. Он был менее прямым и резко отклонялся к востоку. Когда Йим достигла нижнего склона и перестала различать следы Грувфа, она была уже далеко от крепости Бахла. С возвышенностей Йим не заметила ни одного жилища, а ближе к горам не было видно и следов человечества.
Продолжая спускаться по все более крутому склону, Йим вошла в лес, где деревья уже облетели, а воздух стал мягче. Она присела на поваленное бревно, чтобы отдохнуть, но была слишком измучена и голодна, чтобы оценить перемены. Никогда в жизни Йим не чувствовала себя такой голодной, и голод этот был острым и отчаянным. Теперь я должна накормить не только себя, подумала она. В этот момент она почувствовала движение в своей утробе – напоминание о другой жизни внутри нее. Благодаря этому ребенок казался не таким абстрактным, а его потребности – более насущными. Йим устало поднялась, чтобы завершить свой спуск в низину, где она могла бы добывать пищу.
Пока Йим путешествовала по лесу в поисках грибов и весенней зелени, она не заметила Грувфа. Уверенная в том, что медведь тоже голоден, Йим задалась вопросом, не удачнее ли он добывает пищу. Ее старания мало что дали, ведь сезон еще только начинался. Затем Йим услышала хриплое рычание и увидела вдалеке Грувфа. Медведь поднял с земли хромого зайца, потряс его, положил на землю и снова зарычал. Когда Йим направился в сторону Грувфа, зверь повернулся и затрусил в лес. Когда Йим подошла к тому месту, где стоял медведь, она не увидела никаких следов, кроме свежеубитого зайца. Это было похоже на прощальный подарок.
Заяц был еще теплым, когда Йим подняла его, чтобы погрызть мягкую шкуру на шее. Она выплюнула несколько полных ртов меха, прежде чем ее зубы проникли под шкуру. Затем Йим просунула пальцы в отверстие, чтобы разорвать его пошире. На них потекла теплая кровь, и Йим поддалась внезапному порыву слизать ее. Попробовав кровь на вкус, она тут же захотела еще. Это желание было сильнее голода и жажды. Не раздумывая ни секунды, Йим подняла мертвое существо и с жадностью выпила из его горла. Кровь потекла, теплая и странно пьянящая. Она стекала по подбородку Йим и попадала на ее одежду, но она не обращала на это внимания. Когда поток уменьшился, она сжала маленький труп, чтобы выжать из него последние капли. Когда больше ничего не осталось, она выронила истоще