нного зайца и затряслась, как пьяница, опустошивший последнюю бутылку. Она жаждала большего, но его не было.
Йим дрожала некоторое время, пока желание не прошло. Затем ее охватил стыд и ужас от содеянного. Она смотрела на свежие пятна на своих лохмотьях, недоумевая от своего непристойного желания и его силы. В ней вновь проснулся страх, что она не может доверять себе. Темный дух оставался внутри нее, готовый склонить ее к своим нуждам. Его сила была видна на ее лице, руках и одежде. Йим решила остерегаться его присутствия.
Несмотря на сожаление о содеянном, Йим все еще была голодна и нуждалась в пропитании. Она съела зайца с большей осторожностью, чем когда пила его кровь, но с той же тщательностью. Тот, чья нужда была бы не столь велика, был бы потрясен этим зрелищем. Когда Йим закончила трапезу, от него почти ничего не осталось. Не осталось ни клочка плоти. Кости были расколоты ради костного мозга, а череп разбит ради мозгов. Печень и сердце исчезли, остались только требуха, раздробленные кости и разорванная шкура. Йим закончила трапезу, чувствуя удовлетворение, и отправилась на поиски ручья, где можно было бы попить. Найдя его, она умылась в знак уважения к цивилизации, хотя ее руки уже были вылизаны дочиста.
Когда Йим искала воду, она также искала Грувфа и Квахку, хотя ожидала не найти ни того, ни другого. Она чувствовала, что Старейшие больше не могут ей помочь. Йим не могла сказать, как она пришла к такому выводу, но инстинкт подсказывал ей, что это правда. Она была сама по себе, и ей казалось, что так и должно быть.
Ночь Йим провела, зарывшись под кучей листьев. Поднявшись с солнцем, она не потрудилась смахнуть их со своих лохмотьев и спутанных волос. Йим напилась из ручья, а затем начала идти. Существование сводилось к двум обязательным условиям – передвигаться незаметно и есть. Она надеялась, что они совместимы. Новый этап в моей жизни, подумала она. Я одичала. Сначала она была одинокой девушкой, готовящейся к выполнению великого задания. Затем она стала рабыней. Затем – святой. А скоро я стану матерью. Во всем этом – в том, что связывало их, как бусины на ожерелье, – была воля Карм. Неприязнь Йим к богине притупилась, превратившись в покорность. Карм достигла своей цели и исчезла, как Грувф и Квахку. Как Карм может говорить со мной, если Пожиратель всегда подслушивает?
Чувствуя себя покинутой, Йим пыталась сказать себе, что ей все равно. Но все равно было больно. Карм была единственной матерью, которую Йим когда-либо знала. Богиня часто бывала непостижимой и всегда непредсказуемой, но это лишь подстегивало Йим стремиться стать идеальной дочерью, послушной и прилежной. Старые привычки заставили Йим задуматься, не заслужить ли ей любовь и благодарность богини, обратив ребенка лорда Бахла от зла. Тогда богиня сможет вернуться в мою жизнь! Несмотря на все случившееся, эта идея была привлекательной.
Но голод вскоре вытеснил эти мысли из головы Йим. Наткнувшись на глубокий ручей, она попыталась поймать рыбу руками, как это неоднократно делал Хонус. К сожалению, Йим не хватало его терпения и мастерства. Затем она набрала впрок лесных грибов, которые не принесли ей удовлетворения. Она ела их, пока шла на север. Когда солнце поднялось выше в небо, Йим продолжала идти и добывать пищу. Ходьба обостряла голод быстрее, чем добыча пищи. К полудню она почувствовала голод, и с каждым днем боли в животе усиливались.
В конце концов лес поредел, и на его месте появились поля, которые были либо сожжены, либо заброшены, а урожай не собран. Она порылась на одном из таких полей и обнаружила остатки прошлогодних посадок, испорченные и несъедобные. Позже Йим зашла в заброшенный фермерский дом в поисках чего-нибудь полезного, но он был основательно разграблен, и она вышла оттуда с пустыми руками, как и вошла.
Ближе к вечеру Йим заметила мужчину, обрабатывающего небольшой участок земли возле хижины. Это был первый человек, которого она увидела. Йим подумывала подойти к нему, но опасалась, что за ее голову могли назначить награду. Подумав, как легко отчаявшиеся люди предают незнакомцев, она решила перетерпеть голод и пройти мимо хижины незамеченной. До захода солнца среди множества разрушенных хижин она встретила еще три обитаемых. Йим обходила их стороной, с подозрением относясь к людям, которые выжили тогда, когда все их соседи не выжили.
С наступлением ночи Йим нашла большую грядку мускусной капусты. Толстые ребристые листья были только что распустившимися и имели соблазнительный глянцево-зеленый оттенок. Свое название растение получило за запах, напоминающий запах скунса. Зажав нос, Йим наелась до отвала, а потом почти всю ночь мучилась от спазмов и отрыжки. Ночь была холодной, и холод, исходивший из ее утробы, еще больше усугублял ситуацию. Когда Йим поднялась на рассвете, у нее были синяки под глазами и тошнота.
Тем не менее, она отправилась на север.
На второй день пути Йим продвигалась плохо. Несколько раз ей приходилось делать широкие обходы вокруг населенных пунктов. Тошнота в конце концов прошла, но голод, пришедший ей на смену, был едва ли лучше. Он мучил ее, высасывая энергию. Во всех своих путешествиях она никогда не чувствовала такой усталости, даже в Лувейне. Йим остановилась пораньше, чтобы проковырять прогнившее бревно крепкой палкой в попытке найти древесных грибов. Вместо этого она заснула с палкой в руках и проснулась от дрожи посреди ночи.
Йим начала третий день пути с растущим чувством отчаяния. Она поняла, что долгая спячка и растущий ребенок истощили запасы ее организма. Кроме того, беременность предъявляла к ней повышенные требования, и главным из них была потребность в питании. Ранняя весна – всегда время нужды, подумала она, и мне понадобится не только зелень и грибы, чтобы выжить. Искать милостыню казалось ей единственным выходом.
Поэтому, продолжая двигаться на север, Йим внимательно следила за тем, нет ли чего-нибудь съедобного, и одновременно искала убежище. Опасаясь предательства, она с осторожностью наблюдала за любым встречным жильем. В разоренном войной регионе их было мало, и инстинкты предостерегали ее от каждого места, которое попадалось на пути. Каждый раз это было лишь смутное ощущение – походка человека или то, как он держит мотыгу, словно оружие, – но Йим прислушивалась к малейшему предчувствию. Так много было поставлено на карту. И все же голод боролся с осторожностью, и с каждым разом уходить было все труднее.
Солнце уже опустилось на небо, когда Йим заметила скромную хижину. Приютившаяся в складках невысокого холма, она казалась не совсем обычной. Как и прежде, Йим спряталась и наблюдала за жилищем издалека. Долгое время единственным признаком жилья был дым, поднимавшийся из трубы хижины. Затем оттуда выскочили две босоногие девчушки. Обеим на вид было не больше шести зим. Они подошли к большому кургану земли, который был покрыт перекрещивающимися досками, образующими что-то вроде грубой крыши. Девочки подняли несколько досок и принялись руками копаться в непокрытом кургане. Земля, очевидно, была рыхлой, так как девушки легко зачерпнули ее.
Йим и раньше видела такие курганы: крестьяне хранили в них коренья. Когда девушки собрали небольшую кучку и стали укладывать доски на место, из хижины вышла женщина с посудой. Йим наблюдала, как женщина рассматривает собранные девочками коренья. Ей нравилось, как женщина притворялась изумленной, словно дети обнаружили сказочные сокровища. Смех девочек разносился по полю – душевный и привлекательный звук. Йим приняла решение. Она поднялась, чтобы отдать свою судьбу в руки незнакомки.
42
До места, где стояли женщина и дети, было всего сорок шагов, но Йим это расстояние показалось гораздо большим. Она медленно и молча пересекла пустое поле, чувствуя легкое головокружение. Увидев ее, незнакомцы уставились на нее. Йим чувствовала их взгляды, но была слишком измучена, чтобы читать их. К тому же она поддалась пассивности и чувствовала себя неспособной уклониться от того, что бы ни решила сделать женщина.
– Куври! Рени! В дом! – сказала женщина.
– Мама, – сказал детский голосок, – что с ней?
– Она попала в беду. А теперь идите!
Когда дочери вбежали в хижину, женщина повернулась, чтобы посмотреть, как приближается Йим. Когда Йим был уже в нескольких шагах, женщина заговорила.
– Зачем ты здесь? Что ты ищешь?
– Доброты.
– В наши дни это редкость. Зачем уходить из дома, чтобы искать ее?
– У меня нет дома.
Женщина посмотрела на пухлый живот Йим.
– Ну, у тебя был мужчина. Где он?
– Погиб во время междоусобицы.
– Вражда закончилась еще осенью.
– Скажи это тем, кто убил моего мужа и сжег наш дом.
– И как долго ты скиталась?
– Я потеряла счет дням. Кажется, целую вечность. Ты... ты хочешь, чтобы я ушла?
Женщина некоторое время молча смотрела на Йим, прежде чем ответить.
– Нет. Это не понравится моему мужу, но пройдемте в дом. Клянусь кругом, ты просто красавица.
Йим почувствовала холодок при упоминании жетона Пожирателя, но было уже слишком поздно что-либо предпринимать, кроме как скрывать свою тревогу и надеяться, что вера женщины была столь же мягкой, как и вера домочадцев Деврена. Действительно, женщина казалась доброжелательной. Когда Йим начала шататься на ногах, женщина поддержала ее, и от этой простой заботы слезы благодарности потекли по грязным щекам Йим. Женщина заметила это и мягко произнесла.
– Я Тарен, дорогая. Как тебя зовут?
– Мириен.
– Ты говоришь не так, как здешние жители.
– Я с севера, но мой муж был из Аверена.
– Он был фалкенцем?
Йим предположила, что Тарен имеет в виду клан. Учитывая недавнюю вражду, вопрос показался ей весьма уместным.
– Я не знаю, – ответила Йим. – Мы никогда не говорили об этом.
Во взгляде Тарен отразилось недоверие, но она не стала оспаривать ответ Йим.
– А когда ты в последний раз ела?