Чем больше Йим размышляла, тем сильнее становились ее опасения. Видение, предписывающее ей идти по следам покойного Носителя Хонуса, можно было истолковать по-разному. Возможно, я должна повторить его путь, а не возобновить его поиски. Как и большинство других видений, это руководство было неоднозначным. Другие имели еще меньше смысла. Дважды Карм являлась Йим вся в крови. Эти видения были столь же зловещими, сколь и загадочными. Если бы он узнал, что я видела, то подумал бы, что я святая или сумасшедшая?
Хотя Хонус казался непоколебимым, из-за неуверенности Йим часто чувствовала себя шарлатанкой. Он знает, что я Избранная, но я никогда не говорила ему, что это значит. Вместо этого я играю роль его Носителя, потому что он мне нужен. Пока Карм не открыла, кто станет отцом ребенка Йим, защита Хонуса казалась необходимой. А что он получает взамен? Ничего, даже правды.
Хонус вернулся с грузом дров. Даже в тусклом свете он бесшумно пробирался сквозь заросли. Вскоре он разжег костер. Из-за небольшого круга света окружающий лес казался еще темнее. Хонус достал свой набор для лечения и поставил кипятиться котелок с водой.
– Когда вода будет готова, – сказал он, – я обработаю твою рану.
Йим потрогала порез на подбородке.
– Сильно?
Хонус посмотрел на него в свете костра.
– Нет, но у тебя останется шрам.
Йим криво улыбнулась.
– Я догоняю твою коллекцию.
– Я не отстаю от тебя, – ответил Хонус.
Только теперь Йим заметила, что рукав рубашки Хонуса порван и пропитан кровью. Она закричала.
– Хонус! Почему ты не сказал мне, что ранен?
– Я не хотел тебя беспокоить. К тому же, рана не глубокая.
Он закатал правый рукав, открыв кровавую рану на предплечье.
Когда вода закипела, Хонус налил немного в деревянную миску и добавил порошок из пузырька в своем лечебном наборе. Смыв кровь с лица Йим, он смочил тряпку раствором из миски.
– Будет больно, – сказал он.
– Я помню, – ответила Йим. Она поморщилась, когда раствор вспенился внутри пореза. Видя беспокойство в глазах Хонуса, она постаралась скрыть свою боль. Она глубоко вздохнула и сказала:
– Я рада, что все закончилось.
Хонус промыл рану на руке тем же раствором, а затем спросил:
– Ты не зашьешь мне рану? Я бы не хотел делать это левой рукой.
– Я попробую, – сказала Йим, – но я никогда раньше не делала ничего подобного.
– Это несложно, и я уверен, что твои изящные пальчики справятся с работой лучше, чем толстые пальцы Теодуса.
– Прежде чем порицать его шитье, сравни его с моим, – сказала Йим. – Когда я была девочкой, я больше умела работать с козами, чем рукодельничать.
– Тогда представь, что я коза.
Хонус достал из своего набора изогнутую иглу и нитку из кишок и окунул их в очищающий раствор. От предложения Йим приготовить варево от боли он отказался, заявив, что хочет оставаться бодрым. Когда Йим нервно зашивала его рану, он был абсолютно спокоен. Он спокойно руководил зашиванием, лишь слегка напрягаясь каждый раз, когда игла прокалывала его плоть. Единственным свидетельством его боли был глубокий вздох, который он сделал, когда Йим закончила. Хонус посмотрел на свои швы и улыбнулся.
– Ты недооцениваешь свое мастерство.
– Я рада, что тебе так легко угодить, – ответила Йим. – Женщина, которая меня вырастила, заставила бы меня разодрать шов и зашить его заново.
Хонус поморщился.
– Давай лучше поговорим о еде, – быстро сказал он. – Возможно, сегодня подходящий вечер для того, чтобы отведать сыра, который мы откладывали.
– Чтобы отпраздновать наши новые шрамы?
– В честь того, что мы оба живы.
5
Далеко на севере от Йим и Хонуса Хендрик стоял в длинной очереди за своей порцией каши. Армия остановила свое продвижение только с наступлением ночи, а он был голоден, изможден ходьбой и расстроен. Крестьянский солдат находился в походе уже пять дней, и каждый шаг отдалял его от беременной жены и маленькой семьи. Хендрик вступил в армию, чтобы предотвратить их гибель, но не смог ни посадить урожай, ни собрать его, и боялся, что те, кого он любил, будут голодать в его отсутствие.
Недавно полученный Хендриком меч висел у него на боку. Он ненавидел его. Он тяжело болтался на бедре, и каждый раз, когда он стучал о ноги, напоминал ему о вынужденном рабстве. Он ненавидел всех, кто лишил его дома и семьи, начиная с графа Яуна, который заключил договор с лордом Бахлом и опустошил свое королевство, чтобы выполнить его. Хендрик презирал жрецов в черных рясах, которые подстрекали людей сражаться против народа, которого они никогда не видели. Соседи Хендрика приводили в исполнение указ графа, угрожая каждому, кто отказывался идти. Хендрик больше не мог выносить их вида, поэтому ел с незнакомцами.
Хендрик мог свободно перемещаться в людской массе, потому что это была скорее толпа, чем армия. В ней не было ни отрядов, ни офицеров. Единственными настоящими солдатами были войска лорда Бахла, Железная гвардия. Это были закованные в броню люди, которые поддерживали порядок с помощью беспощадной жестокости. Крестьяне быстро усвоили, что неподчинение их командам или отставание может привести к смертельным последствиям, а безопасность заключается исключительно в послушании.
Когда Хендрик покорно, хотя и угрюмо ждал своей скудной трапезы, кто-то постучал его по плечу и произнес.
– Привет. Ты один из тех парней из Фалстена?
Хендрик повернулся и увидел оборванного человека, похожего на крестьянина, несмотря на его хорошо поношенные кожаные доспехи и побитый металлический шлем. Он как-то странно улыбался, и в его глазах читалась тревога.
– Да, – резко ответил Хендрик, надеясь, что разговор будет коротким.
– У тебя такой несчастный взгляд. И я сказал себе: «Слэшер» – так я теперь себя называю – Слэшер. Слэшер, – говорю, – тебе нужно показать этому парню, что к чему, он ведь новичок и все такое. – Слэшер поклонился. – Так что к вашим услугам.
– Мне не нужны ваши услуги.
– Я знаю, что ты так думаешь. Я родом из Лурвича и был таким же, как ты. Они забрали тебя у своих людей, да?
– Да.
– Ну, они убили всех моих, но сказали, что пощадят тех, кто пойдет в солдаты. И я присоединился. Мне это не понравилось. Тогда я еще не был Слэшером. Я был как ты.
– Я хочу остаться таким же, как был.
– Ты имеешь в виду жалким и низким? Может, и так, но у тебя не будет выбора, когда ты встретишь нашего лорда.
– Вы имеете в виду лорда Бахла?
Слэшер широко ухмыльнулся.
– Да, и он лорд. Он порадует вас своим присутствием. И тебе будет приятно убивать.
– Никогда.
– О-хо! Конечно, ты так говоришь. Я сам так говорил перед своей первой битвой. И какая это была битва! – Блеск в глазах Слэшера стал более явным, а его лицо начало подергиваться. – О, что мы там натворили! Да, это была та еще работенка! Подождите. Просто ждите. Бахл взбудоражит твою кровь, и это будет чудесно приятным. Тогда тебе будет все равно, что делать. Это так... так... ну, ты сам скоро увидишь.
– Может быть.
– О, в этом нет ничего такого. Но видишь ли... Как тебя зовут?
– Хендрик.
– Но видишь ли, Хендрик, через некоторое время это чувство – это хорошее чувство, заметь, – это чувство остается с тобой, и ты начинаешь кое-что понимать. А некоторые вещи хорошо бы забыть. Не стоит тосковать, говорю я. Но вы можете забыть позаботиться о себе. Так что будь как я и возьми шлем и доспехи у какого-нибудь мертвеца, которому они не нужны. Сделай это, пока у тебя еще есть разум.
– Благодарю за совет, – ответил Хендрик, надеясь, что тот замолчит.
– И остерегайся тех, у кого есть взгляд.
– Взгляд?
– Его трудно не заметить. Блеск в глазах, словно бой еще не окончен. Держись подальше от тех, у кого он есть. Они быстро убьют тебя просто так.
– Что ж, еще раз спасибо за это. – Хендрик повернулся в другую сторону, но Слэшер снова потрепал его по плечу.
– Фальстенский парень, да? Ваш граф – та еще штучка. Как его зовут?
– Граф Яун.
– Ну, ему точно нравятся девчонки. Прошлой ночью у него была такая красотка.
– Я не знаю.
– Ну, я был рядом с его палаткой. Он всегда заставляет их так кричать? Не от удовольствия. Это точно!
– Я слышал рассказы в лагере, – ответил Хендрик, его лицо помрачнело. – Граф больше свинья, чем человек, и к тому же жестокий.
Слэшер усмехнулся в своей тревожной манере.
– Вскоре все умрут.
Хендрик смотрел на своего незваного спутника и завидовал его беззаботному безумию. Он гадал, прав ли Слэшер насчет лорда Бахла, и надеялся, что прав. Его жизнь превратилась в нечто такое, что он с радостью забыл бы.
***
Тусклый свет напоминал сумерки туманного вечера. В его бледном свете Хонуса было трудно разглядеть. Он стоял один и неподвижно на бесплодном каменистом склоне холма, с которого открывался вид на пересохшее русло ручья. Он был обнажен, и Йим поняла, что видит не человека, а его дух. Хотя в воздухе висел холодный туман, каменистый ландшафт был сухим, как древние кости. Йим вскрикнула.
– Хонус!
Он не ответил, но повернулся, чтобы посмотреть на нее. Несмотря на то, что он был далеко, Йим чувствовала его тоску, как свою. Затем туман сгустился, и облик Хонуса становился все слабее, пока не исчез совсем.
Проснувшись, Йим обнаружила, что Хонус спит рядом с ней. Она коснулась его руки. Она была теплой. Успокоившись, она попыталась снова заснуть. Твердая земля и смутное чувство ужаса мешали ей. Когда ночное небо окрасилось в предрассветную синеву, Йим все еще лежала с открытыми глазами под плащом, который она делила с Хонусом. Она прижалась к нему, и ритм его дыхания успокаивал.
Мир постепенно оживал. Птицы начали перекликаться, и когда первые лучи солнца окрасили верхушки деревьев в золотистый цвет, Хонус зашевелился.
– Прости, я проспал, – сказал он. Он встал, чтобы разжечь костер.