На тоненьких лапках
Ты пузатенький жук
И ляжки твои вызывают похоть
Засовываю по локоть
Ослабела экономика
Эй, авангардист
Больше нет мест
Dash it
Take it wrap it
Build your future
Wall your past
Money’s stinky
Take the stock
Big bad boss
Wearing a napkin
With a decadent look
Get ready for a rocket
Can not stomach it
Listen East
Is it the West
113
У крокодила
Взгляд как шило,
Very thick skin.
Ты потрогай, feel it,
Не беда, что режет-пилит —
Peel it, peel it!
Натуральный дерматин.
114
Отщепенка-конформист
Disappeared in the mist,
Но продажно возникает,
Предлагает: can you buy it?
Колоссальное корыто
Развернула будто винт,
Shit и крыто
Shocking hint!
Mes enfants, don’t be excited,
И вообще, смеяться хватит,
Анекдот не нов —
It’s a wooden trough.
115. Романс
Что дуешься в углу?
Perpetrating gloom
You are so sad
Уж лучше в сад
Сыграем в салки
Don’t be sulky
Игрушку дай
I better die
Ты очень наглый
And very ugly
Заманчивей приманки
Wiggly like a monkey
Sweat you are like honey
Сведущ наш механик
So ticklish your moustache
Люблю пикантный носик ваш
A blissfull evening
Ах, противный
You are sо lovely
Мы вместе плавали
116
От водки полуподвешенные,
Женщины прыгали бешено
Из платий своих, будоража
Воображение мужчин до ража.
Те же толклись по углам,
Изобретая вигвам,
Куда бабонек не пущали,
Оставляя им, правда, щели —
Но они и туда могли.
Мужик становился пуглив,
Превращался в пиявку,
Багровел, толстел и тявкал,
Отвердевшие конечности
Прятал за беспечностью —
Наконец, прижатый фасадом,
А фасад бывал задом,
Если были неспарены —
Бежал как ошпаренный,
Бежал, натыкаясь на груди,
Забыв, что груди тоже люди,
Забыв про животы,
С которыми на ты —
Нежные, одноглазые,
В штаны давно не влазят,
Заполняют небосклон —
О трех китах разлегся слон
И дряблостью накрыл планету,
Мягкость есть, а тепла нету.
Спасение в угловатости,
А не в замысловатости.
117. Олегия
Лежа на спине,
Я обменивался взглядом
С непонятным.
Без опоры —
Лишь затылок на траве.
Я был волчок,
И был крученый горизонт,
И солнца
Облаковращение,
А позади —
Пугающий зрачок
Расплющенных небес
Задолго до меня
Утратил интерес
К моей загадочной персоне.
Я обращался к дереву и детям —
Их непонятность утешала
Близостью и меньшими масштабами,
Серьезность в них смягчалась
Запасом простодушья
И камерным движением —
Как в знаках препинания
Пророческих сентенций,
В них был покой.
Я разгонялся к дальним горизонтам,
Туда, где крался самолет
И ветер гладил сам себя,
Туда, где ледяным огнем
В измятой облачной постели
Закат пылал высокой страстью.
Тяжелое пространство
Неторопливо, гипнотически
Стирало всякие детали.
Планета думала о солнце,
И мысли робкие, большие
Глотала жадная луна.
118. Градострастие
Мановением мысли
Вибрирующим эхом воображения
По траекториям улиц
Покривленных площадями
Поверх приспущенных забрал
Развернутых в веках фасадов
Собирающихся под клич
Площадного многоэтажья
В устарелость истории
В побоище стилей
Где наша взяла
А «не наша» ветшает
Превращая пыль в патину
Концепцию в паутину
Раздувая задворочность
До портальности
Неравноправно канули
В гущу прохлады ночи
Где жар поцелуя туч
Сжимает крыши до скрипа
Дома скучиваются
Дома улетучиваются
Еле слышно чмокаясь
Облачной ночи часть
119
Ветер дул по лицу,
День дал согласие
Ожидание скрасить
И смягчить к концу.
Был намек на расплату,
Ирония спины,
Напоминание растраты
Несоблюденной длины.
Были часы безделия,
Неподвижности — когда
Минуты хотели
Судить отдать.
Спасало презрение
Часов к минутам,
К щекочущим время
Трутням.
Время росло кирпично,
Образуя мощеный вид.
Это было привычно,
Как легкий стыд.
И так месяцами,
Потом целый год —
Расти не устанет
Выдумки плод.
Придет понимание:
Время-песок
Из ожидания
Вытравит сок.
120. Словансы
Славянские слова о славе для ослов
Рассадники досады и обмана
Своего рода лейтенантский часослов
Какой-то кодекс Мерзостана
Бесценное творение ученых
Увековечивших зады
Где распускаются законы
О сохранении беды
С рабами заключив союз
Вращают землю галилеи
Намажут ужасы елеем
Да крутят свой девичий ус
И рвут и штопают заплаты
Пришив как штраф на зад
Так и без яда всех сократов
Сумеют парализовать
Непонимание природы
Влечет неаккуратность слов
А ведь «в начале были роды»
Каждый был когда-то нов
Был нов как слово было
Пока никто не произнес
Поэт сверкающее рыло
На волосатом теле нес
Как ту пророческую книгу
Что дирижирует судьбой
Рождает темную интригу
Развязку тянет за собой
Там набеленные страницы
Язык забытый нулевой
Который мне в дремоте снится
Когда я выгляжу совой
121
ФАЛЬК вошел с отсутствующим видом большой как тихий закат
головой качая как Будда
только без колокольчиков
таинственный как Джаяварман Седьмой или Четвертый
кто это может проверить?
Иногда шевелил губами
мудрые и горькие свои побасенки
Записанные на память они как прожеванная еда
теряли соль жизни что кристаллизует невысказанное в явное
Отчасти это есть и в его пожухшей масляной живописи
из которой удушающая обстановка сталинской стагнации
высосала прелесть момента
по крайней мере для меня
восхищавшегося им как Рембрандтом
которого я тогда еще не видел
В ту пору кто-то внутри меня приказал
Люби его
я так и сделал
Так иногда любят отца издали и беззаветно
любить же отца было забытой привычкой
прерываемой его нетерпеливыми вспышками
Странно ведь мой отец мне был ближе
не по характеру а по духу искусства где была кровь?
но музыка была для меня чем-то давно привычным
как расположение комнат в квартире заполняемых ею
А у Фалька в московской исторической глуши
интеллектуальная радость
отзывалась режущей новизной чувств
В этих мазках была откровенность вспоротого живота души
внутренность вещей приветствовала меня
как новичка лирической конспирации
членство было сейчас и пожизненно
И все это началось в тот день когда
ФАЛЬК роберт рафаилович
вошел в комнату покачивая желтой головой
и не глядя на меня подумал
«опять учить этих олухов»
122
Томас Венцлова вильнюсский цветок
своим видом увлекал москвичек
никогда не читавших Гофмана
лепил их по своему подобию
изловчившись
они отъедали от него по кусочку
отчего он становился легче и легче
и порхал
влюбленный в себя так
что забывал про гадости
но
не найдя анонимности дома
пустился по континентам
достиг ее занимаясь не тем
эльф пустырей
шут полигонов
неутомимый словопляс
ему бы награду динамитчика
ему бы взорвать колыбель
предков растрясти
однако
мой прадед тоже из Вильнюса
но это по материнской линии
что слаба и не дает покоя
сто лет назад наши предки
раскланивались за Остра Брамой